Тайпэн. Оскал войны - Сергей Девкин

Трое оставшихся людей принадлежали к числу личных вассалов Императора, о чем говорили их расшитые суо и тяжелые обоюдоострые мечи, висевшие в богатых ножнах на роскошных поясах. Лишь один из полководцев выделялся на общем фоне отсутствием привычного оружия, являвшегося обязательным атрибутом каждого, кто приносил присягу перед Нефритовым троном. Да и его облачение, из добротного прочного полотна, сшитое умелыми руками, бросалось в глаза своей серой невзрачностью. На нем не было ни украшений, ни родовых гербов, ни «трофейных знаков», столь любимых среди молодых тайпэнов, а ведь по возрасту этот парень как раз попадал в число последних.

Впрочем, эти вопросы могли возникнуть только у того, кто не знал, как зовут человека, склонившегося в раздумьях над картографическим произведением искусства. Во всяком случае, в пределах столицы трудно было бы отыскать кого–то, кому не было известно имя Ли Ханя, опального тайпэна Империи, спасителя Ланьчжоу и дзи–клятвопреступника, а согласно народной молве еще и колдуна–демонолога. Последний слух весьма красочно подтверждал факт присутствия на собрании седьмого участника.

Глаза Куанши рад–Шаарад, младшего сына командующего четвертой проклятой армии Ло–тэн, наблюдали за происходящим из–за узких прорезей рогатого шлема, сверкая двумя огненными бездонными провалами. Багровый доспех из ороговелой кожи и тяжелый прямой меч, подвешенной на перевязи из «живых осколков душ», выглядели настолько инородно и чуждо, что не оставляли уже никому ни малейших сомнений в природе происхождения Куанши. Однако само появление демона на военном совете не было чьей–то прихотью или желанием произвести некое впечатление, как решили поначалу тайпэны Ши Цзянь и Васато Вань.

Далеко не сразу эти полководцы, которым было поручено сформировать коллегиальный совет по вопросу отражения агрессии со стороны Юнь, смирились с мыслью, что их третьим соратником в этом деле станет безродный Хань. Лишь явственные заслуги и безграничное доверие со стороны их общего повелителя позволило наследникам старых знатных семей взглянуть на Ли без сословной спеси и презрения, соглашаясь с его правом находиться здесь. Но вот новость о том, что молодой тайпэн фактически станет номинальным голосом другого, совсем уже не пришлась по вкусу вассалам Императора. Разумеется, главным, что взбеленило военачальников, в особенности Цзяня, чьи предки из рода Ханкой сражались против солдат Шаарад еще в те далекие времена, было именно то, что этим «кем–то другим» должен был стать демон.

Пересказ почти сказочных похождений Ли и его спутников за гранью привычного мира, откуда в конечном итоге и был извлечен Куанши, а также объяснение всех нюансов двойственности его нынешней духовной сущности, заняло большую часть вечера. Трудно было сказать, насколько в итоге поверили всему сказанному Васато и Ши, но, по крайней мере, к полуночи все наконец–то приступили к тому, ради чего их здесь и собрали.

Тайпэн Цзянь не стал долго изощряться в словесности и сразу же обратился к теме, которую никто из присутствующих не захотел бы затрагивать по собственной воле.

— У нас просто физически нет солдат. У нас нет ни резервов, ни тыловых соединений, находящихся на учениях или перекомплектации. Мы будем банально проигрывать Юнь из–за их численного превосходства. Несмотря на то, что императорские солдаты более дисциплинированы, лучше обучены и прекрасно оснащены, противник задавит нас количеством и утопит в своей крови. По самым оптимистичным оценкам нашей разведки общая численность войск вторжения превышает сто двадцать тысяч клинков, и хотя у них мало кавалерии и осадной техники, но мы понятия не имеем об их тылах. Между тем общая численность гарнизонов, которая находится в нашем непосредственном распоряжении, не более сорока тысяч. Пять тысяч дворцовых стражников безвозвратно потеряны, но и они вряд ли смогли бы серьезно переломить ситуацию. К тому же не стоит забывать о действиях на море, Центральный флот прикован к обороне побережья Маннай и Хэйан, а Южная эскадра заперта в Таури. Пока город держится, корабли Юнь не рискнут двинуться на север, опасаясь оказаться в тисках, но эта отсрочка тоже не вечна. Мне кажется, что уместно будет подумать о необходимости вступить в переговоры. Противник должен понимать, что не сможет проглотить тот кусок, который он уже откусил, а мы в свою очередь могли бы смириться с некоторыми… потерями. Пойти на уступки в такой ситуации не будет оскорбительным для Империи, и следует без излишних эмоций рассмотреть возможность отхода части южных земель к Юнь, при условии сохранения нашего контроля над ключевыми точками.

— А как же подданные Императора? — Ли Хань оторвался от макета, посмотрев на Цзяня и не скрывая своего нелицеприятного отношения по поводу сказанного. В отличие от других полководцев, привычных к дворцовому этикету, этот юноша не прятался за показным безразличием, да и вообще не стеснялся проявлять эмоции, что несколько смущало остальных. — Как быть с теми людьми, что населяют земли, которые окажутся «под разделом»? Вряд ли им позволят так просто уйти оттуда. Или с их потерей мы тоже можем смириться? Отдать их на откуп Юнь, как скот? И чем тогда мы лучше них или тех же ракуртов–работорговцев?

— Я не зря предложил обсудить этот вопрос, не апеллируя к моральным дилеммам, — Цзянь заметно побагровел, но сумел сохранить спокойный тон. — Речь идет о сохранении целостности Империи, и потеря некоторых окраин кажется мне меньшим злом, чем опасность того, что Юнь начнут грабительские набеги на центральные провинции, едва покончат с очагами сопротивления в Генсоку и Хэйдань. Кроме того, только частично уступив их требованиям и предложив в оплату некоторое количество золота, мы можем почти гарантированно говорить о сохранении своего влияния в Таури. Надеюсь, никому не нужно пояснять важность этого порта и необходимость нашего там присутствия, даже если кругом будут лежать враждебные земли?

— Неужели вы полагаете, что Юнь действительно пойдут на переговоры, и будут спокойно ожидать, когда наша Закатная армия вернется из степных равнин, чтобы смешать их с грязью? — с горьким сарказмом ответил Ли.

— Юнь уже удерживают в руках почти все пограничье, мне неприятны слова Ши, но я вынужден с ними согласиться, — покачал головой Вань. — Нельзя отвергать саму возможность, ни разу не попытавшись. В любом случае, мы ничего не теряем.

— Кроме уважения врага и веры простых людей в Империю, — презрительно выдохнул Хань, заставив обоих полководцев стиснуть зубы от злости.

Цзянь понимал, что мальчишку стоит поставить на место, но сделать это было непросто. Конечно, что может быть легче, чем, находясь в безвыходной ситуации, встать в позу и начать рассуждать о высокой морали, преданности долгу и любви к своей родине? С этой стороны к позиции Ли невозможно было придраться, вот только Ши сам был бы первым, кто поддержал бы Ханя, выскажи он в рамках своего «патриотического курса» хоть одну дельную мысль, а не одни лишь завуалированные обвинения в предательстве.