Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать - Григорий Башкиров

И вот она жертва – Петро. Михалыч некоторое время в упор смотрит на Бритвина, отчего тот чувствует себя явно не в своей тарелке и ерзает по стулу.

– Кх-м, – кашель Сокова вопрошающе – решительный. – И что было вчера, п – помнишь хоть? – Михалыч немного заикается на букву «п». Когда особенно нервничает, то алфавит может быть расширен.

– А почему нет? – делает тактический просчет Бритвин. Когда шеф задает вопрос, то требуется конкретный утвердительный или отрицательный ответ, но не встречный вопрос.

– Так. Значит п-помнишь? – Соков набирает в легкие воздух. – Тогда расскажи, по какому поводу вчера нализался и посмел в таком виде сюда заявиться? И не води мутным взглядом! Отвечай!!

– Ох – хо…, – выдыхает Петро, упершись глазами в пол. Отличительной его чертой является то, что если он не прав, никогда не оправдывается, и лишь обречено кряхтит.

– Задышал, как роженица! – Соков стучит ладонью по столу. – Когда это прекратиться? Я тебя спрашиваю?!!

– Ох – хо… – Петина голова почти уперлась в колени.

– Николай Михайлович, – с места подает голос Дед, – разберемся мы с ним. Всякое бывает. Видите, как переживает парень!

– А ты, Ермолин, адвокатом не выступай! – понятие адвокатуры у Михалыча ругательное.

– А я ничего, только мнение высказал. – Дед постепенно начинает набирать обороты.

– Ну, вот и держи п-при себе. – Соков немного сбит с толку выступлением Володи, но очень быстро возвращается к теме.

– П – послушай, Бритвин, если ты алкоголик, то честно признайся нам – своим боевым товарищам, что болен. Мы тебе обязательно п-поможем. В «Кащенко» направим. Там у меня главный врач знакомый. П – подлечишься. Знаешь, какой там воздух? Гулять будешь! Купаться!

– Зимой, что ли? – вставляет Дед. – Петро, не соглашайся, до лета подожди.

Михалыч недвусмысленно смотрит на Володю. Тот прикладывает к губам пальцы: «молчу, молчу».

– А хочешь, другой вариант? – Соков на глазах преображается.

– Это какой? – осторожно, не поднимая головы, интересуется Петя.

– Народное хозяйство!! П-парень ты крепкий, выносливый, – Михалыч звонко щелкает себя по горлу, – Там такие люди как раз нужны. Характеристику дадим отличную! Идет?

– И куда? – совсем подавленно спрашивает Петро.

– Ну, специальность у тебя гражданская есть? Где-то ты до милиции работал?

– Ну, работал…

– Значит, специалист в какой-то области! – Шеф почти торжествует. – И где?

– На пивном заводе в цехе розлива! – опять встревает Ермолин. – Я личное дело читал. Куда же его девать? Пропадет парень, притом окончательно.

– П – правда, что ли?

Петруха сокрушенно качает головой, а Михалыч растерян.

– Ладно, – после некоторого раздумья подводит черту шеф. – Надеюсь, этот разговор последний! Еще хоть одно замечание, хоть одно – пиши рапорт!! Ты п-понял?

– Так точно, Николай Михайлович! – очень бодро отвечает Петя, почувствовав, что гроза миновала. – Больше не повторится!

– Вот так-то, – удовлетворенно произносит Соков, – пока вас не прижмешь… – Он отходит. – Все! Теперь о деле!

Расстилает перед собой «шахматку» зарегистрированных материалов проверки. Есть еще и не зарегистрированные, и их много, в несколько раз больше. Но все они на нашей оперской совести, и руководство к ним не имеет ровно никакого отношения.

– Васильев? – у тебя сегодня сроки по двум «КП».

«КП» – самая страшная для опера форма регистрации заявления, то есть в журнале учета преступлений. Это когда решение должно быть принято максимум в десять дней.

– Так точно, Николай Михайлович, есть такие материалы, – бодро рапортует Костя, вскочив с места.

– Ну и что?

– После совещания постановления об отказе в возбуждении уголовного дела принесу Вам на утверждение.

– Хорошо! – шеф явно доволен, а Ермолин морщится.

Костя Васильев вообще-то неплохой парень, только в отличие от нас, остальных, наверно знает, что ему надо от жизни. Поэтому, на радость руководству, держится особняком. Не «стучит» – это факт, но и душу никому не открывает. Да и линия работы у него тонкая – «перековка недоделков», то есть он занимается профилактикой преступности среди несовершеннолетних.

Пока мы на него не в обиде, но если Костя вырастетдо нашего непосредственного начальника, что вполне вероятно, тогда точно не поздоровится.

– Птицын!!

– Я!!

– Чего орешь? – Михалыч исподлобья смотрит на Толика.

– Человек я в прошлом военный, сами знаете, привычка. – При этом Воробей остается сидеть.

Ему двадцать восемь лет. Он высокий и очень худой. Между тем, за сутулыми плечами Птицына почти пять курсов высшего военного училища летчиков, куда он поступил после средней школы, которую окончил в Москве. Четыре года обучения любимой профессии прошли на «отлично». Толя уже представлял себя с лейтенантскими погонами за штурвалом настоящего боевого сверхзвукового истребителя, когда нежданно-негаданно приключилась беда. На очередной плановой медкомиссии у Воробья выявилась неизвестно откуда взявшаяся близорукость. Не согласившись с результатами, попросил провести повторную. Как отличнику ему пошли навстречу. Результат оказался столь же плачевным. О летной работе можно было забыть навсегда. Не представляя себе другой военной службы, Воробей в тот же день написал рапорт об отчислении из училища. Его вызывали к генералу – начальнику училища, предлагали престижную работу в штабе, но Толик был не преклонен: «Если не летать, то и заморачиваться с армией не зачем».

Поначалу он с горя запил, потом, приехав в Ленинград к отцу, познакомился с Ермолиным и по его совету поступил на службу в милицию. Первоначально постовым, а потом, после годичной стажировки без отрыва от «производства», получил первое специальное звание – младший лейтенант милиции. Перевелся в уголовный розыск, где был очень тепло принят. У Воробья оказалось очень много плюсов. Кроме оперативных навыков, которые у него были в крови, еще имелся автомобиль ВАЗ 2101 зеленого цвета, принадлежавший Толиному отцу, на котором Воробей носился, как на самолете, презирая все правила дорожного движения. Учитывая повсеместные трудности с транспортом, авто Птицына играло немаловажную роль в работе.

Сейчас Воробей – старший лейтенант милиции и старожил отделения. Нет-нет, но при звуке пролетающего в небе реактивного самолета, он задирает вверх глаза и задумчиво с тоской смотрит на белый инверсионный след. Небольшая комната Воробья почти доверху заставлена моделями летательных аппаратов, которые он с завидным упорством собирает в течение нескольких лет.

– Так вот, военный человек, хочу и у тебя п-поинтересоваться по поводу материала об ограблении. – Михалыч снимает очки и вертит в руках. – Я его, если не ошибаюсь, уже п-продлевал?

– Продлевали.

– И что?

– Необходимая предварительная проверка проведена, материал готов к направлению в следствие. – Очень спокойно и буднично сообщает Птицын.

– Куда? – изобразив на лице крайнюю степень удивления, переспрашивает Соков. – Зачем?

– Состав преступления имеется. Возбуждаться надо. – Недолго подумав и опрометчиво повысив голос, добавляет. – А куда его девать, Николай Михайлович, не могу же я всю жизнь об него задом тереться.

– Не знаешь что делать? – лукаво переспрашивает Михалыч.

Я гляжу на Ермолина, тот уже просчитал подвох и прикрыл глаза.

– А что? – Воробей непонимающе разводит руки.

– Берешь свою п-писанину, – Соков хватает со стола первые же подвернувшиеся документы, – свертываешь вот в такой рулончик. – Он, безжалостно сминая бумагу, превращает ее в рулон, – вот видишь?

– Слишком толсто, получается, – вполне серьезно говорит Ермолин, – не пройдет.

– А п-потом, – Михалыч не обращает внимания на предупредительную реплику Деда, – запихиваешь себе в ж…, – он делает троекратное поступательное движение рукой с зажатой трубкой из бумаги, – то есть туда, чем, как ты говоришь, устал тереться. Ясен процесс?

– Фу, как грубо, – Ермолин морщит готовое расплыться в улыбке лицо.

– Заодно и возбудишься!! Ты же хотел, Птицын? – сдуру встревает Галевич. – А получаться не будет, вот его, – кивает на Петра, – попроси. Вдвоем-то оно веселее!! Полный кайф! – Он замолкает, и оглядывается, видимо ожидая целое море насмешек над парнями.

– Леня! – голос Володи отдает презрением, – а мне думается, что ты это уже где – то пробовал. Я имею в виду в паре. Так все конкретно описываешь…Уж не знаю, что и подумать?

– Да я… – голос Галевича утопает в диком ржании почти всех присутствующих на совещании. С трудом сдерживается лишь Михалыч.

– А ну молчать!! – наконец орет он. – Прекратить бардак!! Ты что себе Ермолин позволяешь?!!

– Я? Ничего. А кто-то пагубные и между прочим преследуемые уголовным законом пристрастия при всех рекламирует. Вот на это прошу обратить Ваше внимание.