Притворщица (СИ) - Суворова Кира

И сразу нашлось множество мелких дел, которые поручались Рончейе, сперва просто помогавшей матери в уборке и готовке, а потом почти полностью переложенные на худенькие плечики девочки, не снимая с той обязанностей по присмотру за младшей сестрой. Но большинство соседей жило так же, с малых лет приучая отпрысков к труду; считая, что эти несложные обязанности — лёгкая разминка перед дальнейшей жизнью, которая вряд ли будет отличаться от их собственной — каждая монетка на счету и ничто не даётся просто так даже в более зажиточных семействах этой небогатой окраины городка, где время как будто застыло, а все новомодные глупости, приносимые выходцами из других краёв, воспринимались как злотворные излишества.

“Ну вот к чему учеба женщинам? Читать-считать умеет — уже достаточно. А тратить время и деньги на Академию — это ж ни в какие ворота! Понятно, чем там занимаются богатенькие детишки, растрачивая почем зря отцовские сбережения…” — в таком ключе рассуждали почти единодушно посетители местного клуба для мужчин — полутёмного и грязноватого трактира, в который приличная женщина и заходила, то только затем, чтобы увести домой изрядно набравшегося мужа под пьяные шуточки его друзей.

А Рончейя втайне мечтала попасть в Академию, наслушавшись рассказов своих прежних друзей, старшие братья и даже сёстры которых уже учились, кто в Дарбии, а кто в ближней Нербии. К тому же, ходили слухи, что и в их Тербии скоро построят свою Академию Магии, даже в чужую страну ехать не нужно будет.

— Да кто ж тебя туда примет! — фыркнул отчим, услышав, как падчерица делится с матерью своими мечтами. — Там благородные да богатые, нашего брата и не сыскать в этих рассадниках бесполезных знаний. Только с толку сбивают и вредные мысли вкладывают в неокрепшие мозги. Ишь ты, женщины у них права имеют! Нет, ну королева Майя, да и дочь её… Так это ж королева! Не абы кто, там и магия, и кровь непростая, надо понимать. А остальным-то к чему? Вы ж глупые и без мужика только себе и другим жизнь портить можете. Вон, на мать свою полюбуйся, бросила ребенка, ускакала за каким-то хр… Кх-кх…

Для надёжности свою мысль Слаер доносил до окружающих по многу раз, всё более красочно описывая ужасы образования для женщин, место которых издавна определено Единым у очага. Но, похоже, Рони пошла в отцовскую родню, поскольку не сломалась так же быстро, как её мать, согласно кивающая своему разглагольствующему мужу. Нет, может Ланчейя и не во всём была согласна с мужчиной, но для собственной безопасности уже привычно поддакивала ему. Тем более, что весной её живот стал виден окружающим; а как любая мать она старалась защитить своё ещё не рождённое дитя, зная крутой нрав мужа, который в запале мог и не принять в расчёт беременность супруги. Хотя, едва набухла совсем маленькая грудь женщины, едва сама она начала округляться, как мужчина почти перестал проявлять свой интерес к супружеским обязанностям.

— Фу, разжирела! — недовольно морщился он, окидывая неприязненным взглядом невысокую и очень стройную даже сейчас Ланчейю, приобретшую за время беременности хоть какие-то женские округлости.

Та виновато склоняла голову и старалась стать ещё незаметнее, то присаживаясь рядом с играющей на протёртом ковре Минчейей, то скрываясь в кухне, чтобы приготовить мужу что-нибудь вкусное и хоть этим заслужить его одобрение.

— Вот, мотай на ус! — поучал в это время старшую падчерицу Слаер. — Нельзя распускать себя, едва выскочив замуж. Вам же только дай, сразу наедаете бока и животы.

— Но у мамы там не жир, а братик или сестричка! — пыталась защитить родительницу девочка.

— И что? Надо сразу за троих есть начинать что ли? — раздражался мужчина. — Можно же следить за собой хоть немного… И вообще, с чего это ты тут голос подала? Будут мне ещё всякие… дети указывать!

Испуганная Лани выглянула с кухни, беспокоясь за дочь. Но даже разозлившийся Слаер не поднимал руку на девочку. Да и вообще, был с ней нежен, покупая падчерице ленты, разрешая портить глаза книгами, хоть и считал это блажью. Многие соседи умилялись подобному отношению мужчины к чужому ребенку. То по голове погладит, то на руки возьмет, чтобы через лужу перенести, сберегая этим дорогие по нынешним временам ботики девочки. А на ярмарке, традиционно проходившей за городом на стыке весны и лета, где уставшие от каруселей и других развлечений, привлекающих внимание к многочисленным лоткам торговцев, семейства рассаживались за наскоро сколоченными столами на грубые лавки… Так вот, на ярмарке он вообще посадил девочку себе на колени, указав на плохо оструганную поверхность досок, из которых были собраны нехитрые сидения. “Да, рачительный хозяин и заботливый отец!” — решили многие, а кто подумал иначе, те промолчали, припомнив поспешный отъезд одной соседской семьи.

Спешка была вызвана участившимися неприятностями, будто начавшими сыпаться на главу семейства, посмевшего укрыть у себя пару раз, еще в самом начале весны, Ланчейю с детьми, спрятавшуюся у них от буйствующего после особо затяжного посещения трактира Слаера. В первый раз протрезвевший на следующий день мужчина попытался объяснить соседу, что был в своём праве, что учить женщин уму-разуму — первейший долг любого супруга… Да много чего ещё он тогда наговорил всё более мрачнеющему соседу, который посмел возразить негодующему на негодницу-жену мужу. В общем, понимания Слаер не нашел, но понадеялся на мужскую солидарность. Как оказалось, зря надеялся. Едва заслышав звуки скандала спустя несколько дней, сосед ворвался в их жилище и оттащил чернобородого мужчину от прикрывающей живот женщины, напомнив, что так и наследника лишиться можно. Слаер согласился и даже поблагодарил советчика, да и в дальнейшем с видимой приветливостью кивал ему, встречая на улице. Но с тех пор на того вдруг посыпались разные неприятности. То хулиганы нападут в подворотне, на несколько дней лишив возможности работать; то кто-то побьет окна в маленькой обувной мастерской, бывшей единственным источником средств к существованию сердобольного сапожника; то ещё какая напасть случится.

— Я вижу, ты намёков не понимаешь, — не выдержал в конце концов Слаер, улучив момент, когда поблизости никого не будет. — Уезжай отсюда!

— Так это ты?! — удивился сосед. — Я жалобу подам!

— Ага, а у меня куча свидетелей, что я в трактире в те вечера допоздна засиделся, не докажешь ничего! И вообще, подумай о жене. Пока что с ней ничего не приключилось, но всякое в жизни бывает… Тем более с женщинами.

Неизвестно, поделился ли с кем-то сапожник подробностями своего разговора, или же умные люди сами сложили два и два; однако желающих встать на пути у быстрого на расправу соседа заметно поубавилось, да и спорить с ним тоже никто не желал. Лишь одинокий старый Райчес позволял себе ворчать, критикуя совсем распоясавшегося мужчину, которому теперь никто не перечил. Пожилому человеку терять кроме изрядно затянувшейся жизни было нечего, так что пугаться он не собирался, а это насторожило Слаера, заставив подозревать старика в родстве с кем-то из власть имущих. Да и безобидное ворчание вряд ли кому-то навредит, решил отчим Рони и перестал обращать внимание на Райчеса, который с осуждением покачал головой, увидев на ярмарке, с каким удовольствием усаживает себе на колени падчерицу сосед.

“Вон, другие вообще на плечи себе отпрысков взгромождают, и ничего! Привязался же старый… дурак!” — шипел про себя Слаер, теряя приятное расположение духа, и без того редко появлявшееся у него, особенно после осознания, что бить жену, носящую под сердцем его наследника, действительно не стоит.

Без подобных развлечений мужчина всё больше мрачнел, оживляясь лишь при виде Рони, которую всё больше баловал, разрешив даже посещение библиотеки, сперва убедившись, что смотритель уже совсем стар, да и пожилая уборщица присматривает за внучкой своей подруги. К тому же, можно было использовать запрет на библиотеку как наказание, от ещё одного воспитательного момента отказываться не стоило, решил Слаер, идя на уступку желаниям падчерицы в самом начале весны. А кроме всего прочего этим жестом удалось немного исправить испортившееся отношение девочки к отчиму, который за зиму успел показать себя во всей красе, щедро раздавая тумаки всё более раздражавшей его жене. В чём-то он был даже благодарен соседу-советчику за тот неприятный разговор, но прощать его не собирался и считал, что тот понёс заслуженную кару, а сам Слаер сделал большое одолжение всей округе, избавив от неудобной персоны с неправильными жизненными взглядами.