Ночью, после нашей потери (ЛП) - Сара Бреннан

Она не учила его убивать. Эш не знал, как сказать: «Ты говорила о людях, будто они — скот, и поэтому, когда папа сказал, что их надо убить ради нашей пользы, это казалось разумным».

— Тому, что ты сделал, нет никакого оправдания, — сказала его мать. — Прошу тебя, перестань его искать.

Эш подумал, что оправданий, возможно, и не было, но существовали объяснения: она не должна вести себя так, будто его деяния возникли из ниоткуда, появились лишь по причине его внутренней слабости.

Даже мысленно это прозвучало как оправдание, потому он промолчал.

Мать отвернула от него свое лицо и, подождав некоторое время возле двери Джареда, пошла обратно в свою комнату. Он услышал тихий щелчок, когда её дверь закрылась. Несмотря на то, что звук был таким тихим, он казался полновесной точкой в конце предложения, в конце истории, которую Эш сам себе рассказывал о своей семье.

Эш нагнулся и подобрал у своих ног что-то сверкающее, словно извлеченное из-под земли сокровище. Конечно же, это было не сокровище. Это был огромный осколок зеркала, беспощадно острый. Следует обращаться с ним осторожно, не то порежешься.

Острый серебристый осколок подходил ему не больше, чем золотой нож, который он держал этим утром. Он положил его обратно. Эш не понимал, не позволял себе понять, зачем он его вообще поднял.

Крадучись, он ушел прочь. Вернувшись спустя несколько часов — он всегда возвращался, даже если люди четко давали понять, что больше не ждут его, — и, увидев, что дверь была открыта,  Эш неожиданно ощутил прилив надежды.

Джареда в комнате не было. Там была мать Эша, которая лежала, свернувшись калачиком на его кровати, и обнимала подушку. Она плакала в неё, плакала так сильно, что у неё сотрясались плечи, но Эш знал, что подушку она использовала, чтобы заглушить себя. Она не пришла к нему в комнату. Его сочувствие не было желанным.

Он ушел, ступая по зеркальным осколкам настолько тихо, насколько мог. Он прошел мимо окна и увидел на фоне темного неба, прорезавшегося струями дождя, силуэт своего кузена, который стоял в арочном окне их золотой колокольни.

*

Эш много раз выходил под дождь. Во время ливня или в летнюю жару мать с отцом часто брали его на улицу и оба держали его за руки. Они бы стояли и потребляли избыточную силу, смеясь, как реки, танцуя, как ветер. Эш всегда испытывал чувство благодарности к магии за лучшую часть своего детства.

Существовала сила, которую можно получить из всего природного: из ветра в лесу, из шума дождя, из распускающихся листьев в солнечном свете. Они способны были поощрить крайности погоды, помочь создать то, что придало бы им сил, но сейчас все было иначе.

Этот дождь призван магией. Это не подарок природы, а нечто, жестоко вырванное из мира силой чародея.  И он стоит силы, от которой не отступится.

Без магии дождь был таким холодным. Эш пронесся по саду и нырнул в колокольню. Он неистово дрожал, пока, спотыкаясь в темноте, взбирался по ступенькам в помещение, где когда-то висели колокола Линбернов.

Дождь был таким сильным, что водный поток бился о стены волнами, проникая внутрь через арочные окна, простирающиеся от пола до потолка. Это напомнило Эшу о разрушениях, которые Джаред устроил в доме. Большие серебряные осколки, казалось, падали из темноты, словно в небе разбивались тысячи зеркал.

Это был дождь, лишь дождь. Джаред не был способен на большее. У него не было источника, а это означало, что у него было не больше сил, чем у Эша. Эш собрался и заставил себя больше не вздрагивать.

— Ты так одинок, что готов обратиться ко мне, — сказал Джаред, выплюнув слово «мне», будто он говорил об Эше, прикасающемся к грязи. — Ты жалок.

— А разве ты не жалок, когда говоришь о себе, будто ты худшее, что могло с кем-нибудь случиться?

— Мог бы стать худшим, что случилось бы с тобой, — сказал Джаред, и это прозвучало как обещание. — Только рискни.

— Я пришел сюда не ругаться с тобой, — сказал Эш. — Я пришел помочь.

И тогда Джаред посмотрел на него. Эш был потрясен выражением его лица — разъяренным недоумением. У него был вид дикого зверя, попавшего в западню, которому никто никогда не предлагал помощь, и он не мог распознать её как нечто иное, чем очередное нападение. Он был похож на животное, которое умрет в этой ловушке.

— Приятно, что тебе меня жалко, — сказал Джаред. Его грудь вздрагивала от глубоких, отчаянных вдохов, будто он был утопающим, которому ненадолго удалось всплыть на поверхность, и он не ждал, что ему удастся это вновь. — Но это бесполезно.

Все его тело было напряженным контуром, балансирующим на самом краю каменного пола. На мгновение Эшу стало страшно. Но Джаред, волосы которого были влажной путаницей золота, просто стоял и настороженно вглядывался в ночь с серебристыми прожилками.

— Ты не можешь мне помочь, — сказал он. — Но не принимай это на свой счет. Никто не может.

Эш отступил на безопасное расстояние. Весь вечер люди либо сами уходят от него, либо его заставляют их оставить, поэтому он не покинул Джареда.

Он присел в дверях колокольни, на верхней ступеньке. Там было сухо. Эш обнимал колени, прижав их к груди, и ждал, когда же прекратится дождь, и Джаред пойдет домой спать.

Похоже, времени это займет много, что даст Эшу достаточно времени для раздумий.

Он не был чокнутым Линберном. Он не действовал импульсивно; его беспокоило все, что он натворил, каждый шаг.

Эш продолжал вспоминать моменты, рассыпавшиеся, как все разбитые зеркала. Анджела, скованная его отцом, представлялась ему принцессой, а он себе — драконом. Вес и тусклое сияние золотого ножа в его руке: его наследие, достояние, оставшееся от всех его предков. Он был рожден в красном и в золоте, как короли рождаются в пурпуре.

Но он не поднял ножа. Не хотел этого. И каждый раз, когда он пытался ненавидеть себя за то, на что не способен, он все так же не смог заставить себя желать взяться за нож, желать смерти. Тогда он разрывался, ведь ему хотелось столько всего противоречивого и несовместимого, но не теперь.

Он все еще сожалел о том, что сделал, но не сожалел о том, чего не сделал.

Осознание этого не делало Эша менее несчастным, но успокаивало его. Путь вперед был. Раз теперь он понял, чего хочет и чего не хочет, возможно, есть шанс вернуть то, что у него было. Он мог пойти к Кэми, возможно, после того, как пройдет немного времени. Возможно, Кэми и её друзья простят его. Он не собирался становиться Джаредом, бушующим слепцом, причиняющим боль всем и вся, включая себя. Кэми скорее простит его, чем Лиллиана. Однажды он уже очаровал её. Возможно, ему снова удастся это сделать.