Мороженщик - Рекс Миллер

— Мистер Хиллфлоен, вы не забыли, что мы говорим об изувеченных детях?

— Я именно об этом и толкую. Бессистемный, бесконтрольный «третий мир». Полная свобода шататься Бог знает где. Такие и попадают в разные истории.

— Представьте, что какой-то маньяк захватил девочек прямо напротив дома, пытал их, потом убил. Изувеченные тела, отрубленные головы. Неужели вы так сильно ненавидите цветных, мистер Хиллфлоен, что даже это не производит на вас впечатления?

— Глаза Эйхорда сверлили пожилого человека.

— Я? — Он печально рассмеялся и посмотрел на Эйхорда. — Несчастные маленькие дети, которым даже не разрешали подходить ко мне. Для них теперь уготовано Царствие Небесное.

Вот и все. Нельзя посадить, человека за неудачные выражения, странное поведение или голос, как у громкоговорителя. Опять же закон не запрещает быть расистом, пока ты держишь свои чувства при себе. И что бы ни говорил Оуэн Хиллфлоен, и каким бы он ни был, он мог себе это позволить, ибо был частным лицом.

Северный Бакхед

— Эгоизм — поразительная вещь, — думала Тина Хоут, наблюдая за женщиной, изливающей на нее потоки красноречия, из которых пока удалось выудить только то, что произнесенная Тиной речь была очень волнующей и значительной. Дама стрекотала, как сорока, явно стремясь поразить собеседницу интеллектом, но делая неправильные ударения в сложных словах, что действовало Тине на нервы. Она попыталась сосредоточиться на своих мыслях.

— Эгоист просто не в состоянии понять, что собой представляет его собеседник. Неужели я похожа на человека, которому доставляет удовольствие стоять, улыбаться и впитывать эту откровенную чушь и лесть, призванную убедить тебя в собственной значительности? — Тина глубоко вздохнула, чтобы унять нарастающее раздражение.

А женщина продолжала:

— Ваша речь настолько убедительна и исполнена блеска, что я...

В ответ Тина рассеянно улыбнулась. Было уже поздно, неделя заканчивалась, больше никаких лекций в Северном Бакхеде. Теперь через весь город ей надо ехать в Бакхедскую Евангелическую церковь и — она бросила взгляд на часы — хорошо бы около одиннадцати вернуться домой.

Женщина на мгновение замолчала и заглянула в лицо собеседницы. Тина благодарно кивнула, пытаясь вспомнить имя своей почитательницы. Кажется, Уайт. Нет, Дженет Райт — именно Райт. Она гордилась своей способностью запоминать имена и лица по ассоциациям. Умение вовремя вспомнить имя человека просто необходимо тому, кто делает политическую карьеру, а именно этим и занималась Тина Хоут.

— Вы очень любезны, миссис Райт, — воспользовалась она паузой. Видите ли, я ненавижу нестись сломя голову, а у меня деловая встреча на другом конце города, — говорила она, продвигаясь к выходу. Женщина следовала за ней по пятам.

— Ну конечно, — с жаром произнесла она, — как прекрасно, что вы так требовательны к себе и осознаете...

Она трещала, как пулемет, пока шла за Тиной к выходным стеклянным дверям и, наконец, даже попыталась удержать ее за рукав. Ситуация начала раздражать Тину. Что могло быть причиной подобной назойливости? Желание понравиться, чтобы устроиться на работу? Но миссис Райт казалась на удивление веселой и абсолютно не озабоченной. Тина прищелкнула пальцами и ласково сказала:

— Да-да, я вас понимаю.

Она распахнула тяжелые двери и вышла на стоянку. Женщина не отставала.

— Для меня ваше сегодняшнее выступление так много значит. Ваш богатый опыт...

Слушать, конечно, приятно, но пора ехать. Настойчивая дама продолжала изливать душу, пока Тина Хоут, стоя около машины, выуживала из сумочки ключи:

— ...женское движение и общественная культура... — Витиеватые фразы цеплялись одна за другую.

Однако хватит! Тина прервала женщину мягко, но решительно:

— Еще раз спасибо. Доброй ночи! Прихлопнув дверцей машины последние слова Дженет Райт, она прощально махнула рукой, заученно улыбнулась и включила зажигание. Поддернула юбку для большего удобства, открыв гладкие, красивые ноги. У нее было ощущение, будто она три дня не снимала колготок. Ей всегда стоило огромного напряжения разговаривать с верующими женщинами. Сейчас она устала, как никогда, и, с треском опустив оконное стекло, глубоко вздохнула.

По дороге медленно двигалась сельскохозяйственная техника. Массивные комбайны и хлопкоуборочные машины заняли дорогу, направляясь к томящимся в ожидании полям. Тина затормозила и включила верхний свет, чтобы сверить ручные часы с часами машины. И этот незначительный поступок стал для нее роковым. Женщина, ведущая фургон в противоположном направлении, увидела при вспыхнувшем свете привлекательную молодую даму, одну, в «Тойоте Королла DLX» выпуска восемьдесят шестого года, когда та затормозила, пристраиваясь позади машин, ожидающих, пока фермеры освободят путь.

Как ни старалась Тина расслабиться, ей не удавалось отделаться от образа говорливой Дженет Райт. Она закурила, жадно вдохнув дым сигареты, но, вспомнив закон округа, запрещающий курение во время езды, подняла оконное стекло и резко вывернула руль на обгон медлительной сельскохозяйственной техники.

Женщина в фургоне находилась примерно в десяти метрах позади «тойоты», когда Тина Хоут припарковалась у главного входа Евангелической церкви Бакхеда.

Она направилась к церкви и перед устланной толстым ковром лестницей услышала позади голос:

— Можно вас на минутку?

Оглянувшись, она увидела яркую молодую особу, которая спешила к ней, стуча невероятно высокими каблуками.

— Я вас слушаю.

— Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— Нет, простите. Совершенно не могу. Я и так уже опоздала. Если вы подождете, пока я закончу, я с удовольствием побеседую с вами.

— Погодите, — произнесла женщина странным, хриплым шепотом, — вам бы лучше услышать это сейчас.

Красивая женщина была так настойчива, что Тина, поколебавшись, повернула обратно:

— Ну разве что несколько секунд.

— Да-да, я вас не задержу. — Женщина распахнула дверь фургона со стороны водителя, и перед Тиной мелькнули длинные красивые ноги.

— Присядьте со мной на секунду.

— У меня нет времени. Говорите здесь.

— Вам это просто необходимо услышать, — многозначительная пауза, — и увидеть. — Она держала конверт и какие-то бумаги. — Тридцать секунд, я обещаю. Вы не пожалеете. Это очень важно именно для вас.

— Говорите здесь, — настаивала Тина. У собеседницы были манеры деловой женщины, способной подкинуть дополнительную работу или соблазнительную идею. Хотя приятной ее едва ли можно было назвать. Что-то дикое, даже роковое было в этой яркой внешности. Однако Тине приходилось бывать и в более неприятном обществе.

— Пожалуйста, всего на полминуты, — звучал завораживающий, с придыханием и хрипотцой, шепот.

— Ну ладно, только быстро. — Тина скользнула внутрь, оставив открытой дверь на пассажирской стороне фургона, и еще раз оценивающе взглянула на собеседницу. Она была великолепна, правда, несколько больше косметики, чем нравилось Тине. Во всяком случае, эта женщина возбуждала любопытство.

— Прочтите, — она подала Тине толстую папку. — Прикройте дверь, думаю, вам не захочется, чтобы кто-то увидел это.

Тина не отреагировала.

— Кто вы, в конце концов? — спросила она, пролистав то, что оказалось всего-навсего проспектом по продаже автомобилей. Ей не были даже знакомы эти термины. Она подняла глаза от папки и только успела произнести: «Ну и что я должна с этим делать?» — как услышала металлический звук и почувствовала еще чье-то присутствие. Кто-то сидящий позади в темноте передвинулся и, когда она обернулась на звук, ее схватили за волосы, закрутив их. В ту же секунду тонкий острый предмет вонзился в ее ухо. Она закричала от боли и страха, но ужасное нечто проникало все глубже в мозг и слепящая кроваво-красная боль агонии затопила ее.

Вега, 1961

Они впервые оказались в постели вместе, когда в доме никого не было. Этому предшествовала затяжная сладострастная сцена насилия.

Но все началось значительно раньше. Однажды он, сговорившись с соседскими ребятами, заставил ее залезть на дерево. Мальчишки клялись, что с его верхушки можно увидеть Лондон. И она влезла на одном дыхании, простодушно показывая, как здорово умеет лазить по деревьям, но ребята почему-то смеялись, стоя внизу.

Потом была игра в доктора и пациента. Она состояла в том, что он читал приятелям лекции об отличительных чертах женской анатомии и требовал, чтобы сестра держала юбку над головой, в то время как он осторожно исследовал, нажимал и покалывал странные складки, припухлости и другие удивительные места «в отверстии» и вокруг. Прелюдией к половой близости были ласки в высоких зарослях сорных трав на задворках дома Колмана, когда они вдвоем лежали, раскинув ноги, трогая друг друга, хихикая, «лодырничая», как они называли.