Определение Святейшего Синода от 20-22 февраля 1901 года - Лев Толстой

По моему внутреннему ощущению, по документам, которые я изучал, по газетным дискуссиям начала 900-х мне показалось, что этот акт тогда как бы дал сигнал к тотальному расколу российского общества по всей его вертикали сверху донизу. Раскололись буквально и царствующая семья, и высшая аристократия, и поместное дворянство, и интеллигенция, и разночинские слои, и простой люд. Трещина прошла по телу всего русского, российского народа. Больше того, мне казалось чрезвычайно важным, что такая же трещина прошла и в индивидуальном плане - внутри если не каждого, то очень многих людей, посеяв внутреннюю душевную смуту.

Поэтому я абсолютно убежден в важности обсуждения и осмысления этого явления.

- При каких обстоятельствах письмо было опубликовано?

- Недели за две до 24 февраля я выступал в посольстве Индии по теме "Толстой - Ганди: идея ненасилия". Из зала прозвучал вопрос: "Как вы намерены реагировать на столетнюю дату?" Я ответил, что написал такое вот письмо и жду ответа.

Человек, задавший вопрос, видимо, запомнил эту ситуацию, позвонил мне 23 февраля и поинтересовался, не получил ли я ответа. Услышав, что нет, он выразил мнение, что в таком случае я могу считать себя свободным от каких-либо обязательств. И если обращение нейтрально, то не имеет ли смысла его обнародовать, потому что оно нужно многим людям?

Тогда я не думал об этом, но согласился, посчитав, что, вероятно, он прав. После этого текст письма дали в ИТАР-ТАСС, ну а дальше пошло...

Если бы не такое стечение обстоятельств, я бы и не додумался предать его гласности.

- Одна "догадка" по вашему адресу гласит: при помощи письма Толстой решил "подкатиться" к Патриархии, стать поближе к церковной власти, заручиться ее поддержкой...

- Ну, это еще более абсурдно, потому что меня вполне удовлетворяют и место, и статус, которые я занимаю. В том числе полностью удовлетворяют отношения с моими духовными наставниками.

Просто - куда еще мог я обратиться с подобным вопросом? Логично же, что если столетие назад коллегиальное решение было принято Священным Синодом, то сегодня я тоже могу обратиться только к ныне действующему Синоду. Или Патриарху как человеку, возглавляющему Русскую Православную Церковь.

- Но что-то в подобных инсинуациях вас все же задевает?

- Если что и задевает, то скорее мнение, что я якобы пытаюсь решать не столько за Церковь, сколько за прапрадеда. Толстого, мол, нет - 90 лет назад он умер и ни о чем не просил. А тут я за Льва Николаевича пытаюсь что-то изменить.

Да простит мне мой прапрадед, имя и судьба которого меня, конечно же, очень волнуют... Но в данной ситуации меня гораздо больше беспокоит сегодняшняя Россия, беспокоит все, что в ней сейчас происходит.

Толстой не просил отлучать его от Церкви, не обращался за этим к Синоду и решение об отлучении воспринял с недоумением. Для него речь шла не о вступлении в какую-то партию или исключении из нее. В этом отношении, к сожалению, все время происходит какая-то путаница понятий.

В дневнике, в частности, Толстой написал, что сегодня узнал о "странном решении", и в его мыслях очень ясно читается, что невозможно каким-то распоряжением, даже таким вот синодальным приговором, отлучить человека от Бога, религиозного чувства, веры.

Я не случайно привел пример приема в партию, когда пишется заявление. Потомки незаслуженно репрессированных в годы советской власти тоже писали заявления в соответствующие органы с просьбой реабилитировать их репрессированных родителей, дедов. И все эти бумажные заявления были необходимы...

- ...потому что были востребованы нормами права.

- Совершенно верно. Но Льву Толстому в той ситуации не нужно было писать никакого заявления. Так же, как и у меня ничего подобного, вроде просьбы "прошу реабилитировать", и в мыслях не было.

Само по себе проведение аналогии между понятиями числиться где-либо и быть верующим абсолютно несостоятельно. Я твердо убежден, что Лев Николаевич Толстой до конца своих дней оставался глубоко религиозным, верующим человеком, абсолютно вменяемым, полностью отвечающим за свои убеждения и слова. Об этом свидетельствуют его письма, дневники и другие тексты.

- Быть может, церковная иерархия, неверно истолковав ваше письмо, просто уклонилась от обсуждения по причине его "несвоевременности"?

- Есть, пожалуй, еще один нюанс, которого мы уже немного коснулись, когда говорили, что кто-то посчитал мое обращение попыткой сблизиться с Патриархией.

Обратившись к Патриарху, я написал письмо и президенту. Оно в меньшей степени касается истории с отлучением. В большей - Чечни, с которой непосредственно связана биография Толстого. Недавно я получил ответ, в котором сама тема моего письма не обсуждается и который представляет собой как бы реакцию на последнюю строчку, где я сообщаю о готовности более подробно изложить свои мотивы лично. Ответ - очень коротенький - гласит, что ввиду плотного графика президента подобное "не представляется возможным".

Я это прекрасно понимаю, не могу с этим не согласиться: нет потребности - значит, все. Вопрос снят.

В ситуации же с Патриархией тоже была надежда на отклик, но дождаться его пока не удалось. Я отправил письмо в начале января. И должен сказать, что если бы до 24 февраля получил хоть какой-то официальный ответ: "сейчас не время", "церковь не готова" или "отрицательно относится к вашей инициативе", - то даже разговора о публикации письма быть не могло. А считать несколько слов комментария корреспонденту НТВ официальным ответом я не могу. Когда посылаешь не анонимное, а подписанное собственным именем письмо, в соответствии с правилами приличия на него принято отвечать тоже письменно, хотя бы формально. Но, так как этого ответа нет до сего дня, я не считаю разговор исчерпанным, а мое обращение - закрытым.

Надо сказать, сначала я действительно был расстроен. И те, кто смотрел сюжет по НТВ, наверное, обратили внимание, что выглядел я несколько подавленным. Но это была не подавленность тем, что Патриарх в столь категоричной форме заявил по телевидению об отказе даже говорить на эту тему. Скорее некоторое разочарование из-за непонимания сути моей инициативы...

Хочу отметить еще один момент, который очень активно сейчас обсуждается: что это все Владимир Толстой? - есть же семья, которая не обращалась с подобными письмами...

- Насколько известно, до написания письма состоялось семейное обсуждение такой возможности?

- Да. Еще летом я действительно поднимал эту тему. И никакого неприятия подобного акта у остальных членов нашей фамилии не прозвучало. Больше того, уже после информации о моем обращении мои родственники тоже обращались к Патриарху Алексию.

- Сегодня очень расхоже мнение, что Толстой вступил в неразрешимый конфликт с христианством, оспаривал его основные догматы. Но ведь он никогда не строил из себя богослова. И даже переложенное им Евангелие представляет собой прежде всего художественное осмысление самой важной темы и Личности в истории человечества...

- ...художественно-философское. Потому что философия и богословие - все же разные вещи...

- Согласен. Кроме того, конкретные претензии писателя, особенно в тех случаях, когда он довольно резко называл вещи своими именами, относились в основном к "церковной бюрократии", даже к святотатству людей, входящих в религиозную организацию, но не осознающих, к какой Материи они прикасаются.

- Все усилия Толстого в последний период его жизни были направлены на то, чтобы обратить внимание - чувства, сердца, души людей - к сути, религиозной сути христианства. Не к обрядам или условностям, а к сути. Всеми своими работами он пытался как бы дезавуировать формы извращения подлинной истории.

- Что вы собираетесь делать дальше: продолжать добиваться, чтобы вас поняли, или просто махнете рукой, потому что это бессмысленно? Что перевесит: сознание важности вопроса, касающегося реальной духовности, или "сейчас не то время"?

- Время, к сожалению, действительно не совсем то. Но меня это не останавливает. Я не могу не отвечать на приходящие письма, отклики. Не могу остаться безучастным к мнению людей, которые мне их присылают. Поэтому я намерен продолжать отвечать на них. И если буду убежден, что общественная потребность в обсуждений поднятого мною вопроса есть, то оно состоится. Возможно, это будет "круглый стол" с философами, писателями, представителями Церкви.

- Получается, что отсутствие ожидаемого результата - тоже своего рода результат?

- К этому я, пожалуй, и стремился, надеясь, что результатом моего послания станет прежде всего начало какого-то обсуждения.

В Ясной Поляне ежегодно проводятся писательские встречи, и мы каждый раз задаем их темы. Уже в прошлом году темы "Толстой и религия", "Толстой и православие. Период отлучения" были заявлены и прозвучали. С моей точки зрения, уже тогда было много очень хороших выступлений. Эту тему мы продолжим и в этом году, в сентябре, - в виде обсуждения одного из крупных вопросов в рамках большой писательской встречи. Но догадываюсь, что зреет необходимость, быть может, и отдельного разговора.