Бабий дом - Анатолий Курчаткин

– Вы правы, да. Мне это тяжело. Но что поделаешь… ничего не поделаешь. – Он подался вперед, потянулся рукой к ее руке на столе, Нина Елизаровна не убрала руки, и он накрыл ее своей. – Какая вы, Нина… я был уверен, я это почувствовал… как вы все тонко и точно…

Рука у Евгения Анатольевича была большая, теплая. руке Нины Елизаровны было хорошо и уютно под нею, и Нина Елизаровна закрыла невольно глаза.

– Женя! Ах, господи, как это смешно, в нашем-то с вами возрасте… Я, знаете, когда вы подошли, я вас сразу… да, именно почувствовала, тоже… а я, знаете, я очень нелегко иду на сближение, мне, это очень нелегко…

Не отнимая своей руки, от ее, Евгений Анатольевич поднялся и, двигаясь вокруг стола, пошел к Нине Елизаровне.

– Ни-ина!..

По-прежнему с закрытыми глазами Нина Елиазаровна, подняла к нему лицо:

– Же-еня!..

Она еще произносила его имя, – в соседней комнате с тяжелым грохотом что-то упало. Это было так неожиданно, так пугающе-громко, что Евгения Анатольевича с Ниной Елизаровной буквально отбросило друг от друга.

В следующее мгновение Нина Елизаровна пришла в себя.

– Ой, боже мой! – воскликнула она, бросилась к двери в соседнюю комнату – и исчезла за нею.

И снова Евгений Анатольевич остался один. Растерянностъ и недоумение на его простодушно-доверчивом лице сменились мало-помалу глубочайшим огорчением. Он сел в кресло, посидел-посидел в недвижности, потом взял свою чашку с кофе и начал пить глоток за глотком, с механической тупой заведенностъю, ставя чашку на стол и тут же вновь поднося к губам, пока не выпил всю до дна.

Он выпил ее, и ему стало нечем заняться. Он поозирался по сторонам, встал, подошел к книжному шкафу… но и смотреть книги было сверх его сил.

Наконец дверь. соседней комнаты растворилась и выпустила Нину Елизаровну, которая не забыла закрыть ее за собой с величайшей тщательностъю.

– Что случилось? – бросился к Нине Елизаровне Евгений Анатольевич. – Может быть, нужна моя помощь?

– Да ну какая такая помощь, – с выражением смущения и досады на лице ответила Нина Елизаровна.

– Нет, вы не стесняйтесь… зачем же. Мне ведь не трудно, мне наоборот…

У Нины Елизаровны вырвался легкий, беглый смешок все того же смущения.

– Это, Женя, мама там. В параличе, пятый уже месяц. Решила рукой, что у нее действует, судно сама взять, Так что в смысле помощи…

Евгений Анатольевич с участливостью и даже, пожалуй, сострадающе покачал головой:

– Паралич… и какой же прогноз?

– Прогноз? С надеждой, Женя. Только пока она не проблескивает что-то… – Нина Елизаровна подалась к нему, забросила ему руки на шею и легла головой на грудь. – Женя! Ах, Женя!.. – проговорила она напряженным прерывающимся шепотом. – Так порою хочется рядом крепкой мужской руки! Крепкой мужской поддержки! Мужской уверенности и силы! Так я устала… так я устала!

– Милая! Милая!.. – гладил ее по голове Евгений Анатольевич с глуповатым выражением блаженства на лице. – Невыразимая! Чудная! Надо мне было пойти в этот музей… Чудная!

– Же-еня! Какой ты… – Нина Елизаровна открыла глаза. – У меня кружится голова от тебя. И так нравится, как пахнешь, – ткнувшись носом в его щеку, скороговоркой добавила она.

Евгений Анатольевич увидел вдруг, что халат у нее распахнулся, а под халатом на ней почти ничего нет. Он потерял голову.

– Ни-ина! Если бы можно было… если бы ты согласилась…

– Нет-нет, ты что! – торопливо ответила Нина Елизаровна. – Мама здесь.

– Но почему? Ты ведь согласна? Ведь да? Чудная!.. Эта должно у нас быть, я тебя как увидел тогда… это должно быть!

Нина Елизаровна еще теснее вжалась лицом в его щеку.

– Женя! – простонала она шепотом, – зачем ты меня мучаешь… я так тяжело на сближение…

– Что ты, что ты! – так же шепотом проговорил Евгений Анатольевич. – Мы знали друг друга еще до нашего рождения. Мы только не встретились раньше… это судьба…

Он умолк, и в наступившее мгновение молчания Нина Елизаровна с решительностью высвободилась из его рук и бегло поцеловала в губы.

– Подожди. Я постелю постель.

Открыв шкаф, она достала оттуда простыню, подушку, одеяло, скорыми, точными движениями постелила на диване постель, скинула с себя халат и нырнула под одеяло.

Ошеломленный быстротой ее действий, Евгений Анатольевич, осознавая происходящее, несколько секунд простоял столб столбом, потом торопливо начал разоблачаться, но только скинул пиджак и расстегнул брючный ремень – в дверь позвонили. Долгим, требовательным, оглушающим звонком.

Евгений Анатольевич как был, так и застыл. Нина Елизаровна приподнялась на локте и, пока звонок звенел, с недоуменным испугом смотрела туда, откуда он раздавался: в сторону прихожей.

– Странно, – взглянула она на Евгения Анатольевича, когда звонок умолк. – Вроде бы мои не должны… – и приложила палец к губам. – Тсс! Нас нет. Нет, и все. «Иди сюда», – позвала она Евгения Анатольевича знаком руки к себе.

Евгений Анатольевич наконец ожил, взялся было за брючный пояс, но звонок раздался вновь. Все с той же требовательностью и звучащим в нем правом быть таким.

– Н-но… но может быть, – запинаясь, выговорил Евгений Анатольевич, – это какая-нибудь из ваших дочерей… что-то забыла, ей нужно…

Мгновение Нина Елизаровна молча смотрела на него, затем с той же быстротой, с какой легла, поднялась, надела халат, начала убирать постель обратно в шкаф, и Евгений Анатольевич, справившийся за это время со своим ремнем, всунувший его обратно в петли пояса, бросился помогать ей.

Звонок между тем все звенел. Оборвался он лишь тогда, когда Нина Елизаровна щелкнула замком и отворила дверь.

На пороге стоял незнакомый ей парень лет тридцати в рабочей, нечистой одежде, в руках у него был отягощенный инструментом, уродливо раззявленный неопрятный портфель.

– Слесаря вызывали? – громко и бесцеремонно спросил он.

– Слесаря? – Нина Елизаровна оглушенно смотрела на него и ничего не могла понять. – А-а, слесаря! – дошло до нее наконец в какой-то момент. – Ой, боже мой! Вы раковину устанавливать?

– А это мы поглядим на ваше поведение, – тоном шутки сказал слесарь и с тою же бесцеремонностью, что была в его голосе, ступил прямо на Нину Елизаровну, так что ей, чтобы он не задел ее, пришлось посторониться, и вышло, что, не желая того, она пропустила его в квартиру. – Где ваш фаянс-то? – спросил он, пройдя прихожую и остановившись возле дверей, что вели в комнату.

– Вот, – показала через его плечо Нина Елизаровна в глубь комнаты. Ничего другого не оставалось ей делать, раз уж слесарь прошел.

– Ну отхватили, хозяева, – сказал слесарь. – Красавица. Употел, поди, пока допер? – посмотрел он на Евгения Анатольевича, всю эту пору молча стоявшего как раз над раковиной. Евгений Анатольевич, не зная, что ответить, беспомощно взглянул на Нину Елизаровну, но слесарю не нужен был его ответ. Оттеснив Евгения Анатольевича, он присел над раковиной, перевернул ее, померил у нее что-то пальцами. – Поня-атно, – сказал он, поднимаясь. – Где она у вас стоять-то будет?

– Пойдемте, – позвала его Нина Елизаровна. И ответила взглядом на ищущий взгляд Евгения Анатольевича: что теперь поделаешь, влипли!

Она ушла со слесарем в ванную, и то недолгое время, что их не было, Евгений Анатольевич все мучился, надевать пиджак, так скомканно, так компрометирующе валяющийся на кресле, или не надевать. И в конце концов надел.

Нина Елизаровна, ничего не поняла из действий слесаря в ванной. А он, померив что-то и у расколотой раковины, похмыкал и пошел обратно в комнату.

– Что, хозяин, – сказал он Евгению Анатольевичу с порога, – когда покупал, глазами-то не смотрел?

Евгений Анатольевич потерялся.

– Простите, н-но…

– Объясните мне, в чем дело, – дотронулась Нина Елизаровна до плеча слесаря. – Мне, я вас прошу. Мне.

Слесарь повернулся.

– А! Ясно. У меня у самого то же: баба хозяйка в доме. – И добавил, через самую малую паузу: – Тридцать два сантиметра кронштейны нужны!

– Какие кронштейны? – недоумевающе спросила Нина Елизаровна.

– Какие-какие! Тридцать два сантиметра, говорю.

– Это, Нина, такое профильное литье… – торопливо влез с объяснением Евгений Анатольевич. – Штуки такие железные, на которых раковина стоит.

– Ну и что? – выслушав объяснение Евгения Анатольевича, снова посмотрела на слесаря Нина Елизаровна. – Ничего не пойму. Вы их от меня, что ли, хотите?

– А вы бы от меня хотели? – сказал слесарь. – У меня их нет.

– Что значит «нет»? А сейчас раковина на чем стоит?

– На кронштейнах.

– Ну, так и ставьте на них!

Слесарь, усмехаясь, покрутил головой.

– Ох, народ! Ох, народ! Раковину-то, говорю, какую купили? Под тридцать два сантиметра. А у вас сейчас – двадцать семь. Как я ее на них поставлю? Никак! Так что все, хозяева, говорил же – посмотрим на ваше поведение.