Разборка по-кремлевски - Сергей Зверев

В свой частный домик на юге Москвы, в Коломенском, Бондарев прибыл только к обеду. Оставив термос в прихожей, чтобы не забыть, он споро переоделся — появляться в Кремле в перемазанной рыбьей чешуей брезентовой штормовке и высоких рыбацких бахилах не представлялось возможным.

Уже выходя из кабинета, он по привычке взглянул на одну из многочисленных фотографий на стене.

Двое мальчишек с простенькими самодельными удочками сидели на парапете Невы. Первый, в котором безошибочно угадывался Бондарев в детстве, сосредоточенно смотрел на трехлитровую банку с живыми рыбками. Второй, выглядевший не по годам серьезно, и был тем самым человеком, к которому хозяин дома теперь отправлялся в Кремль. Постояв перед снимком с минуту, Бондарев направился к машине с российским триколором на номере.

— Клим Владимирович, неужели вы с этим термосом в кабинет к самому президенту пойдете? — недоуменно спросил сопровождающий офицер. — Извините… Но это нельзя!

— Мне — можно, — успокоил Бондарев.

Профессиональная пьянка телевизионщиков так называемого «кремлевского пула» проходит не столь помпезно, как можно это представить. Никто не возглашает здравниц за главу государства, никто не толкает пафосных речей… Да и о работе вспоминать за бутылкой также не принято.

Пили в небольшом ресторанчике неподалеку от Останкинcкого телецентра. Уютный зальчик тонул во влажном полумраке, и матовый свет свисающих с потолка абажуров выхватывал из полутьмы столики с сидящими вокруг них посетителями. На низкой столешнице, в зыбком овале электрического света, завлекающе блестел хрусталь рюмок, громоздились разнокалиберные блюда с закусками, и огромная водочная бутылка навевала ассоциации с останкинской телебашней — как силуэтом, так и размерами.

Повод для пьянки был серьезный: сегодня утром съемочной группе аналитической программы «Резонанс» было объявлено, что она отправляется в долговременную служебную командировку. Телевизионщики должны были несколько недель сопровождать президента в железнодорожной поездке по стране, фиксируя важные и не очень важные встречи главы государства.

— Никогда еще не был в президентском поезде, — признался бородатый, как Фидель Кастро, оператор Виталик. — Интересно, а какой у них там вагон-ресторан?

Как и многие люди его профессии, Виталик любил выпить.

— Это же почти три недели в вагоне! И одни и те же рожи вокруг! — засокрушалась Тамара Белкина, бессменная ведущая «Резонанса». — Тут в студии волком воешь оттого, что постоянно в четырех стенах. Так и клаустрофобию недолго заработать!

— Ладно, — телевизионный режиссер бережно разлил водку по рюмкам. — У нас на телевидении и других фобий хватает. И не только на телевидении… Так что выпьем за то, чтобы их было поменьше. Ну, и за удачную поездку, само собой.

Хотя Тамара и любила выпивать не меньше оператора Виталика, особого удовольствия от спиртного на этот раз она не ощущала. То ли устала за последние дни, то ли нехорошие предчувствия ее одолевали…

— Не нравится мне эта поездка, — процедила она. — Я вообще не понимаю — а зачем нашему презику она понадобилась? На третий срок он баллотироваться не будет, пиар особо не нужен… Что тогда?

— Может, именно во время поездки он и объявит, кто станет наследником? — прикинул Виталик. — Так сказать — во время непринужденного общения с широкими народными массами…

— Но-но, — пресек крамолу режиссер. — Согласно Конституции, выборы главы государства у нас открытые, тайные и прямые. И о престолонаследии в главном документе вообще ничего не сказано!

В углу, над барной стойкой, бубнил телевизор. Бармен лениво щелкал пультом и, пробежавшись по каналам, остановился на новостийной программе конкурирующей «кнопки».

На экране появилась вполне официозная картинка: Северный Кавказ, армейские учения. Несколько десятков танков в противокумулятивной броне с угрюмым урчанием ползли на позиции условного противника. Снаряды неукоснительно поражали цели с первых же выстрелов. Крупный план зафиксировал картинно мужественного генерала, припавшего к стереотрубам. Оторвавшись от оптики, он взглянул в камеру и, выпятив грудь на манер маршала Жукова, выдохнул длинную фразу про высочайшую боеготовность вверенного ему округа.

— Генерал-лейтенант Николай Муравьев, — прокомментировал оператор. — Два года назад хотел у меня камеру разбить. Пьяный был.

— Он или ты? — осведомился режиссер.

— Я на работе не пью! — обиделся Виталик.

— …многие века великая Россия сплачивала вокруг себя соседские народности, — вещал Муравьев. — И теперь, в трудные времена, единство армии и народа…

— …что-то по-умняку зарядил, — скривилась Белкина.

— Да, — вздохнул режиссер. — Непонятно только, кто и зачем его раскручивает в СМИ…

— Может, просто так? — Виталик подозвал официантку, чтобы заказать еще бутыль спиртного.

— У нас в Останкино никогда ничего просто так не делается! — справедливо напомнила Тамара.

Следующий сюжет и вовсе поверг съемочную группу «Резонанса» в уныние. На этот раз героем новостийного репортажа стал скандально известный Артур Карташов. Стоя у ворот Генеральной Прокуратуры на Большой Дмитровке, он комментировал амнистию своих боевиков, объявленную совершенно неожиданно сегодня утром.

— Таким образом, диктатура закона в России действительно существует, — резюмировал Карташов. — А это все потому, что преступный правящий режим боится народного гнева!

— Каковы ваши ближайшие политические планы? — вежливо поинтересовалась корреспондентка.

— Вернуться к политической деятельности. И притом — к самой активной, — Карташов кивнул в сторону пикета сторонников, стоявших на тротуаре с портретами Сталина, Мао, Берии и Че Гевары. — Преступный режим сам толкает нас к этому. К сожалению, инородцы и иноверцы медленно и неотвратимо захватывают в России власть. Это — ползучий переворот. Россия — для русских!

— Д-да… — снова вздохнул режиссер. — «Россия для русских» — это гражданская война и кровавый распад Федерации… Интересно, а почему это его боевиков так неожиданно амнистировали? Не просто же так!

И лишь Виталик не принимал участия в общем диспуте. Сидя за столом, он то и дело крутил головой в поисках официантки — предыдущая бутыль водки закончилась, а выпить хотелось. Острое состояние недопитости окончательно овладело оператором. Он зажмурился, чтобы не видеть опостылевшую телевизионную картинку, а когда открыл глаза, перед ним стоял мужчина с подчеркнуто невыразительной внешностью. И хотя оператор видел его лишь несколько раз, он все-таки признал в нем офицера Центра общественных связей ФСО.

— А я вас в Останкино ищу, — улыбнулся офицер. — Вы что — телефоны поотключали?

— Что-то случилась? — Тамара действительно отключила мобильник, потому как очень не любила, когда официальные лица тревожили ее в неофициальное время.

— Случилось, — с доброй чекистской усмешкой подтвердил гость. — С вещами на выход!

— То есть? — режиссер тревожно приподнялся из-за стола.

— Мне приказано срочно доставить вас в спецгостиницу. Президентский поезд отправляется завтра в восемь утра. Ожидать вас никто не будет. Утренние московские пробки, всякие форс-мажоры… да и состояние может быть не располагающим к раннему подъему.

— А аппаратура? — напомнил Виталик. — Там же на два микроавтобуса!

— Уже все доставлено, — корректно молвил офицер. — Так что расплачивайтесь и идите на улицу. Брать с собой спиртное категорически запрещено.

— А пиво наутро можно взять? Без пива я умру!.. — нашелся оператор, однако сотрудник Федеральной Службы Охраны показательно проигнорировал его вопрос.

— Машина ждет вас у входа. После долговременной служебной командировки вас всех обязательно доставят по домам, — добавил офицер и улыбнулся старой чекистской шутке.

В спецгостинице Тамара Белкина спала плохо. То ли потому, что всегда не могла сразу заснуть новом месте, то ли потому, что недопила свою норму. Заснула она лишь к утру. Ей снились сюрреалистические попугаи, порхающие с ветки на ветку у кремлевской стены в районе Александровского сада. Во сне телеведущая ласково убеждала их, что Че Гевара — это иноверец и инородец, а ей самой совершенно нечего делать в железнодорожной поездке по стране, на что самый наглый попугай клюнул ее в голову и прокричал голосом генерала Муравьева: «Продали Россию!..»

Каждый местечковый фюрер мнит себя спасителем человечества или, как минимум, своей многострадальной родины. Артур Карташов также считал себя спасителем, однако мысли этой старался не озвучивать — даже среди ближнего окружения. Тем более, что слова о его мессианской и богоносной роли то и дело проскальзывали в лексиконе этого самого окружения.