Аю-Даг. Роман. Второе издание - Наталья Струтинская

Мне разрешили побегать по улице, но мальчики предложили игру интереснее. Нужно было спуститься в оживленную часть поселка, к рынку, выбрать прохожего и проследить за ним, чтобы он нас не заметил. Нам казалась такая игра увлекательной и героической, исполненной лучшими традициями кинематографа.

Я мельком подумала о маме. Но ведь она ничего не узнает! И мы побежали вниз. Мальчики бежали впереди, Коля постоянно оборачивался и подгонял меня. Спустившись на две улицы, мы оказались в оживленной части городка. Рынок находился чуть ниже, но к нему идти нам не потребовалось. Был полдень, и людей возле парка было предостаточно. Мы спрятались за фигурным кустом и стали высматривать подходящего человека. Тут Митя толкнул меня локтем и головой показал на молодую женщину в легком платье и синей пляжной шляпе с широкими полями, закрывающими большую часть ее лица. Она спокойно шла по направлению к парку. Платье, где просвечивал купальный костюм, было мокрым. Она шла с моря.

Объект выбран. Мы осторожно вышли из-за куста и перебежали на противоположную сторону автомобильной дороги, прилегающей к парку. Женщина спокойным шагом шла по усыпанной мелким щебнем дорожке. Она пересекла главную парковую дорогу и направилась по узкой тропинке в более тихую и тенистую часть парка. Было слышно, как щебенка хрустит у нее под ногами. Мы переглянулись. Коля с Митей уже не в первый раз играли в подобную игру.

Мы пошли следом. Вдруг женщина остановилась, сняла с плеча пляжную сумку и открыла ее.

Мы юркнули за ближайшее дерево.

Она достала небольшую книжку и пошла дальше. Мы снова вышли на тропинку и крадучись пошли за ней. Было так волнительно ожидать каких-либо непредвиденных действий, – казалось, женщина вот-вот обернется. Но вот она дошла до резной скамейки в тени кипарисов, опустилась на нее и открыла книжку. Мы оказались среди сплошной стены кустарника – спрятаться было негде. Коля полез прямо через колючие ветки, мы двинулись следом за ним. Раздался громкий хруст, женщина обернулась. С бешено колотящимся сердцем я сидела в засаде, а надо мной свистело прерывистое дыхание Мити.

Женщина долго читала книгу, сидя на скамейке. Сердце унялось, меня начало клонить в сон. Коля с Митей сидели на земле, перебирая веточки. Я посмотрела сквозь кусты на скамейку, и мой взгляд упал на лист кустарника у меня перед носом. Широкий, зеленый лист. Мне вспомнилось, как осенью, в Петербурге, когда мы с мамой гуляли по парку, она срывала еще зеленые листы, прокалывала в них два отверстия, а под ними делала разрез – получалась забавная зеленая мордочка.

Я сорвала лист, пальцем сделала три дырки. Лист оказался слишком маленьким для таких отверстий и порвался. Я сорвала лист побольше, аккуратно проделала глазки и ротик и показала результат мальчикам. Митя тоже решил сорвать листик, дернул ветку с листом, куст задергался, и ветка громко хрустнула. Женщина обернулась. Мы замерли, съежившись за кустарником. Она положила книжку в сумку, поднялась со скамейки и направилась обратно по тропинке мимо нас. Мы подождали, пока она отойдет подальше, но женщина, выйдя на главную дорогу, завернула за угол и исчезла из виду. Коля выскочил из кустов, Митя ринулся за ним с криком: «Быстрей!», я сделала шаг за Митей, но потом мое внимание привлек зеленый лист, который я все еще сжимала в руке. Я потеряла бдительность, нога споткнулась о толстую ветку кустарника, и, потеряв равновесие, я на скорости вылетела на булыжники тропинки.

Первое, что я почувствовала – это вязкую кашицу в руках. Во вспотевших ладошках лист завял и сморщился.

Мама!

От испуга я сначала не поняла, что произошло. Я сидела на холодной дороге, голова кружилась, меня затошнило. Ко мне подбежали мальчики, поставили меня на ноги, и тут я почувствовала острую боль в ноге. Я не могла стоять, правая нога не слушалась. Она на глазах начинала распухать. Странно вывернутая стопа, побелевшая, начинала синеть. Ладони сильно жгло, лист побагровел.

Коля куда-то убежал, а когда вернулся, привел с собой невысокого темноглазого мальчика. Все происходило как в тумане. Меня кто-то взял на руки и посадил на скамейку, где пять минут назад сидела женщина. Кто-то взял мою ногу, я почувствовала резкую боль. Только не говорите маме…

Только не говорите маме!

Я не могла допустить, чтобы мама узнала, что я наделала. Комок подступил к горлу. Я не могу заплакать сейчас, здесь. Я не могу заплакать! Мне было стыдно и больно. И все же я почувствовала помимо моей воли стекавшие по щекам слезы. Глаза набухли, я пыталась сдержать слезы. Незнакомый мальчик стирал с моего лица грязь, слезы проделывали на пыльном лице соленую дорожку. Я начала икать, пытаясь сдержать поток.

Я не могу плакать! Мне нельзя домой! Вот все пройдет, и я пойду.

Так мы просидели до наступления сумерек. Меня обнимали незнакомые руки, а я съежилась, впившись ногтями в здоровую ногу. Коля сидел у моих ног, а Митя отгонял от меня комаров. «Почему такой короткий день? – думала я. – Еще бы чуть-чуть, и нога бы зажила, и я, как будто ничего не случилось, пришла бы домой».

К маме меня доставили на руках. Мама в ужасе вскрикнула, поменялась в лице. Дома поднялась суета. Дедушка весь вечер ругал мальчишек, мама ругала себя, что не уследила. А я дала волю слезам. Я в голос ревела, не отвечая на вопросы. Ревела от боли, от обиды на себя и на булыжники. Ревела, потому что ревела, когда не хотела реветь. Как же было стыдно плакать на глазах у всех!

На следующий день меня повезли в больницу. Оказался сильный вывих стопы. Когда дома рана была тщательно промыта, корка, образовавшаяся на ноге, смылась, и из раны пошла кровь. За ночь все подсохло, но врач, осматривавший меня, с трудом мог дотронуться до стопы – я не давала. Лодыжка стала слишком чувствительная. Рана была слишком глубокая и слишком болезненная. Слишком живо было воспоминание о зеленой кашице в руках.

Этим летом я больше не видела ни Колю, ни Митю, ни незнакомого мальчика. Дедушка их не пускал на порог своего дома. Но на следующий год, в первый же день нашего приезда, мальчики, все трое, постучались в дверь и их впустили.

Я снова вышла на улицу. От прошлого лета остался только сморщенный маленький белый бугристый шрам на лодыжке.

Вася – так звали того смуглого незнакомца – спросил, как поживают мои ножки, и стал, смеясь, рассказывать о взъерошенном, перепуганном Коле, прибежавшем к нему в тот злосчастный обед, о моих гордо сжатых губках и похвальной выдержке. Упоминание о моей слабости и о том, что я при этом взрослом парне дала волю слезинке скатиться по моей щеке, кольнуло меня, но я шла и смеялась, как смеялись Коля и Митя, потому что рассказ незнакомого Васи был искрометен и весел, словно речь шла о том, как он на днях ловил рыбу.

Они повели меня по оливковой аллее, по синей опушке подножия горы, они пустили меня в обитель своих мальчишеских грез, открыв мне свое тайное пристанище – маленькую бухту с отколовшимися каменными глыбами, словно слезами горы, скатившимися когда-то горящими каплями в холодные воды моря.

Коля – мечтатель, всегда стремился к идеалам, жаждал открытий. Его привлекали новшества. В двенадцать лет он уже интересовался не только строением самолетов, но и тем, чем можно было дополнить уже имеющийся арсенал. Он жил будущим, жил мечтами, мыслями, расчетами. Из низкорослого мальчишки он превращался в худощавого длинноногого юношу с узкими очками на переносице. Дед, генерал Советской Армии, мечтал видеть во внуке кандидата технических наук. Исполненный желанием, взращенный в атмосфере повиновения, привитый отцовскими наставлениями, Коля рвался к учению, книгам, знанию. Но это не делало его скучным для компании менее ученых умов. Он был развит, интересен для детского девчачьего ума, привлекал живостью и простотой в общении. В противовес темпераментному Мите.

Идиллию спокойной веселости разбавляла лепта Митиной азартной заносчивости. Он словно пылал изнутри в такт биения моего сердца. Вспышки детской ярости блекли в окутанных безудержным весельем глазах, но взрослея, я находила его необоснованно вспыльчивым. Он приходил в ярость он малейшего непонимания с нашей стороны, – начиналась стычка, конец которой делали мои встречные выпады. Обычно все заканчивалось смехом и шутками. Обычно, но не всегда.

Стоял теплый августовский день. Я лежала под горячими лучами солнца, голову накрывала шляпка. Горячая галька приятно обжигала вытянутые пальцы ног, и я подумала, как, наверное, горячо глазунье жариться на раскаленной сковороде. Волны ласково набегали на берег, крик чаек ласкал слух. Рядом постукивал камушками Коля, складывая их вокруг полей моей шляпки. Я привстала и, облокотившись на локти, стала наблюдать, как Митя брасом плывет от берега. Среди серебристых переливов то появлялась, то исчезала его округлая спина.