Пролетая над Вселенной - Елена Смехова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впервые в три с половиной года я самостоятельно вскарабкалась на сцену ЦДРИ во время детского утренника, едва конферансье кинул клич в зал: «Кто знает стишок про волка, про зайца или про лису?»
Я охотно и с выражением принялась декламировать стихотворение Маршака:
Серый волк в густом лесуВстретил рыжую лису.
Мне торжественно вручили бумажную маску зайца. Ублаготворенно сообщила, что знаю еще стишок.
– Какого автора?
– Агнеябарто, – выпалила я, – называется «Милочка-копилочка». – И, не сходя с места, звонко затараторила:
– Утром запонка пропала,И от папы всем попало.А когда пропал и галстук,Папа даже испугался.А когда пропала бритва,Началась в квартире битва…
Красный тряпочный флажок мне понравился даже больше маски зайца. Всю жизнь мечтала о таком!
В тот день со сцены увести меня больше не смог никто. Я ее попросту оккупировала. Стихов и песен я знала столько, что призы должны были неизбежно закончиться на мне. Дети плакали, устроители праздника метались за кулисами, но выставить меня не представлялось возможным.
– Я знаю еще один стих! – перекрикивая общий гул, надрывалась я осипшим голосом. В опасении, что меня (как обычно) изгонят, громко и взахлеб читала «Федорино горе» Корнея Чуковского. Целиком! Нас хорошо образовывали в семье.
Иногда летом родители вывозили нас с сестрой в Коктебель. Там, на территории Дома творчества писателей, имелась масса укромных тенистых уголков, где я обожала прятаться от всех. Отсиживаясь под пышным платаном, с нетерпением ждала раскатистого воззвания по репродуктору к поискам девочки со всеми моими анкетными данными. Тогда множество взрослых людей, переполошившись, были вынуждены искать меня – худенькую, рыжеволосую девочку Алю. И впоследствии целых двадцать четыре дня меня узнавали абсолютно все. Это было признание! И где-то даже успех…
Обычно, когда Лизу отправляли со мной на прогулку, она использовала эту ненавистную повинность в собственных педагогических целях: ну, чтоб лишний раз поучить непутевую сестренку жизни, наставить, так сказать, на путь истинный. Стоило немалых сил и хитрости выудить руку из ее твердой клешни. А уж вырвавшись, пронестись вдоль дороги с диким воплем. Чтоб прохожие останавливались, сочувственно смотрели мне вслед и качали головами, порицая Лизу: «Как не стыдно обижать маленьких»!
Мне нравилось, внезапно остановив свой бег, резко упасть навзничь. Раскинуть руки. И, собрав вокруг толпу людей, притвориться мертвой.
Даже если подобные выходки грозили мне трепкой, я шла на это. Отчаянно и дерзко. Так бывает в жизни: у одних родителей рождаются абсолютно разные по внешности и темпераменту дети, иногда просто антиподы. Всё лучшее, что природа могла создать из синтеза двух людей, было воплощено в Лизе. Всё самое бессмысленное: сучковатое, сипатое, шумное – было сосредоточено во мне. Лиза являла собой сплошное совершенство: русая коса, шелковистая кожа, аккуратный носик, выразительные глазки, правильное поведение.
Твои глаза подобны изумруду:О, сколько ласки в них, о, сколько в них огня!Как будто волшебство, как будто чудо,Они пленят, они зовут меня! —
написал ей как-то юный поэт, в которого на самом-то деле влюблена была я. Но ни я сама, ни мои прекрасные глаза не вдохновляли его на поэтические признания. Я была для него приятелем. А Лиза – музой. Как умоляла я сестру не очаровывать хотя бы его! Но для этого мне не следовало вообще допускать их знакомства. Зачем я привела его домой? Лиза считала своим долгом знакомиться со всеми моими друзьями, чтобы уберечь «от самого дурного». Она полагала (в общем, вполне справедливо), что я совершенно не чую опасности и лечу ей навстречу, как мотылек на огонь. И потому Лиза опекала меня всюду – в детском саду, в школе, в пионерском лагере. Она была у меня вожатой в классе, она принимала меня в октябрята и в пионеры, она распутывала сложные взаимоотношения с моими товарищами, которые сначала провозглашали меня главарем, но через очень короткое время сами же свергали с пьедестала. Почему – не понимаю до сих пор. Я так отчаянно хотела быть первой в играх, так жаждала собирать вокруг себя самых незаурядных мальчишек и девчонок, рулить ими, стоя «у штурвала»! Как только видела восхищение в глазах, меня несло: для завоевания авторитета я начинала судорожно приближать к себе одних и отвергать других, объединяться против третьих – тех, кого я для себя обозначала недругами. Но никогда мне не позволялось развернуться в полную мощь. Обязательно находились более хитрые, более сильные, более интриганские личности, не согласные с моими оригинальными идеями. Меня постепенно начинали притеснять, уличая в стратегических просчетах, тактических промашках, и изгоняли из лидеров. Тогда я с ревом неслась к Лизе за поддержкой. Когда она находилась неподалеку, я была уверена в том, что старшая сестра обязательно придет на помощь, утешит и разрешит любой конфликт.
Однажды она не поехала со мной в летний лагерь. И мне пришлось полсмены провести в изоляторе, притворяясь больной. Я пряталась там от возмездия. Ну, подумаешь, слопала все общественные конфеты, когда меня одну заперли в корпусе, чтоб проучить. Мне было обидно до чертиков, вот я и съела все, что нашла. А потом я подбила самую тихую и прежде не охваченную мной девочку посередине лагерной смены пойти мазать мальчишек пастой «Ягодка». Традиционно это делалось в ночь перед отъездом, но дождаться этой ночи терпежу не было. Один мальчик, Дима Орлов, жутко мне нравился, прямо до зубной боли! Но взаимностью он не отвечал. Я была для него «своим парнем» – товарищем по лазанью, ползанью и другим спортивным играм на прочность и выносливость. Но добивалась-то я совсем другой заинтересованности! Вот и захотелось привлечь к себе внимание таким своеобразным способом.
Однако наш вояж резонанса не вызвал. Димка довольно спокойно отреагировал на то, что проснулся весь перемазанный засохшей пастой, а на меня даже не взглянул. Такая досада! Следующей ночью мы вновь отправились в палату к мальчишкам, уже без пасты, зато вооружившись железной кружкой и наполнив бутыль из-под лимонада «Буратино» водопроводной водой. Я где-то слышала, что в больницах людям с затрудненным мочеиспусканием намеренно включают воду, чтоб журчанием вызвать соответствующий рефлекс. Вот мы и решили попробовать этот действенный способ на практике. Минут десять переливали воду над головой нашей жертвы, но реакции не последовало. Димка спал, как младенец, – не шелохнувшись, лежа на боку. Его ухо оттопыривалось прямо как крупная розовая ракушка. Рассердившись на безрезультатность нашего эксперимента, я тонкой струйкой вылила воду из бутылки прямо в это самое торчащее ухо.