Король-Воитель - Кристофер Банч

Так или иначе, но однажды рано утром за мной пришли охранники, усадили в одну из санитарных карет и доставили в Великий Дворец, некогда принадлежавший Совету Десяти, а затем, после большой перестройки, сделавшей его более современным и роскошным, — императору.

Колеса прогремели по мосту через ров, карета въехала в центральный внутренний двор, приблизилась к дверям, находившимся в глубине, а затем меня втолкнули в тесную каморку, где мне снова пришлось ждать под присмотром четырех охранников, не спускавших с меня настороженных взглядов.

Через некоторое время дверь открылась, и еще полдюжины стражников удостоверились, что я не успел прикончить моих охранников. Затем вошел Скопас. Он стал еще толще, чем был, когда я видел его последний раз, — когда же это было, сразу и не вспомнишь, — более десяти лет тому назад. Скопас был одним из первых членов Совета Десяти, поддержавших Тенедоса, и считался самым разумным из всех этих бестолочей. После коронации он попытался добиться милости императора, но из этого ничего не вышло.

Позже, когда мы сражались в Майсире, он организовал мятеж, закончившийся неудачей, но сумел спастись, скрыться и подготовить второе, на сей раз успешное восстание, случившееся как раз перед тем, как мы потерпели поражение под Камбиазо.

Следом за ним вошел Бартоу. Он в прежнее время был спикером Совета Десяти, но, несмотря на высокое положение, никогда не считался слишком уж проницательным человеком.

Я вежливо поклонился. Скопас ответил мне тем же, тогда как Бартоу, видимо, не решивший, как держать себя со мной, не поприветствовал меня.

— Дамастес а'Симабу, — сказал Скопас, — мы распорядились доставить вас сюда, чтобы предложить вам жизнь, а также возможность вновь присоединиться к нумантийскому дворянству, и возвратить отнятые у вас владения, которые смогут обеспечить вам более чем достойную жизнь.

— Все, что мы хотим, — вмешался Бартоу (и тут я сразу же подумал, что эта беседа была заранее отрепетирована), — это чтобы вы исполнили определенную задачу.

— Мне очень хотелось бы ответить на это, что я нахожусь в вашем распоряжении, — сказал я. — В принципе, так оно и есть, поскольку я ваш пленник. И чего же вы желаете от меня?

— Сначала, — вновь заговорил Скопас, — я задам вам вопрос. Получали ли вы какие-нибудь предложения от предателя Тенедоса?

— Каким же образом? — удивился я. — Не забудь те, ведь вы же сами заключили меня в тюрьму, изолировали от всего мира.

— Колдуны, — ответил Бартоу, глядя по сторонам, будто ожидал увидеть, как из стен волшебным образом вырастут уши, — умеют делать такие вещи, которые не доступны смертным вроде нас.

— Я отвечу на ваш вопрос с полной откровенностью: никто не делал мне никаких предложений, — сказал я.

— Всем известно, что вы присягали тому, кто был некогда нашим императором, — отозвался Скопас. — А еще я знаю ваш семейный девиз: «Мы служим верно».

Это произвело на меня известное впечатление. Я никак не ожидал от этого жирного человека подобной осведомленности и только кивнул в ответ.

— Считаете ли вы, что ваша присяга все еще сохраняет силу, учитывая возможность того, что человек по имени Тенедос жив?

Молниеносно перебрав в уме различные тонкие ходы, я решил, что сейчас они мне не под силу.

— Я не знаю, — совершенно честно сказал я. — Именно я оглушил Тенедоса во время битвы при Камбиазо и, скорее всего, дал майсирцам возможность добиться победы. Не становится ли моя присяга в подобной ситуации довольно бессмысленной?

И Бартоу, и Скопас одинаково выпучили глаза от изумления. О том, что произошло в шатре императора возле Камбиазо, знали лишь двое. Я ничего не говорил об этом, считая случившееся позором, и, очевидно, Тенедос вел себя так же.

— Возможно, и так, — сказал Бартоу. — Но вопрос заключается в следующем: желаете ли вы продолжать служить императору?

Я покачал головой:

— Теперь я не служу никому. Даже — как заключенный — самому себе.

— Хотели бы вы изменить свое положение? — спросил Скопас.

— Мы должны остановить этого самозванца Тенедоса, — добавил Бартоу, — и сделать это как можно скорее. Иначе может случиться самое худшее.

— Что же следует считать самым худшим? — спросил я. — То, что Тенедос вновь захватит трон… или же то, что король Байран вернется со своей армией, чего, я полагаю, следует ожидать в случае возвращения императора?

— Вы сами ответили на свой вопрос, — сказал Скопас. — Теперь перейдем конкретно к тому, чего мы ожидаем от вас: мы хотим добиться от короля Байрана разрешения на то, чтобы увеличить количество хранителей мира и создать из них силу, способную противостоять Тенедосу и победить его.

— А как же быть с предателем Эрном, который теперь возглавляет их? Я понимаю, что все любят его за реалистический подход к политике, — резко сказал я.

У обоих членов Великого Совета лица сделались несчастными.

— Хранитель мира Эрн действительно не тот предводитель, который будет пользоваться любовью народных масс, — признал Скопас. — Нам требуется некто, обладающий большей известностью, к кому лучше относились бы в народе, способный как привлечь новобранцев, в которых мы отчаянно нуждаемся, так и повести их за собой в сражение.

Эти слова заставили меня задуматься, Я привык, что жители Нумантии считали меня наихудшим из тех злодеев, которые вели их на убой. Но если допустить, что эти двое знают, о чем говорят, — а этот разговор очень сильно отличался от того, что я слышал от них при прошлой встрече, — то реальное положение дел может сильно не сходиться с моими представлениями о них.

— Вы хотите сказать, что я мог бы выступить в роли символической фигуры, — медленно произнес я, — при том, что реальным командиром останется Эрн?

— Конечно, — подтвердил Бартоу, — а разве может быть иной вариант?

— Поскольку Эрн является воплощением честолюбия и властолюбия, облеченных в плоть, и не обладает достаточной квалификацией даже для того, чтобы быть одним из рядовых генералов в армии… даже состоящей из таких засранцев, как хранители мира… я оказался бы форменным дураком, если бы согласился служить под его командованием. Особенно при том условии, что его ошибки могут быть поставлены в вину мне, как вы только что сказали.

Бартоу напыжился было, чтобы отразить мой выпад, но Скопас успокоил его, взяв за руку.

— Раз уж вы не отказали наотрез, то позвольте мне попробовать другой подход, — спокойно проговорил он. — Вы согласились бы принять армию — я имею в виду армию хранителей мира и при условии отстранения Эрна — в качестве некоего почетного командира, но без реальной власти? Конечно, вам нельзя будет оставить звание трибуна — существуют политические соображения, требующие навсегда отказаться от этого звания. Возможно, мы могли бы присвоить вам звание верховного йедаза, что, в свою очередь, избавит короля Байрана от части проблем, связанных с вашим возвращением на военную службу.