Секрет Пегаса - Грег Лумис

Лэнг отхлебнул теплого пива из кружки и заявил:

— Из-за веры в святых вы все воспринимаете слишком буквально. Проще выражаясь, он не знает ровным счетом ничего.

Священник отпил из чашки, содержимое которой, скорее всего, не отличалось температурой от пива Лэнга, и проговорил:

— Damnant quod non intelligunt.

«Чего не понимают, то осуждают».

После обеда они кинули монетку, кому платить, и Лэнг проиграл в третий раз подряд. Ему иногда приходило в голову, что Френсису в этом деле помогают сверхъестественные силы.

— Как дела у Джанет и Джеффа? — спросил тот, когда они уже направлялись к автомобилю.

Вопрос был задан не из одной только вежливости. Как ни странно, после развода Джанет сделалась ревностной католичкой и принимала активное участие в жизни прихода, которым руководил Френсис. Как подозревал Лэнг, она, вероятно, рассчитывала на то, что бескомпромиссное отношение церкви к разводам удержит ее от новой ошибки. Иностранца Джеффа к Френсису, уроженцу одной из очень малопривлекательных африканских стран, притягивало именно чужеземное происхождение священника.

— Чудесно. — Лэнг сунул руку в карман за ключами от «Порше». — На той неделе они ходили на бейсбол. «Брейвс» открывали сезон.

— Мне кажется, вы могли бы позволить себе купить нормальную машину вместо этой игрушки, — проворчал Френсис, втискиваясь на пассажирское сиденье.

— Наслаждайтесь ездой или пользуйтесь общественным транспортом! — с бодрой интонацией диктора, читающего рекламные объявления, провозгласил Лэнг. — Кстати, на той неделе Джанет завела для Джеффа собаку, самого уродливого щенка, какого мне только доводилось видеть на ежегодных ярмарках в день благословения животных.

— Красота обманчива, как говорится.

— Это верно, красота обманчива, зато уродство всегда с тобой. — Лэнг повернул ключ зажигания. — Мне кажется, Джанет подобрала эту собачонку, потому что не хотела брать щенка из приюта.

Не дойдя в воспоминаниях до момента возвращения домой, Лэнг, как в бездну, провалился в сон без сновидений. Он вернулся к действительности лишь после того, как та же самая стюардесса с той же самой улыбкой деликатно тронула его за плечо и напомнила, что перед посадкой нужно привести спинку кресла в вертикальное положение.

Атланта. Через два дня

Лэнг считал, что большей скорби, чем та, которую он испытал после смерти Дон, быть не может. Он думал, что длительная неизлечимая болезнь горячо любимой женщины, мучения, которые ему пришлось вытерпеть, наблюдая за тем, как она медленно уходила, должны были предохранить его душу от боли новых потерь. Оказалось, что он ошибался.

Глядя, как два гроба, один из которых был вдвое меньше другого, опускали в красную землю Джорджии, он утратил внешнюю бесстрастность, которую требуют от мужчин южные нравы. Лэнг плакал. Сначала слезы подступили к глазам, а потом потекли по щекам. Он не пытался их сдержать. Если кто-нибудь из-за этого перестанет его уважать — ну и черт с ним. Он ведь оплакивал не только Джеффа и Джанет, но и самого себя. У него больше не было семьи. От этой мысли Рейлли преисполнился таким одиночеством, какого никогда прежде не мог себе представить.

Ему уже не раз приходилось терять друзей и знакомых. Ни один взрослый человек не избавлен от такой участи. Погибли несколько его бывших сослуживцев, серьезная опасность была неотъемлемой принадлежностью прежней профессии Лэнга. Он потерял Дон, однако тогда у него было несколько месяцев для того, чтобы подготовиться к неизбежному. Но младшей сестры и племянника он лишился внезапно, да и погибли они совершенно непостижимым образом.

Похороны казались ему чем-то нереальным, наподобие театральной постановки, что ли, устроенной для него одного. Он следил за заупокойной службой, словно со стороны, словно наблюдал за утратой, постигшей какого-то другого человека, или смотрел кино. Так же отрешенно Рейлли следил за тяжкой скорбью, которая рвалась из его души, как зверь, прогрызавший себе путь из клетки.

Ямы, в которых предстояло лежать Джеффу и Джанет, находились рядом с мраморным памятником, еще не потемневшим от непогоды, где имя Дон было вырезано настолько же глубоко, насколько глубокой была боль потери, которую он ощущал каждое воскресенье, возлагая букет цветов на этот бугорок, носивший ее имя. Теперь, когда Джефф и Джанет тоже ушли в вечность, где уже находилась Дон, ему предстояло навещать еще две могилы.

Не слушая того, что читал по молитвеннику Френсис, он вспоминал все видеоигры, в которые играл с Джеффом, снова видел перед собой домашние задания, об отличном выполнении которых говорили звездочки, наклеенные учителями. Ему остро не хватало их обоих, но смерть ребенка служила еще одним доказательством того, что Бог отрекся от нашего мира и занимается чем угодно, но только не его судьбой.

К тому времени, когда прощающиеся — соседи, коллеги Джанет, кое-кто из родителей друзей Джеффа — закончили свои искренние, но совершенно бесполезные высказывания, скорбь Рейлли переродилась в ярость. Тот, кто это сделал, должен заплатить по наивысшему счету. Неважно, сколько на это уйдет времени и сил, как далеко придется отправиться. Он отыщет его. Или их.

Они не подумали, с кем связываются. Положим, у него нет настоящей правоохранительной практики, зато имеется уникальный круг знакомых, владеющих информацией, недоступной для полиции. Если понадобится обзвонить их всех до одного, чтобы найти виновных, он это сделает.

Гнев, как ни странно, принес с собою некоторое облегчение, вернул подобие порядка миру, утратившему было всякий смысл своего существования. Лэнг стоял, не обращая внимания на могильщиков, которые уже почти не скрывали своего нетерпения, и отчетливо, почти как наяву, ощущал вкус мщения неизвестным негодяям. Маленький экскаватор, отъехавший на время церемонии в сторону, не мог вернуться и засыпать могилы землей, которую потом предстояло укрыть от глаз впечатлительных людей аккуратно нарезанными квадратиками зеленого дерна.

Чья-то рука деликатно прикоснулась к его плечу. Это оказался Френсис. Мысли Лэнга вернулись к происходящему. Френсис присутствовал на похоронах как священник, друг не только Джанет, но и его собственный.

— Лэнг, нужно думать не о мести, а о Джанет и Джеффе.

Рейлли тяжело вздохнул и осведомился:

— А что, это так заметно?

— Любой, кто увидит ваше лицо, сразу прочтет и мысли.

— Френсис, я не в состоянии просто повернуться и уйти отсюда, забыв о том, что случилось. Кто-то ведь сделал это, убил двоих ни в чем не повинных людей. Только не говорите мне, что такова воля Божья.

Священник покачал головой, глядя на две свежие могилы, и сказал:

— Я думал, что вы решили пригласить меня провести службу, потому что рассчитываете обратиться к силам более высоким, чем ваша собственная. Я…

— Хватит чушь пороть! — взорвался Лэнг. — Что-то ваших высших сил никогда не оказывается на месте, если нужно их вмешательство.

Не успев договорить, он уже пожалел о своих словах, порожденных скорбью, гневом и несколькими почти бессонными ночами. Лэнг не придерживался какого-то определенного вероисповедания, был скорее неверующим, но унижать чью бы то ни было веру совсем не требовалось.

— Простите меня, Френсис, — сказал он. — Я сейчас немного не в себе.

— Это вполне понятно. — Возможно, священник и обиделся, но виду не подал. — Мне кажется, я понимаю, о чем вы думаете. Не лучше ли будет предоставить французской полиции расследовать это несчастье?

— Легко сказать!.. — саркастически хмыкнул Лэнг. — Для них это всего лишь очередное преступление. Я хочу, чтобы преступников постигло возмездие, причем как можно скорее.

Френсис секунду-другую смотрел ему в лицо. Казалось, что большие карие глаза читают мысли Лэнга.

— То, что вам удалось, занимаясь опасным делом, остаться живым и невредимым, вовсе не значит, что вы способны отыскать тех, кто это устроил.

Лэнг никогда не рассказывал Френсису о своей прежней работе. Но священнику, конечно же, хватало ума, чтобы понять, что в прошлом у юриста, получившего высшее образование, когда ему было уже за тридцать, и имеющего почти десятилетний пробел в биографии, был период, который ему не хотелось обсуждать. Френсис догадывался об истине или, по крайней мере, был недалек от нее.

— Способен или нет, но я попробую, — сказал Лэнг.

Френсис молча кивнул, окинул взглядом пологий склон и произнес сакраментальную прощальную фразу:

— Я буду молиться за вас.

Рейлли удалось скривить губы в гримасе, немного похожей на улыбку.

— Это никогда не повредит, — тоже как обычно, ответил он.

Лишь провожая взглядом священника, неторопливо спускавшегося с холма, Лэнг понял, что принял на себя обязательство. Не обещание, брошенное в гневе, не пожелание, высказанное для того, чтобы оказаться забытым, а обязательство.