Инцидент в Макошине - Наталья Егорова

Луна скрылась так стремительно, точно задёрнули шторку облаков. У горизонта явственно громыхнуло.

– Кажется, дождь собирается, - промурлыкало чудовище. Кошачьи глаза горели ровным лунным светом. - Пойду я, пожалуй.

И улыбнулась ещё шире, показав белоснежные клыки.

– Чао, Стёпа.

***

Книга пропала.

Эта мысль пришла раньше прочих ощущений и заставила Георгия открыть глаза. Пружина кровати больно впивалась под ребро; лунный свет, разбившись об оконную раму, падал бледными квадратами на затёртый линолеум.

Книга пропала. Нужно домой.

Георгий поднялся. Больной ноги внутри гипса он не чувствовал вовсе, зато здоровая тряслась мелкой дрожью, и колено будто ватное - проклятая старость! Беспомощная, убогая, дряхлая.

Шаг, ещё один. Уцепился за спинку кровати, так что выдавились наружу змейки вен, серые в призрачном свете. Обливающийся потом, рухнул обратно в постель.

Проклятая слабость. Что же делать?

Лунный свет дрогнул. Беззвучно отделился от окна высокий человек - изящный и гибкий, как танцор-жиголо. Бледный луч осветил его профиль с античной высокой переносицей, твёрдый упрямый подбородок.

– Добрая ночь, - сказал незнакомец и щёлкнул выключателем.

Он прошёлся по палате танцующим шагом, на мгновение выглянул в коридор. В пальцах небрежно покачивалась тонкая трость с обвившимися вокруг набалдашника золотыми змейками.

Глядя на него, Георгий остро почувствовал каждый прожитый год.

– Вы кто?

– Я Гермес.

Всего лишь Гермес, доброй ночи. Сейчас он скажет, что трость - это кадуцей. А крылатые сандалии достанет из кармана.

– В самом деле Гермес?

– Или Меркурий. Или даже Сунь Сы-мяо - это ведь только имена.

Лицо расплывается в широкий блин, смеются щёлочки глаз. Юркие змейки спрыгивают с кадуцея, оборачиваются вокруг запястья живыми браслетами.

– Или, скажем, Локи. Впрочем, этот слишком кровожаден.

– А на самом деле вы?..

– Одна из сил, конечно, - Гермес пожимает плечами, словно присутствие в мире неких сил с лицами античных богов - такая же прописная истина, как восход солнца на востоке.

Ну, конечно. Весь сил. Вес-сь.

– Да-да, - тревога Георгия выплёскивается нервным смешком, - Я часть той силы... как там? что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

– Хотеть зла - это скучно, - серьёзно говорит Гермес. - Зло надо совершать. Или, как там у вас? не заморачиваться. Раньше это понимали.

– Силы - это то, что упрятано в книге?

– Скорее заморожено, но в целом так.

Георгий хмурится и медленно произносит:

– Значит, силы. Каждая сила для своей... стихии, так? Бог войны, бог знания... вы, очевидно, воплощаете в себе обман?

Гермес иронично щурится.

– Для хранителя вы необыкновенно наивны. Обман! Отчего не знание, богатство. Свободу, наконец?

– Но все мифы...

– Не стоит верить всему, что написано.

– Извините.

– Ничего, я привык. Все люди одинаковы.

Сердце тоненько покалывает. Слишком тяжкое бремя для одного старика со сломанной ногой.

– Я должен найти книгу.

Гермес как будто удивлён.

– А, так вы её потеряли?

– Я был не в силах, я просто не мог уследить, - торопится Георгий. - Книгу выбросили, нет, видимо, её открыли... по-настоящему. А ведь я столько лет удерживал её! И теперь должно случиться нечто ужасное. Ведь среди вас наверняка есть какая-нибудь безумная, черная сила, которая теперь уничтожит всё.

– Всё? - с любопытством уточняет Гермес.

– Абсолютно.

– Интересно, - плутоватые глаза Гермеса обегают спартанскую обстановку палаты. - И что вы собираетесь делать?

– Вернуться домой... искать.

– Мудрая мысль.

– Но я стар! - он едва не плачет. - И моя нога!

– А что с ногой?

Он не отвечает. Нервный выплеск исчерпал его силы до дна.

Гермес внимательно разглядывает гипс и аккуратно втыкает в него трость. Гипс разваливается на две половины, обнажая худую жёлтую конечность.

– Так лучше?

Георгий осторожно встаёт, делает шаг. Топает больной ногой.

– Невозможно...

– Медицину я тоже воплощаю. Иногда.

Старик с надеждой вглядывается в молодое лицо.

– Вы поможете мне?

– Строго говоря, это не в моих интересах. Но приключение обещает быть неплохим.

Божественный обманщик распахивает окно. Ветер, словно освобождённый из плена, врывается в палату. Летит на пол стакан, порхают обрывки бумаг; занавески отплясывают самбу.

– Вперёд, хранитель!

***

Первый час ночи, но забегаловка открыта: жёлтый свет выплёскивается из дверей. Слышно стеклянное звяканье и чьи-то голоса, грубому хриплому баритону вторит надтреснутый тенорок.

Стёпка пнул дверь и ввалился внутрь.

Грузная буфетчица в красном нейлоновом фартуке воткнула тесак в разделочную доску и, казалось, уснула с открытыми глазами. Рот её удивлённо приоткрылся, в глазах отражалась луна.

За столиком в углу - двое. Одного Степан узнал: давешний козлоногий с Лесной улицы. Второй - ражий детина с огненной гривой и шрамом во всю щёку.

Киреев плюхнулся на скамейку. Слишком много для одного участкового с трехмесячным стажем. Слишком много для кого угодно.

– А мне пофиг, понял? - выкрикнул он в пространство.

– Понял, - согласился здоровяк, а козлоногий открыл для Степана пивную бутылку.

– Ваше здоровье, - сказал Стёпка, и оба нелюдя кивнули.

Полная женщина у окна неторопливо постукивала спицами, струился с колен полосатый шарф. Участковый мимолётно удивился: казалось, ещё мгновение назад на этом месте никого не было. Перехватив его взгляд, женщина улыбнулась, показав ямочки на пухлых щеках.

Глаза у неё сияли синим.

– И ты гляди, на вид мелконькие людишки, мяконькие, а не даются. Сначала в глаз, а потом вместе за чарки, - продолжал разговор детина. - Вот как раньше было: два близнеца, и уже свара; два наследника - и целая война.

– Верно, - поддакнул козлоногий.

– И за собой замечаю: в полную силу бить неохота, что за ерунда. Бывало, с одного удара троих укладывал, и не поймешь, где чьи руки-ноги. А эти, и ведь тощенькие такие все, недомерки...

– Это ты уже говорил.

– И ещё скажу, - взревел детина и гулко заглотил пиво. - Или возьми, например, Артемиду...

Мохнатый бок коснулся Стёпкиной ноги, и рыжий спаниель уселся возле стола, улыбаясь во всю пасть. Сверху посыпались искры: в пыльном абажуре под потолком ворочался огненный шар, выстреливая в стороны дымными протуберанцами.

– А Велес, слышал, шубы оживляет. Это они шкуры носят - шубы, а он их обратно... оживляет. Велес.

Рыжий опускает кулак на стол: Стёпка задумчиво смотрит на трещину, пробежавшую по столешнице.