Стихи 1997-2008 - Патрикей Бобун-Борода
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоик
Стоит хуй баской посредь улицы,На него все девки любуются,Не решаяся взоров отвесть,Столь он, хуй, притягателен весь.И волнуются девки пригожиеИ любуются хуевой кожею,И мошонкой его шерстяной,И головкой багрово-тугой.И зовут его «Ваше сиятельство»,«Ваше гордо-железно-стоятельство»,«Благородием вашим» зовут.И, вздыхая, планиду клянут,Что не им этот хуй замечательный,Благородно-железно-стоятельный,И тяжёлый, что твой молоток,Приласкает срамной уголок…
Только чей это хуй красит улицу,На который девчата любуются,Не отвесть от которого глаз,Чей бесплатен премьерный показ?Чьё стоянье зовётся эрекция,Чьей наводке ни к чёрту коррекция:Попадания – сотня из ста,А мишень – однозначно – пизда?У кого он стоит, не ворохнется,Не колыхнется и не шелохнется,В небо глядя раскосым зрачком, –У кого пребывает торчком?У кого он стоит, не сгибается,И не прежде-семя-изверзгатся?У кого, не томи, рифмоплёт,Он стоит, знай, себе, не падёт?У кого? Отвечай же, чудовище,Охуенное это сокровищеНа проспекте, в мороз, в декабреПламенеет, что шпиль на заре?Для девчат эталоном являяся,В их восторгах, как в славе купаяся,Не скрывая чарующий вид,Всё стоит, в рот его, да стоит?
Эх, ребятки, сказать-то стеснительно,Гляньте, как я краснею стремительно…Нет ответа, увы, у меня!Вот такая, ребятки, хуйня…
Декабрь 2000 г.Деревня, вечер…
* * * Деревня. Вечер. Час закатный.Младой жуир, как тополь статный,Плечистый, внешностью приятный,Зрачком блудливый, речью – ладныйидёт вприсядку.На девок глянет – те краснеют,На баб – те пламенно влажнеютКудрявой скрытницей своею,Где наш лихач карт-бланш имеетокучить грядку.
А у него гормонов лишка.А у него кривая шишка.А он зовёт её «малышка»,Но если встанет, то под мышку!(Калибр – с предплечье!)А он весёлый и беспечный.А у него фингал стосвечный.А тех, кто сей фингал набили,Ещё врачи не долечили.(Страшны увечья.)
А он идёт и не споткнётся,А он заливисто смеётся,И пусть до чертиков упьётся,В штаны ни в жисть не обосрётсяи не уссытся.Он разумеет по-французски,По-англицки и по-зулусски,По-гречески и по-индусски.А как умеет он по-русскиматериться!..
Его кулак – врагу могила,В его словах – огонь и сила:«Я выпил нынче литру „шила“,Меня она благословилана подвиг ратный.И вы, кому я хуже грыжи,Вострите, пидарасы, лыжи,И – как с тонущей барки мыши!Не то в два счёта вам пропишемпиздец бесплатный!
О, я сегодня просто бешен!О, как елдою безутешен!Ужели буду снова грешен,К оргазму слабому поспешен,дрочить в сарае?»Но вот вдова с улыбкой мятной,Чья репутация понятна,Игривым пальчиком опрятнымМанит героя к снам занятнымв уютном рае.
И вот уж он терзает грубоЕё фаллопиевы трубыИ с исступлением инкубаКусает половые губы,слегка зверея.А вот позиция иная:Он сзади. Дрыном потрясая,Как пёс сучёнку покрывает;Она ж от сладости рыдает,моля: «Быстрея!»
Но полно. Их пока оставим.За пологом дубовых ставен,И взгляд немедленно направимГде некий муж, почти забавен, –АН! – С НИМ БЕРДАНА…Залёг. Его трясёт от страха,И зуб стучит. Его рубахаВ поту – с подмышек и до паха.Он ждёт под выстрел вертопрахасреди бурьяна.
В стволе картечь и порох «сокол»,Курок взведён. «О, как высоко,Влетит заряд. В висок, в висок! О!» –И снайпер языком зацокал,прищурил глаз.(Его ж мишень, пресыщен еблей,Идёт, свища. Полыни стеблиСечёт прутком… – ну, до судеб ли?!)Злодей, перстами спуск колебля,вздрогнул: «Сейчас!»
Враз громыхнуло. Рой свинцовыйЛетит. Стрелок вскочил, пунцовый,И наутёк. И на засовыИзбу и двор. И у коровыв навоз нырнул.А наш герой, отбросив грёзу,Воскликнул: «Глянь, поймал занозу!Достану после, уж тверёзый…Люблю я гром, он красит грозу, –эк знатно пизданул!»
06.1999г. – 02.2002г.Я сегодня задумчив…
Я сегодня задумчив. Задумана мною картина.В ней хочу отразить я свои еженощные, зыбкие, светлые сны.Для того мне, вообще-то, и гений поэта – человечьих умов властелина,И волшебная скрипка и кисть, что таланту в подмогу богами даны.
Первый взмах, и мазок, и аккорд… и уже голова закружилась;И уже кто-то бьется, как стерлядь об лед, а кто-то –как раненый лебедь – в пике.Я смущен. Я растроган. Ужели опять получилось?Так внимайте, друзья, как опасную бритву стихов буду править на вашей души оселке.
Вот картина: желаю, чтоб отзвук шагов потерялся в летящем тумане, –Голубом, как последний прозрачный дымок дорогих сигарет.Чтобы губы, и пальцы, и скольженье, скольженье на грани…И ПРОВОРНЫЙ, И ДОЛГИЙ, И НЕЖНЫЙ, КАК ЮНАЯ ЦЕЛКА, – МИНЕТ!
Чтобы пух на щеке, и испуганный трепет девичьей ресницы,И хрустальная в небе луна над хрустальной студеной водой.Чтобы шепоты трав, и кустов, и полночное пение птицы…И СИСЯСТАЯ ПОТНАЯ БАБА С ГОРЯЧЕЙ И ВЛАЖНОЙ МАНДОЙ!
ЧТОБ ЕБСТИ ЕЕ СТОЯ, И РАКОМ, И В УЗКУЮ ДЫРКУ СЕРЕЙКИ!Чтобы слышалась девичья песня под позднюю где-то гармонь.Чтобы звезды роняли на крыши лучей золотые копейки,И костер на горе… И его романтичный, немного неверный огонь…
ЧТОБЫ ХУЙ – КАК ПОЛЕНО; ЧТОБ ЯЙЦА – КАК ПАРА МЯЧЕЙ БАСКЕТБОЛЬНЫХ!Чтобы ивы косами по пыли дорожной мели.Чтобы ветер трепал ковыли на бескрайних просторах раздольных,Чтобы мошки свече жизнь в полете, как сладкую жертву, несли…
ЧТОБ БЛЯДЬ ИЗВИВАЛАСЬ, КАК ПОСЛЕДНЯЯ ТЕЧНАЯ СУКА!Чтобы рыбки плескались в пруду, дробя на осколки луну.И чтоб слезы, как росы. И охряный восход. И ни звука.И блаженство смежения век, и отход к долгожданному сну…
Мой окончен пейзаж. Позабыты волшебная кисть и волшебная скрипка.Снова ждет повседневность, лихорадка работы, пустой и тупой суеты;Вновь морока и серость. Но лицо мое все-таки красит улыбка:Я закончил, дружок. Я-то кончил. Я – КОНЧИЛ! А ты?
август 1999г.Смотри у меня!
В тот день, в двенадцатом часу, я был… не важно, где.Скажу лишь, мысль моя была, простите, о еде.Так вот, стою себе. Слегка уже живот подводит,И вдруг (о, верно, верно – вдруг!) ко мне мсье подходит.
Мсье (как бишь его… забыл; как будто, Леонид)Меня хватает за камзол и грозно говорит,Что он, не будь он Леонид, превыше всех мужчин,Что он Сатир, что он Перун, Осирис и Один!
Что он достоинством мужским премногих превзошёл,Что мне exit, поскольку я… сейчас! увижу!! СТВОЛ!!!Мол, ствол столь крепок и ядрен, что жутко станет мне, –И зачал лапкой шуровать в свисающей мотне.
Я улыбнулся уголком породистого ртаИ молвил: – Вам пугать меня?.. пропорция не та.Увы, но, сударь, Ваш, пардон, «чудовищный лингам»Столь вял и мал и немудрящ, что просто стыд и срам!
И так, простите, невелик тестикульный комочек,Что смех и слёзы, сударь мой, и колики до почек.И коли Вы меня сейчас хотите напугать,Боюсь, не стоит, сударь мой, гонады извлекать…
И я умолк. И дивный свет облёк мое чело,Но это, судари мои, его не проняло.– «Боюсь!» Ты всё ж сказал: «Боюсь!» – возликовал СатирИ с превосходством на лице отгарцевал в сортир…
А я остался… да, друзья, остался при своём:Неумно ястреба пугать облезлым воробьём!
О, мой трепетный друг…
* * *О, мой трепетный друг, покалеченный ласками быта,Да едва не оскопленный зубцеватым и ржавым ланцетом его,Геть! За мной! По тропам, большакам и – к зениту:В Ирий, Офир, Валгаллу из пьяного сна моего.
В край, где Трезвость и Скуку не видали вовеки,К Изумрудному Змию на витые рога,Где из водки студёной хрустальные рекиРазрезают ветчинно-икряные брега.
Там под каждым кустом маринованный рыжикИ огурчик солёный, и селёдка с лучком.Там похмельный синдром ведом только из книжек,А облом «не хватило!» вообще не знаком.
Там грудастые девы не скупятся на ласки, –Их горячие чресла так щедры и сладки;Там влюблённые всюду возлежат без опаски, –Сеновалы для них и для них цветники.
Там сварливые жены, обитая в холодных застенках(Их прескверные рты крепко стянуты грубым дерюжным шнурком),Сочиняют печальные стансы о погубленных ими мужьях-импотентахИ читают друг дружке: пальцами, глазами, – молчком.
Там в грозу проливаются с неба потоки пивные с шипеньем,И варёные раки по крышам молотят клешнями – то лакомый град.А промытая солодом даль столь чиста, что пред нею замрёшь с изумленьем,И колени преклонишь, и плачешь… А уж подле, гляди-ка, начался парад!
Строгим шагом чеканным проходят слоны розоватой окраски,И шпалеры чертей белоспинных копытами крошат бетон на плацу,И манерный сиамский котенок, рыцарь ордена аглицкой дамской Подвязки,Салютует перчаткой тебе, – драчуну, шутнику, наглецу.
Ты так горд. Ты так прям. Лишь один непокорный вихор на плешинеРвёт порыв урагана, Повелителя злобного шершней и, кажется, мух.Но вотще! Он не в силах, не в силах, не в силах нагадить мужчине,Что сгорает в «Delirium tremens»[3]. Сгорает, сгорает как пух…
История К