Факел - Алексей Киреев

- «Кобра», «Кобра», не провороньте справа!…

Тройка Борисова, прикрываемая четырьмя другими истребителями, сбила три «юнкерса», разбила строй бомбардировщиков, заставила их повернуть вспять. Но тотчас же, словно воронье, на нашу семерку набросились вражеские «мессершмитты». Они свалились откуда-то с высоты и чуть было не застали врасплох. Спасла бдительность Борисова.

- Встать в круг! - скомандовал он,- Вести бой на горизонталях. Прикрыться облачностью.

Юркие истребители мгновенно стали каждый в затылок соседу - так они могли надежно прикрывать друг друга - и по команде Борисова атаковали наиболее уязвимые цели.

Бой закипел с новой силой. Даже доли секунды вносили изменения в обстановку.

Атаку начал сам Борисов. Он удачно выбрал цель и сбил ее с первого захода. Из-под удара такого мастера воздушного боя вряд ли увернешься!

За Борисовым ввязался в бой Соловьев. Он долго гонялся за «мессером», пока тот не подставил ему хвост. Самолет врага был сбит. Но когда Дима выходил из боя, недалеко от него неожиданно выскочил новый «мессер». Это заметил Павел. Быстрым и точным маневром он вышел на перехват вражеской машины и первой же очередью поджег ее.

- «Кобра», «Кобра», а теперь атакуйте того, что под вами. Да смелее! - посоветовал Борисов.- Поэнергичнее на виражах…

Павел, найдя взглядом вражеский истребитель, камнем пошел на него. «Ну, держись, гад!» - прошептал Мальцев и выпустил очередь по «мессеру». Мимо. Прицелился тщательнее, нажал на гашетки. «Мессер» вздрогнул. Мальцев отдал педаль, ушел на вираж. Посмотрел вниз: вражеская машина, объятая пламенем, мчалась к земле.

Наши летчики вышли из этой смертоносной карусели с победой. Они без потерь вернулись на свой аэродром.

Павел еле вылез из кабины. Он страшно устал. Техник помог ему отстегнуть парашют.

- Кажется, лихо дрались, Павел Сергеевич? - не то спросил, не то отметил техник, подавая ему палку.

- Спасибо за машину,- тихо сказал Павел и пошел к командирской землянке, где должен был состояться разбор боя.

Вошел и тут же, не ожидая разрешения, тяжело опустился на скамейку. Пот градом катился по лицу. Ноги мучительно ныли…

Борисов начал разбор. Он говорил коротко и ясно, как и полагается командиру. Несколькими штрихами нарисовал общую обстановку, напомнил о плане боя, рассказал, кто как действовал.

- Особо хочу сказать о Павле Сергеевиче,- заметил Борисов.- Дрался ты, Павел, как настоящий ас. - Борисов, чтобы не быть официальным, перешел на «ты». - Троих свалил, паразитов. Дай я тебя расцелую, дорогой! - Широко шагнул к Павлу. Летчики зааплодировали.- Вижу, Павел, тяжело тебе пришлось. Но выдержал ты, дружище, экзамен. На пятерку с плюсом выдержал. Теперь на тебя, как на себя, надеюсь. Поздравьте, друзья, Павла Сергеевича с новым боевым крещением!

Летчики наперебой подходили к Павлу, желали новых побед. А он, растроганный теплым участием, беспрестанно вытирал пот с лица и односложно, будто заученно, твердил:

- Спасибо за доверие, друзья, спасибо.

Последним подошел Дима, тихо сказал:

- Пойдем отдыхать.

- Пойдем.

Они шли по заснеженным улочкам военного земляночного городка медленно и молча. Павел думал сейчас о ней, о Тоне, которая вот уже несколько недель назад взяла его «на персональный учет» и каждый вечер делает ногам примочки. И пока ноги греются в теплых уютных ванночках, Павел о многом успевает поговорить с Топей: получает ли она письма из дому, не тяжело ли ей тут, на Севере, не тоскует ли по родным. А она сидит против него на стульчике и отвечает: не беспокойтесь, мол, Павел Сергеевич, дома все в порядке, к Северу привыкла и тоска не гложет, недаром толстеть начала, аж неудобно - война…

Павел говорил с Тоней - полушутя, полусерьезно - и о том, любила ли она кого-нибудь. Ведь не могла же она никого не любить такая сердечная, отзывчивая. И Тоня - тоже в тон ему, шутливо-серьезно - отвечала, что полюбить она еще никого не успела, окончила медицинский техникум - и на войну. Ну а нравилась ли ребятам - это надо у них спросить. Тоня смеялась, смеялся Павел, и им обоим было хорошо в этой небольшой процедурной комнате, при неярком мигании еле заметной электрической, лампочки под самым потолком.

Павел спросил как-то Тоню, не любит ли она сейчас кого-нибудь, и, наблюдая незаметно за ней, с замиранием сердца ждал ответа. А она, проказница, выпорхнула из процедурки, а когда вошла, как ни в нем не бывало спросила:

- Ну, как у нас дела, Павел Сергеевич?

- Дела, как сажа бела, - отшутился Павел и опять со своим вопросом: - Скажи, Тонечка: а все же ты любишь кого-нибудь?

На этот раз она не убежала, зарделась, тихо сказала:

- Есть один парень на примете. Только не знаю, догадывается ли.

- Далеко этот парень?

- Да как вам сказать. Бывает далеко, бывает и близко, а бывает и совсем рядышком.

- Кто же это такой, Тонечка, скажи, если не секрет?

Тоня перебирала белье в шкафу, не обернулась, ответила:

- От вас не скрою. Это вы, Павел Сергеевич.

- Я? Да?! Тонечка! - крикнул Павел и прямо на культях, спотыкаясь и чуть не падая, пошел к Тоне.

- Да вы с ума сошли! - крикнула Тоня и бросилась Павлу навстречу. Она подхватила его, усадила на скамейку, и так сидели они молча несколько минут. Павел гладил ее светлые, по-мальчишечьи постриженные волосы, о чем-то хорошем-хорошем думал и не знал о чем…

А теперь, проходя с Димой Соловьевым мимо санчасти, попросил его:

- Зайдем к Тонечке. Пусть вместе с нами порадуется нашей победе.

Дима остановился.

- Ты зайди, а я загляну в столовую. Что-то проголодался.

- Ну ладно, Шплинт, иди. - Павел улыбнулся лукавой хитрости друга.- Примочки ногам сделаю. Ноют, Дима.

Тоня встретила Павла шумно:

- Слыхала, Павлуша, как ты отличился!

- Откуда, Тонечка? - пророкотал Павел басом и поцеловал ее в щеку.

- Забегал тут один технарь. Палец молотком пришиб. Пока перевязывала, рассказал.

- Это - тебе подарок, Тонечка. Трех сегодня на сопки спустил.

- Ой как здорово, Павел!

- Твои примочки помогают. Они, как эликсир, действуют и на ноги, и на сердце. Ноги крепче становятся, а сердце…- Павел сделал паузу.- А сердце любвеобильнее! - выпалил он.

- Это как же так? - Тоня сделала круглые глаза.- Значит, кого-нибудь оно еще уже в себя вместило? Эх, Павел Сергеевич! - Она погрозила пальцем.

- Да что ты, Тонечка,- посерьезнел Павел,- как можно! Оно принадлежит только тебе, моя пуговица, только тебе, моя кнопка.

Тоня подбежала к Павлу, взяла его за пяечя, скомандовала:

- Садись, товарищ гвардия старший лейтенант. После выдающегося боя наш могучий коллектив, состоящий из медицинской сестры Пожарской и ее боевых коллег, преподносит тебе, дорогой Павел Сергеевич, сто граммов чистейшего спиртуса. Выпьем за наше здоровье. Ура!

Павел принял из руки Тони мензурку.

- А за это тебе не влетит? - спросил он и залпом выпил спирт.

- Теперь уже нет! - засмеялась Пожарская, глядя в пустую мензурку.- Сухо, как после сильнейшего зноя. Ноги в ванночки - марш!

Павел осторожно опустил культи в теплый раствор. По всему телу разлилась приятная истома, на сердце стало хорошо, радостно, В эти минуты ему хотелось сказать Тоне что-то задушевное, чтобы она запомнила его слова на всю жизнь;

- Посиди со мной, Тонечка,- показал Павел на скамейку.- Не замерзла? Тебе в Крыму бы побывать. Не была? Как там хорошо летом! Вот освободим Юг, обязательно тебя свожу.

- Это как же свозишь? - лукаво спросила Пожарская.

- Возьму, выкраду тебя, как выкрали красавицу Арзы, и уведу в Крым.

- Это что еще за красавица?

- Легенда есть такая. Рассказать?

- Расскажи:

- Когда-то, в далекие-далекие времена, в горах Крыма жил старец. У него была красивая внучка Арзы. Поведет бровью, глянет своими огромными черными глазами на юношу, и тот не может отвести от нее своих глаз. Все парни посходили с ума от красавицы Арзы. Предлагали ей руку и сердце. Но гордая Арзы даже слушать не хотела об их предложениях. Дед часто посылал свою внучку к самому Черному морю, чтобы набрать в золотой кувшин холодной ключевой воды, что бьет из родника, Пойдет Арзы за водой по тропинке, серебром переливаются ее косы на южном солнце, извивается ее гибкий, стройный стан. И это еще больше ранило сердца юных молодцев.

Прослышал о красавице Арзы богатый заморский хан Али-баба, прислал к бедному старцу сватов, чтобы уговорить его выдать Арзы за себя замуж. Но и ему отказала гордая Арзы. Тогда злой хан нанял разбойников и приказал силой взять Арзы. Пошла Арзы однажды к роднику, ничего не подозревая худого, а на нее из засады зорко смотрели разбойничьи глаза. Одним мигом выскочили разбойники на тропу, схватили, притащили на корабль, подняли паруса - и айда за сине море. Привезли Арзы к хану Али-баба. Тот продал ее на рынке в султанский дворец. Долго плакала и рыдала Арзы о своем деде, тосковала по родной земле. Потом родился у Арзы прекрасный, как и она сама, сын. Выходила Арзы с сыном гулять на обрыв крепости. И как-то, думая, гадая, решилась она на такой дерзкий шаг: «Не хочу я, злой старый султан, быть твоей наложницей. Лучше смерть, чем неволя». И кинулась вместе с сыном с крутого обрыва крепости в Босфор. И только видели ее, красавицу, и ее сына волны черноморские да пучина морская. Говорят, приплыла Арзы с сыном к родным берегам, да так и превратились они в каменную статую, которая и сейчас, может, стоит в море, недалеко от берега. А в день трагической гибели Арзы и ее сына из родника, сказывают, забил фонтан холодной, светлой, как слезинка, воды, напоминая людям о красавице Арзы и ее мальчике…