Вальсирующие, или Похождения чудаков - Бертран Блие

Не спускаю с него глаз на случай, если ему придет в голову вытащить пистолет или газовую гранату. При этом с ужасом констатирую, что способен запросто выстрелить и убить человека. Конечно, не хладнокровно, но под влиянием страха попасть в тюрьму.

Однако он вытаскивает лишь бумажник, из которого слишком поспешно для честного человека достает две купюры по 10 тысяч и бросает на стол.

– Вот все, что у меня есть!..

– Минуточку, – говорю, видя, что он спешит спрятать кошелек.

Нет, честное слово, он принимает меня за фраера! Ничего не поделаешь, придется заняться самообслуживанием. В бумажнике еще 8 билетов такого же достоинства да всякая мелочь. То есть сто кусков. Конечно, он в ярости.

– Бери, бери, мелочевка, – плюется он сквозь зубы.

Я взял девять штук, а десятую бросил ему в харю.

– Это твой гонорар. Без вычетов!'

Тот все же наклоняется, чтобы подобрать деньги. Ну чистая падаль этот лекарь! Теперь надо быть с ним поосторожнее. Такие типы способны на все. Ради денег, а не чего-нибудь другого.

Вернувшись с бутылками, его бабенка первое, что спрашивает: «Дети спят?» Еле сдерживаю желание, чтобы не сходить за ними, вытащить из постелек пинками под зад и показать им окровавленное брюхо моего друга – такого они по телику не увидят. Но воздерживаюсь, ибо сеанс разделки туши начался.

Они прицепили бутылку над диваном, а шланг ввели в вену Пьеро. Затем она сделала ему укол, чтобы не орал, и лекарь начал рыться в пузе в поисках пули. Жена передавала ему инструменты. Пьеро спал, как младенец. Ему было хорошо. Меня же мутило от запаха крови. По этой причине я всегда отказывался быть донором. Чтобы не облевать стены и портрет мадам Лорага, которая наблюдала за мной недобрым глазом, я отвернулся.

– На кухне есть виски, – предлагает она.

– Нет, спасибо, – отвечаю.

Лорага вытаскивает пулю. Беру ее и кладу в карман.

– А как его яйца? – спрашиваю. – Он переживал за них.

– Там все в порядке. Только левое яичко слегка поцарапано. Я наложу шов. Ему здорово повезло. Еще сантиметр, и от его мошонки ничего бы не осталось. Хорошо, что не затронута и феморальная артерия.

Послушать его, так наш Пьер настоящий везунчик. Из золотой молодежи…

Пришлось зашить рану, наложить повязку. Только когда все было закончено, я заметил, что рассвело.

– Как только он проснется, чтобы духу вашего тут не было, – говорит лекарь. А жена его, закурив, отправилась приготовить кофе.

Через кухонное окно слышно, как работают сборщики мусора и хлопают двери. Кофе был светлый, с цикорием. Тем временем в соседней комнате раздался смех. «Дети, – объявляет мамаша. – Сейчас они придут сюда». И с беспокойством посматривает в мою сторону.

Я сунул револьвер в карман, а она дрожащей рукой протянула мне пирожное.

Появились сосунки и уставились на меня еще заспанными глазами. «Поздоровайтесь», – приказывает мамочка, и они говорят «здравствуйте» и подают руки, как их обучали делать в таких случаях.

– Как тебя зовут? – спрашивает младшая, лет пяти, наверное.

Пирожное застревает у меня в горле. Чувствую себя полным мудилой. За меня отвечает мать. «Это гангстер», – говорит.

Девчушка приходит в восторг. Мальчик же, лет семи, ведет себя иначе. С видом бывалого человека он скептически посматривает на меня. Его, мол, на мякине не проведешь!

– На гангстера, – говорит, – он не похож.

– Почему? – спрашивает мать.

– Гангстер внушает страх, и он обычно толстый. И еще: у него должен быть револьвер.

– Он у него есть.

Я просто не знал, что делать – начать хохотать или наподдать этому сопляку. А еще я испытывал более смутное, но явное желание остаться тут, на этой кухне, с салфетными кольцами, на одном из которых будет написано мое имя.

– Тогда вытаскивай-ка револьвер! – приказывает малыш.

Исполняю. Тот в полном отпаде, особенно когда я сую дуло ему в пузо.

Мать продолжает лыбиться. Эта улыбка начинает действовать мне на нервы, как и ее доброта, ее вежливость, вся эта атмосфера на кухне. Задрав его пижамную куртку, я прижимаю дуло к телу.

– Руки вверх! Иначе – стреляю!

Тот радостно, словно убогий, задирает руки. Мать тоже смеется.

– А чего вы все время улыбаетесь? – спрашиваю. – У вас это так заведено?

В ответ она кивает. И задает вопрос, сколько мне лет. Я уж собирался ответить: «А вам какое дело?» – как в кухне появляется ее муженек. Ну и выражение у него на лице, когда он видит мою пушку, приставленную к белому пузику сыночка!

Он так и застывает в дверях, а затем кивает в сторону кабинета:

– Ваш приятель проснулся. Он зовет вас.

И тут малыш говорит: «А у меня есть кольт».

– Сходи-ка за ним, – говорю. – Попугай своего старика.

Допив кофе, следую за до смерти напуганным лекарем в его кабинет.

Пьеро как-то странно поглядывает на меня.

– Все в порядке, – говорю ему. – Без паники.

Но ему не удается расслабиться. Он так и сжался, увидев вокруг столько незнакомых физиономий. Особенно когда маленький зануда направил на него свой игрушечный кольт.

– А он тоже гангстер?

Поморщившись от боли, Пьер садится, натягивая на себя одеяло. Ну, как вы и догадываетесь, его интересует, на месте ли его яйца. Щупает себя, но ничего не может понять из-за повязки.

Я говорю ему, что они у него целехоньки, что с этой стороны у него все тип-топ.

А так как малыш тычет ему в аппендикс свой пистолет, мать отводит сына в сторону. Но тут в бой рвется сестренка.

Словом, все ясно: пора сматываться. Протягиваю руку Пьеро. Тот кое-как поднимается, опираясь на мое плечо.

– Голова кружится, – говорит.

– На воздухе полегчает.

Помогаю ему натянуть брюки, и мы направляемся к двери. Приходится его поддерживать, как парня с перепоя. За нами следует вся семейка Лорага – месье, мадам и двое херувимчиков.

Добираемся до двери. Пора прощаться. Еще немного, и хоть платки доставай.

– Вы собираетесь предупредить полицию? – спрашиваю.

– Естественно, – отвечает лекарь.

Что за дрянь этот тип! Поняв, что мы наконец уходим, он решает отыграться за все. Я решительно хватаю его за ворот халата и говорю:

– Подумай. Мы ведь можем вернуться. Тогда у нас хватит времени, чтобы заняться тобой всерьез. Тобой и твоими.

Но тут вмешивается его жена.

– Мы обязаны позвонить в полицию, – говорит. – Но обождем часок. В течение часа ничего не предпримем.

Как ни смешно, но я поверил старухе. Эта бабешка мне, честно, нравилась. Я был не прочь потолковать с ней о том о сем, посоветовать сменить мужика, уехать куда-нибудь подальше, пополнеть. Но не успел, так как этот вонючий лекарь уже увел в квартиру все свое семейство. Однако я не дал ему сделать последнее свинство:

– Эй, ты, а антибиотики где? – ору я. – Нарочно забыл? Хочешь, чтобы мой друг сгнил заживо?

Тот без звука вручает три флакона пенициллина, и мы кое-как топаем дальше, только успев расслышать вопрос малыша: «Скажи, мама, а почему эти гангстеры уходят?»

Обернувшись, я помахал ему рукой. По правде говоря, уходить очень не хотелось, но так уж было нам на роду написано, чтобы мы убрались оттуда подобру-поздорову, что нам и дальше придется все время куда-то сматываться. Это и получило подтверждение в дальнейшем.

III

– Откуда взялась эта деваха? С ней можно делать что хочешь, ей плевать. Она не царапается и не кусается. Раздевается и спокойно так ждет, считая мух на потолке. Разрази ее душу! Ни крика, ни слезинки. Ничего ее не волнует!.. И это баба? Все равно что кукла. Да еще у нее сисек нет. Интеллигентка!..

Вот какими словами встретил нас Карно, когда мы добрались до его халупы. Мы только открыли дверь, даже не присели, не закурили, как этот мудак начал на нас орать. Да совершенно искренно! От всего сердца. И так и эдак обзывал, разве что не жмуриками.

– Ну чего разошелся? – говорит девица, не поднимая глаз. – Разве ты не получил чего хотел? Чего кобенишься? Чем ты недоволен?

Ей-богу, создавалось впечатление, что она издевается. Развалившись голой на походной кровати с несвежей простыней, она полировала свои ногти, демонстрируя полную беззаботность. Нет, не то. Скорее, безразличие человека, которому на все наплевать. У нее в ногах с видом довольного гуляки лежала немецкая овчарка. Высунув язык, она коротко дышала.

– А ну пошевеливайся! – говорю девице. – Моему корешу надо отдохнуть.

Бедняга Пьеро… Он был не в лучшей форме. Рухнув при входе на здоровенную канистру, он был бледен, щеки ввалились, под глазами синяки. Не украшала его и щетина на подбородке. Он с отсутствующим видом рассматривал деваху.

Не торопясь та встает, пересекает комнату, подбирает разбросанные на покрышках вещички и с полным равнодушием к окружающим, словно никого кругом нет, начинает одеваться.

Беру Пьеро за руку и укладываю на постель, подложив под голову подушку. Только после этого оборачиваюсь к Карно.

Краем глаза я уже давно заметил, что он как-то странно поглядывает вокруг. Гнев его прошел, он даже позабыл о своих жалобах и переживаниях, ну обо всем таком. Теперь, увидев брюки в крови, он думал только, в какое дерьмо вляпался по нашей вине. Не мог оторваться от них. Его страх нарастал с каждой минутой. Это было четко видно по его глазам, которые становились все более круглыми, по раскрытой от удивления пасти.