Последний штурм — Севастополь - Сергей Ченнык

В то же время, прусский генерал Мольтке, будущий начальник германского Имперского Генерального штаба, разрабатывая стратегию действий во время своих кампаний, исходил из опыта действия на полях сражений в Крыму, тщательно учитывая просчеты союзного и русского военного руководства. Все сражения были подвергнуты детальному разбору и анализу и легли в основу будущих побед Пруссии в войнах с Австрией, Данией и Францией во второй половине XIX в.

Упоминая Мольтке, нужно отметить, что это один из немногих дальновидных военачальников, который не согласился с бытовавшим тогда и часто бытующим поныне мнением, что Крымская война, особенно полевые сражения, не слишком интересны с точки зрения опыта. Наоборот, он в большей степени отверг опыт первых войн, которые вела Германия, как, например, прусско-датская война, и, в тоже время, детально подверг анализу сражения кампании в Крыму. Его прогнозирование увеличения глубины сражения, в связи с возросшей эффективностью новых видов стрелкового оружия, оказалось пророческим. Мольтке использовал пример сражения на Альме для разработки новой тактики наступательного боя, успешно реализованной в войне с Францией. Парадоксально, что хотя и принято считать, что тактика англичан была безнадежно устаревшей, но именно ее немецкий военачальник взял за основу своей, так называемой «нормальной атаки». Это было обусловлено наличием у британцев более совершенного стрелкового оружия, тогда как французы имели его в значительно меньшем числе. Применительно к сражению на Черной речке, которое еще ждет нас впереди, можно отметить тактику гибкой обороны французов, рекомендованную Мольтке как один из ее перспективных способов. Суть ее состояла в изматывании противника сосредоточенным огнем стрелкового оружия и нанесении максимально возможных потерь, с последующим перехватыванием тактической или стратегической (в зависимости от условий сражения и поставленных задач) инициативы. Мольтке выразил это короткой, но чрезвычайно емкой, актуальной и ныне фразой: «Новое оружие — новая тактика».

Немцы первыми усвоили необходимость гибкости в отношении тактических принципов войны: «В области тактики нет ничего постоянного; положения ее периодически меняются; армия, упорно придерживающаяся раз установившихся воззрений, не может считаться здоровой» — считал прусский генеральный штаб.{32}

Попав в аналогичную ситуацию в 1870–1871 гг., когда 15,44 мм казнозарядные ружья немцев системы Дрейзе хоть и были значительно скорострельнее французских дульнозарядных ружей Шаспо, но 11 мм пуля последних имела более высокие баллистические характеристики, прусские военачальники в кратчайшие сроки поменяли принципы применения пехоты. В результате французы, открывая огонь на дистанцию до 1800 шагов, не могли нанести существенных потерь рассыпавшимся в цепи пруссакам, те же, в свою очередь, с дистанции менее 600 шагов просто «давили» пехоту французов за счет превосходного темпа стрельбы.{33}

Таким образом, в вопросе — что было главными причинами поражений русских войск в полевых сражениях Крымской войны, в том числе и в сражении на Черной речке, ответ может быть однозначным — отсталость тактики и косность мышления большинства русских военачальников.

К сожалению, русские генералы 4 августа 1855 г. не учли того, что в дальнейшем Мольтке сделал аксиомой: «Нет более невыполнимой задачи, чем наступление по открытой местности против противника, оснащенного всеми видами оружия, в том числе мощной артиллерией и расположившегося вне этой местности». Горчаков в этот день сделал все, чтобы эту истину опровергнуть. Результат известен — тысячи трупов русских пехотинцев и никакого успеха…

Часто цитируемый мною Мольтке предупреждал, что «…отвага, самая яркая, обречена на неудачу не только перед рвом с водой, но и перед совершенно открыто развернутой боевой линией…». Увы, не могли генералы наши читать Мольтке, ибо он писал это, разбирая их ошибки. Русского же Мольтке среди них в августе 1855 г. не нашлось. Не появился он и после войны. Вот и получилось, что по справедливому замечанию известного французского генерала Негрие, «русская армия не захотела воспользоваться ни одним уроком последних войн».{34}

Но могли ли воевать по-другому одуревшие от крепостного разврата, роскоши, уничижения зависимых от них крестьян в своих поместьях генералы эпохи Николая I? Для них солдат оставался тем же крепостным, который волею всевышнего (или барской) был одет в мундир и превращен в великолепно вымуштрованную «боевую машину», его можно было гнать под картечь не считая. Учет потерь в русской армии был приблизителен. Из всех армий, воевавших в Крыму, хуже был учет павших разве что у турок.

Только после отмены крепостной зависимости в России появилось новое поколение офицеров, которому и принадлежит новый взгляд на военную историю. Но в полной мере уроки Крыма так и остались неусвоенными и ими. Тот же Куропаткин, усердно разносивший в пух и прах тактику русской армии середины XIX в., в начале XX в. в ходе русско-японской войны во время операции на р. Шахэ потерял управление войсками: «Несмотря на опыт предыдущих боев, построения боевого порядка русской пехоты во встречных боях на Шахэ продолжали оставаться слишком плотными и не могли устоять против быстро рассыпавшихся в цепи японцев. Русские батальоны выстраивались в сомкнутые колонны поротно, вследствие чего в стрельбе могла принимать участие только незначительная часть бойцов. Такое построение пехоты, оставшееся еще со времени Крымской войны, давало при современной силе огня огромные потери, обрекая наступление на неуспех. Оправданием для таких построений служило стремление завершить бой штыковым ударом, предпочитавшимся огню пехоты. По этому поводу очевидец сражений на Шахэ Гамильтон пишет: «Местность была открытая, видны были громадные массы русских — кавалерии, пехоты и артиллерии — в таком строю, какого я за последние годы не видел нигде, кроме парадов».

Так культивируемая Драгомировым тактика обрекала русские войска на огромные потери и военные теоретики с грустью констатировали: «Мне иногда представляется, что ребяческая бессмыслица относительно пули-дуры столь же ответственна за перенесенные Россией неудачи, как ее скверная дипломатия и неразумная стратегия, взятые вместе».{35}

Чернореченское сражение являет классический образец неверного выбора направления действий, пример недооценки значения предварительной разведки расположения противника и собственных путей выдвижения. При том количестве кавалерии (в том числе и иррегулярной), которая находилась в распоряжении князя Горчакова, можно было не только обеспечивать себя полнейшей оперативной информацией о действиях неприятеля, но и систематически терроризировать его тыловые позиции и коммуникации. Тем более, что к тому времени уже был обобщен и, что немаловажно, рекомендован к применению войсками опыт партизанских действий 1812 г. Не спорю — партизанская война и Крымская кампания несовместимы — это действительно так. Ни о какой партизанщине, тем более в условиях Крымской войны, речи нет и быть не может. Но о громадном опыте разведывательной работы кавалерии, рейдовых, поисковых операциях и других слагаемых войны в условиях, когда этому способствовало и расположение войск и местность — просто забыли.

Для организации такой составляющей кампании была накоплена к тому времени не только база многолетнего практического опыта, но и разработана теоретическая основа. Незадолго до Крымской войны, в 1850 году, для Академии Генерального штаба полковником Вуичем был написан учебник «Малая война». Эта работа была не чем иным, как продолжением труда известного специалиста по действиям в тылу противника и его коммуникациях — генерала Д.В. Давыдова «Опыт теории партизанского действия», вышедшего в 1822 г. В ней впервые и появился термин «малая война» и ее теоретическое обоснование.

Именно во время Крымской войны у русского командования были все возможности организовать таковые действия против союзников. Но в Крыму кавалерия русской армии с упорством, достойным лучшего применения, демонстрировала примеры того, как не нужно воевать. Успехи ее были единичными и малозначительными.

Примечательно, но памятный по событиям 1812 г. Дамоклов меч «дубины народной войны» в сознании союзников имел место. В ходе кампании в Крыму «…французские генералы снова вспомнили опасность и уроки русской партизанской войны.

Когда французское правительство попыталось развить успех англо-французских войск после взятия Севастополя и спланировать наступление вглубь России, главнокомандующий французской армией генерал Пелисье заявил, что уйдет в отставку, если ему прикажут начать маневренную войну. Он отчетливо представлял невозможность обеспечения безопасности коммуникаций на столь огромной территории, начиная от Черноморского побережья, предвидя партизанские действия русской армии. Именно поэтому война ограничилась, по выражению Ф. Энгельса, этим «закоулком России», т.е. полуостровом Крым».{36}