На воле - Евгений Сухов

Глава 3

У самой окраины Москвы, а кое-где даже в черте города сохранились доселе участки старых заповедных лесов. За порубку таких лесов в петровские времена отправляли на каторгу, но и теперь они далеко не всегда доступны для простого человека. Например, несколько квадратных километров лесного массива сразу за кольцевой автодорогой на севере от столицы являются запретной зоной, подведомственной ФСБ, и вход на эту территорию возможен только по специальному разрешению.

Там, где прекрасная дорога уходила в лес, возле шлагбаума стояла караульная будка и дежурило несколько молодых офицеров в камуфляжной форме и с полной боевой выкладкой. У всех сворачивавших в лес водителей тщательно проверялись документы. Однако в лесу располагался не военный объект, а санаторий, где видные чины из силовых ведомств могли поправить здоровье и хорошо отдохнуть. Многие больные были знакомы друг с другом еще до санатория, и потому очень скоро возникали теплые компании, втихомолку распивавшие доставленный контрабандой дорогой коньячок где-нибудь в уединенной беседке или на берегу находившегося в запретной зоне живописного озера.

Возраст большинства больных колебался между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, и потому среди них выделялся своей моложавостью невысокий черноволосый мужчина с обаятельной мальчишеской улыбкой. На вид ему можно было дать не больше сорока, а то и меньше. Этот человек любил гулять по лесу в одиночестве, избегая ухоженных дорожек, и всем, прочим местам предпочитал берега озера. Купание в озере не поощрялось из боязни инфекций, но брюнет время от времени, выбрав местечко поукромнее, нарушал этот запрет. Вот и теперь он, придя на берег озера после массажа, собирался освежить в холодной от донных ключей воде разгоряченное тело и уже снял рубашку, как вдруг чей-то спокойный голос мягко его предупредил:

— Вы бы, Андрей Егорович, поосторожнее, водичка холодновата. А потом, после Ильина дня купаться вообще не рекомендуется. Согласно народным поверьям, вода становится некрещеной и всякая нечисть в ней оживает…

Андрей Егорович обернулся. Перед ним стоял молодой мужчина, на вид его ровесник, и дружелюбно улыбался. Не было ничего странного в том, что один отдыхающий заговорил с другим — в санатории постоянно завязывались знакомства. Странным было другое — что совершенно незнакомый человек знал, как его зовут, и явно подчеркивал эту свою осведомленность.

— Кажется, и впрямь искупаться не удастся, — вновь надевая рубашку, с легкой досадой произнес Андрей Егорович.

— Не переживайте, поплаваете в другой раз, — с обаятельной улыбкой успокоил его незнакомец. — А сейчас хотелось бы пообщаться.

Властный тон собеседника породил в душе Андрея Егоровича ощущение тревоги. Он внимательно вгляделся в лицо незнакомца. Обычное русское лицо с крупными чертами. Светлые волосы, небольшие светлые глаза. Неординарность этого человека выдавал только взгляд: пристальный, холодный, слегка насмешливый.

— Вы из ФСБ? — нарочито равнодушно поинтересовался Андрей Егорович.

— Никоим образом, — улыбнулся незнакомец еще шире.

Андрей Егорович задумался. О его пребывании в санатории знал весьма ограниченный круг людей. Стало быть, в любом случае перед ним стоял немаленький чин.

— Интересно, — хмыкнул он. — Разве есть в России более осведомленные организации, чем ФСБ?

— А вы подумайте, — безмятежно улыбался незнакомец, но взгляд его оставался холодным.

Андрей Егорович поморщился:

— Послушайте, слишком много загадок. Если вам нужно поговорить со мной — говорите, а то я начинаю терять терпение.

— Должен признаться, что я постарался побольше узнать о вас еще до этой нашей встречи, — сообщил незнакомец. — Когда-то специалисты из заинтересованной организации составили ваш психологический портрет. Вот выдержка из него: «Отличительная черта Платонова — хладнокровие. Даже попадая в невыгодную для себя ситуацию, он ищет и находит выход из нее путем компромисса…» Очень обнадеживающие слова, но как будто не про вас написано. Мы и пяти минут не говорим, а вы уже теряете терпение. А ведь у меня имеется много интересных сведений о вас, К примеру, о том, как вы в военном училище не поладили из-за девушки с комсоргом курса, он хотел подвести вас под исключение, но у него ничего не вышло — вы ведь были гордостью училища, Ленинским стипендиатом, и к тому же за вас заступился весь курс…

— Откуда у вас эта информация? Кто вы, черт возьми?!

— Вор, — после недолгой паузы произнес собеседник.

— Простите, я не понял.

— Я — вор в законе. Та организация, которую я представляю, себя не рекламирует, она и без того достаточно сильна. Я что, не сумел вам это доказать? Или пройдемся дальше по вашему досье?

— Не стоит, — пробормотал Андрей Егорович. В его мозгу шла лихорадочная работа. Встреча у озера могла быть провокацией, организованной ребятами из федеральной «конторы», под одеждой незнакомца могли скрываться и микрофон, и миниатюрная видеокамера, однако интуиция, проверенная в самых нестандартных ситуациях, подсказывала генералу Платонову, что его собеседник не провокатор.

Генерал не сомневался в том, что перед ним человек с необычайно высоким интеллектом и с большими возможностями. Чего стоит хотя бы это досье! Собеседник Платонова явно не блефовал —» он был готов продолжать рассказ о жизни и карьере генерала. При этом незнакомец, назвавшийся вором, ни по речи, ни по манерам не соответствовал стандартному образу уголовника.

— Вам не кажется, что разговор идет не на равных? — спросил Андрей Егорович. — Вы обо мне знаете все или почти все: имя, должность, звание, биографию, я же о вас не знаю абсолютно ничего. Как вас зовут?

— Со временем вы все узнаете, даю слово… Мое воровское погоняло, то есть кличка, — Варяг, но здесь лучше называть меня Владиславом. Не хотите пройтись?

Не дожидаясь согласия собеседника, Варяг двинулся по тропинке в сторону от озера, и Платонов, словно привязанный, последовал за ним. Некоторое время они шли молча.

— А вам известно, что некоторые лавочки здесь с сюрпризом? — неожиданно остановился Варяг.

— То есть? — не понял Платонов.

— Очень просто — на некоторых лавочках и веточках укреплены микрофоны, и заинтересованным лицам становится известно содержание ваших доверительных разговоров, в частности ругань в адрес начальства. Так что, уважаемый Андрей Егорович, если надумаете меня выругать, то постарайтесь делать это про себя.

— Ну, вы мне пока не начальство, — возразил уязвленный генерал.

— Вот именно — «пока», — холодно усмехнулся Варяг. — Присаживайтесь, — указал он Платонову на широкую скамью под вековой сосной. — Разговор у нас будет долгим.

— Интересно, откуда такая уверенность? — поинтересовался генерал.

Варяг достал из кармана массивный золотой портсигар, вынул из него сигарету, не спеша закурил, выпустил длинную струю дымами невозмутимо ответил:

— Уверенность моя основывается на кое-каких ваших грешках, Андрей Егорович. Кажется, это была ваша идея — наладить переброску оружия в Абхазию в обход официальных каналов? Да не пугайтесь — операция была проведена чисто, эшелоны предназначались для федеральной группировки в Чечне, потом бесследно исчезали, а потом оружие всплывало в Абхазии. Чертовски доходная затея! Правда, кое-какие следы все же остались, но об этом после… Согласитесь, торговля оружием — неплохой бизнес. Моим коллегам по воровскому цеху, выходящим на промысел с «фомкой» и отмычками, такие доходы и не снились.

— Откуда вам известно о поставках в Абхазию?

Варяг хитро посмотрел на Платонова и произнес:

— Вот вы и признались, Андрей Егорович… Ну ладно, ладно, я не из «конторы». А насчет того, откуда; я получил информацию, — это мой профессиональный секрет. Он стоил мне немалых денег, и, разумеется, я не намерен его раскрывать. Вы ведь тоже никому не рассказываете о том бурном романе, который у вас начался в Арабских Эмиратах с юной переводчицей.

Платонов усмехнулся. Он не знал, что ему делать смеяться или дрожать от страха.

— Вы и об этом знаете?

— Разумеется. Мы давно за вами наблюдаем, Андрей Егорович. Не скрою, вы нам очень интересны.!

Платонов никогда не привязывался к женщинам надолго — не оттого, что был от природы неспособен на глубокое чувство, просто работа отнимала у него; все время и все душевные силы. Во время тех небольших интрижек, которые у него порой случались, он поступал по-гусарски: заваливал женщину цветами, купал ее в ванне с шампанским… Однако, добившись желаемого, мгновенно остывал. Случай с молоденькой переводчицей был особенным хотя бы потому, что добиваться ее пришлось гораздо дольше обычного — на нее совершенно не действовали ни генеральская форма, ни прочие атрибуты власти, и держалась эта девушка с Платоновым как примерная старшеклассница со строгим учителем. И лишь во время командировки в Эмираты, где каждый араб смотрел на белую женщину с нескрываемым вожделением, переводчица неожиданно воспылала страстью к молодому генералу. Наплевав на многочисленные бумаги, которые им пришлось подписывать перед отъездом па целомудренный Восток, они каждый вечер любили друг друга как сумасшедшие, заперевшись в номере генерала и отключив телефон. Небольшое приключение переросло в прочную связь — целых полгода генерал наведывался к переводчице в «общежитие гостиничного типа», заселенное всевозможной лимитой. Строгая вахтерша, выпускавшая его под утро за скромный гостинец, не подозревала о том, что имеет дело с человеком, от которого зависит военная политика огромного государства.