Восточная миссия (сборник) - Сергей Бортников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В двадцать пять он впервые стал чемпионом мира по греко-римской борьбе. Хороших атлетов тогда в Европе было много. Особенно выделялся русский богатырь Иван Поддубный, слава о подвигах которого гремела по всему свету. Коллеги уважительно называли силача Железным! Жаль… Так и не удалось сразиться с ним…
В финале турнира, проходившего в парижском цирке, Константу противостоял рыжий и чересчур грузный баварец. Соперник легко уходил от захватов и выскальзывал из рук. Может быть, он тоже смазал тело маслом, как один из противников легендарного русского богатыря? Ле Маре собрал все силы в кулак и, схватив за трико, потащил немца в центр арены. Там, пользуясь преимуществом в росте, навалился грудью на его голову и нагнул ее до своей талии… Бросок! Тяжелое тело, совершив немыслимый пируэт, рухнуло на ковер. Потом беднягу долго не могли привести в чувство…
Бурный поток воды стремительно несся навстречу неприятелю. Никто не сможет его остановить!
Ле Маре, Ляо и Тири сели в броневик и помчались к товарищам по оружию, укрывшимся за высокой железнодорожной насыпью.
К утру все было кончено. Враг отступил на правый берег реки Изер. На 700-километровом участке фронта, от Северного моря до швейцарской границы, снова установилось позиционное равновесие. В этот раз надолго. Впрочем, немцы и не пытались его нарушить – у них начались проблемы на Восточном фронте…
15В тот день, когда на Западном фронте немецкая кавалерия занимала Брюссель, россияне, отбив все атаки неприятеля, форсировали Збруч и вторглись на территорию Австро-Венгрии.
Войска, прибывающие на фронт, сразу вступали в бой.
21 августа между Ярославицами и Волчковцами[7] состоялась самая большая и фактически единственная кавалерийская битва Великой войны, в которой сошлись бойцы 10-й российской и 4-й австро-венгерской дивизий.
А 19-го ингерманландские гусары еще отдыхали после утомительного похода, и ротмистр Барбович соблаговолил поднять их боевой дух:
– Здорово, братцы!
– Здравия желаем, ваше благородие!
– Завтра нам предстоит снова, так сказать, понюхать пороху!
– Да уж не впервой! – первым откликнулся старый служака Степан Гордина, уроженец донбасских степей, воевавший вместе с ним на далекой корейской земле.
– Тебе то что? Хоть эскадрон, хоть сотня… А вот сосед твой, небось, уже в портки наложил…
– Кто, Васька? Да он один их всех на капусту покрошит. Мы с вами и прискакать не успеем!
Иван Гаврилович приблизился к новобранцу – высокому, ладно сложенному молодому человеку лет двадцати пяти.
– Женат?
– Так точно, ваше благородие! – бодро рявкнул Василий.
– И детишки есть?
– А как же без них? Парнишка да девонька… Мал мала меньше…
– Ну а баба у тебя хорошая?
– Так точно! Еще как хороша-с… Работает, словно лошадь…
– Я не в лошадиных смыслах, а в бабьих.
– То есть в постели, – подсказал Степан, хорошо знавший повадки своего командира.
– Горяча… Точно сковородка…
– Звать-то как?
– Аграфеной…. Грушей, значит.
– А писать умеет?
– Никак нет: не грамотная она, а подписываться под чужой рукой, того, стесняется…
– Ты, главное, братец, сам не стесняйся… Бей врага, как Аграфену с похмелья!
– Жалею я ее, Иван Гаврилович… Ежели б хоть раз по-настоящему приложился – давно б детишек осиротил…
– Ладно… Сегодня вечером пойдешь со Степаном в разведку.
– Слушаюсь, ваше благородие!
16Темнело. Конь под шестипудовым телом Гордины никак не хотел переправляться через Серет, на левом берегу которого расположились ингерманландцы. И тогда вперед рванула лошадь Василия Прыщова. Как только водная преграда осталась позади, гусары спешились и осмотрелись.
– Вот здесь начинается балка, – ткнул в карту указательный палец Степан. – Длиной около километра… За нею справа – поле, а слева – лес. В конце балки наверняка вражий пост или стоянка патруля… Там усилим внимание…
– Хорошо…
– Какое «хорошо», братец? Слушаюсь…
– Слушаюсь, господин вахмистр!
– То-то же…
Гордина отсчитал девятьсот шагов и подал знак, после чего Василий лег на землю и пополз вперед (конь остался под присмотром старшего товарища).
Минут через семь-восемь, показавшихся обеим вечностью, казак вернулся. Недоуменно пожал плечами:
– Никого!
– Что ж, давай, поглядим в четыре глаза…
Лошадей привязали к одинокой березке. После этого Степан плюхнулся на брюхо. Прыщов сделал то же самое.
Выход из балки действительно никто не охранял. Однако чуть правее Гордина заметил пламя костра, в отблесках которого мелькали чьи-то силуэты.
«Сразу видно – резервисты, – мысленно улыбнулся старый солдат, принимая влево. – Нет на них нашего ротмистра».
Около темневшего на горизонте леса стали на постой несколько сотен ландштурмистов – так в Австрии называли бойцов народного ополчения, которые в мирное время один раз в восемь лет сдавали зачеты по стрельбе. Многим из них было далеко за сорок.
– На таких вояк хватит и нашего эскадрона, – язвительно прошипел Васька и получил толчок в бок: мол, соблюдай тишину.
В светлое время суток Гордина наверняка бы заметил и темные воротники жандармов, однако тех было немного, и особой боеспособности неприятельскому войску они не прибавляли.
На опушке леса стоял пулемет. Была и пушка, но почему-то зачехленная.
У гусар просто чесались руки порубить это, как метко заметил Степан, стадо. Но они четко помнили инструкции командира эскадрона: уточнить расположение войск противника, нанести на карту, по возможности взять языка – и «домой». Более – никакой самодеятельности!
Возвращаясь назад, окончательно осмелевший Прыщов предложил захватить с собой двух отдыхавших у костра людей. Гордина поначалу идею не одобрил, но, немного понаблюдав за незнакомцами, согласился: слишком беспечно те вели себя на передовой. Будто не войне они, а на вечеринке…
Такая наглость обязательно должна быть наказана!
Каково же было его изумление, когда выяснилось, что те двое – даже не резервисты, а штатские. И к тому же – немцы…
17Барбович неплохо знал немецкий язык, но разобрать то, о чем говорили пленники, не мог. Полное затмение, безымянная звезда, луч которой непременно должен обогнуть Солнце и тем самым подтвердить предположения какого-то гениального ученого… Бред – и только!
Может, командир полка разберется?
Однако Богородский тоже ничего не понял. Пришлось ехать в штаб к начальнику дивизии.
– Разрешите доложить, ваше превосходительство? – как и положено, начал старший по званию.
