Годы, как птицы… Записки спортивного репортера - Михаил Шлаен

Какой с меня, тогда второклассника, рассказчик про тот парад? Что-то, конечно, ухватил детской памятью – как Жуков выезжал на белом коне из Спасских ворот, а навстречу ему Рокоссовский, тоже на лошади, только не на белой, строй войск, как швыряли немецкие знамена к подножью Мавзолея. Сталина видел, когда он обернулся в нашу сторону и помахал приветливо рукой. Каждый, кто был по эту сторону Мавзолея, наверное, воспринял это приветствие, как обращенное именно к нему.

(Спустя годы, когда стал постарше, сколько раз я видел Рокоссовского не верхом на коне, а пешком проходившего мимо нашего дома. Их немало – с большими маршальскими звездами на погонах и звездами поменьше – неторопливо шли мимо, направляясь с улицы Фрунзе, из здания Министерства обороны, в «Кремлевку», поликлинику на углу улицы Грановского и Калининского проспекта. Но почему-то они не так мне врезались в память, разве что Ока Иванович Городовиков, благодаря своим кавалерийским буденновским усам, а вот Константина Константиновича запомнил. Высокий, статный. Мы, ребятня, замирали, провожая прославленного маршала восхищенным взглядом…)

Рядом на трибуне стояло еще несколько человек в генеральской форме. Еще только когда пришли, дед за руку поздоровался с каждым. И бабушка – тоже, ей даже кто-то из них цветы подарил. «Вместе с Ваней работают», – шепнула она мне на ухо. Когда по площади двигалась боевая техника, они невозмутимо наблюдали за ней, лишь перебрасывались между собой какими-то редкими, понятными, наверное, только им, фразами. Откуда мне знать, что они ко всему этому – пулеметам, пушкам, гаубицам, минометам, танкам имеют прямое отношение. Что дедовы сослуживцы, эти дяди с орденским иконостасом на кителях – и есть руководство таинственного министерства вооружения. Через три года мне доведется снова увидеть их, но уже без парадной амуниции – на квартире, когда они придут поздравлять Ивана Антоновича с 50-летием.

Хорошо помню тот день, он глубоко врезался в память. Они плотно уселись за большой круглый стол посредине комнаты, откуда вся панорама Кремля как на ладони, и начинались воспоминания. Не на сухую, конечно. Русские же мужики. «Столичная» и «Московская» со знаменитыми, подзабытыми сейчас, этикетками украшали праздничный стол вместе с обильными закусками – под стать тем, что красовались на цветных фотографиях в «Книге о вкусной и здоровой пище» в твердом коричневом переплете с золотым тиснением названия. Жаль, куда-то подевалась эта книга, сегодня она точно раритет. Но больше всего нравились, шли нарасхват домашние румяные пирожки с капустой и картошкой. Хорошо, что напекли их не одну сотню… Я сам уплетал их с преогромным удовольствием.

– Дед у тебя настоящий волжский богатырь, гордись им, – поглаживал меня по голове один из гостей. – Подрастешь, узнаешь, как много сил он отдал, чтобы мы победили в войне.

Когда гости ушли, бабушка мне сказала, что этого дядю зовут – Дмитрий Федорович, он дедушкин начальник. Мне, одиннадцатилетнему, это имя ни о чем не говорило. Что это был сам Устинов, будущий маршал и министр обороны, узнал значительно позже. А в те годы он был министром оборонной промышленности, дед – его заместителем. Каждый раз, когда отмечается очередная годовщина нашей великой Победы, я стараюсь вспомнить имена этих людей, которые в тылу эту Победу обеспечивали. Заслуженные люди, только орденов Ленина на всех у них было, наверное, под полсотни. Постараюсь вспомнить и сейчас, не всех удастся, только тех, кто был у меня на слуху, так что не обессудьте. Василий Михайлович Рябиков, Владимир Николаевич Новиков, Горемыкин, Агеев, Лобанов, Мирзаханов, Ветошкин, Тропкин, Домрачёв… А Борис Львович Ванников, которого Устинов сменил на посту наркома, а самого Ванникова перебросили рулить наркоматом боеприпасов, вообще жил через стенку, в соседнем подъезде. И Николай Павлович Карасев, еще один зам Устинова, обитал здесь, и Лазарев, директор завода в Подольске, Савченко и многие другие ведущие спецы из оборонки. По воле товарища Сталина они переехали сюда, в трехэтажную надстройку в старинном доме, что рядом с Боровицкими воротами, буквально в канун войны. Дед с бабушкой до этого жили на Патриарших прудах, вообще по соседству с наркоматом. Но вождю захотелось его руководство приблизить к Кремлю. Одни поселились здесь, в переулке напротив знаменитого Дома Пашкова, другие на Чистых прудах.

Сам дед пришел в эту отрасль еще до войны, сначала начальником управления, и курировал производство оружия и техники для нужд армии в Туле, Коврове, Ижевске. Позади были долгие годы работы главным механиком на ЗиСе. Дружил с легендарным красным директором Иваном Алексеевичем Лихачевым. Производство, цеховая атмосфера были его стихией, он чувствовал себя здесь своим – с 17 лет, как, после окончания ремесленной школы, стал за токарный станок в своем родном Мелекессе, что в Ульяновской области. Потом были рабфак, ВТУЗ. Глубокий исследователь истории родного края Валерий Гордеев в книге «Бери и помни мелекесские истории» пишет, что не без участия Ивана Антоновича был положительно решен ставкой вопрос об эвакуации автозавода в 1941 году из столицы в Ульяновск. Благодаря земляку, подчеркивает далее писатель, ульяновские авто- и моторный заводы – детища московского образца и сегодня наиболее стабильные предприятия в области.

Есть на Волге утес, а есть и этот небольшой город Мелекесс со своим укладом жизни и самобытностью. Однажды мне посчастливилось побывать в нем – когда в Ульяновске проводился турнир по хоккею с мячом. Мелекесс напротив, через Волгу, на берегу Куйбышевского водохранилища, попали как раз на широкую масленицу, уж нас там покатали на тройках с бубенцами и блинами от пуза накормили. Славный городок. Эх, задержаться бы тогда в нем на денек, навестить семью родной сестры деда. Самой Прасковьи Антоновны уже не было в живых; троих ее сыновей-фронтовиков разбросало по стране, старший, Федор, обосновался в туркменском Небит-Даге, младший, Дима, в Воронеже, в Мелекессе остался лишь средний, Костя, заядлый охотник. Они не часто наезжали в Москву, особенно Прасковья Антоновна, но когда выбирались, на мне лежала почетная обязанность встречать их на Казанском вокзале и сопровождать в прогулках по Москве. Любимым местом для Прасковьи Антоновны был Новодевичий монастырь. Ходить ей было тяжело, в войну застудила ноги, и мы медленно, несколько раз, объезжали его на машине. Грязновато было, на месте болота строились Лужники.

Как-то я стал свидетелем, как Костя, автомеханик по профессии, спросил Ивана Антоновича:

– Дядя Ваня, вот вы, когда работали на ЗиСе, к Форду в Америку ездили. Как там?

Я тогда не мог оценить ответ, всю его глубину, а ведь он затрагивал, переносился на всю производственную цепочку, в которой нет мелочей, в том числе и бытовых: «У них абсолютно чистые туалеты…»

Сделаю здесь небольшое отступление и порассуждаю о родстве, родственных связях. Формально, схематично они выстраиваются строго последовательно, как того требует генеалогическое древо жизни. Но сама же жизнь нередко эту последовательность размывает реально складывающимися взаимоотношениями внутри каждой семьи. Своих детей – так уж сложилось: Гражданская война, тяжелая контузия, непростые тридцатые, война – у Ивана Антоновича и Розы Ильиничны не было, и всю свою нерастраченную родительскую любовь они перенесли на моего отца, родного племянника Розы Ильиничны. Он был у них за сына, фактически они его и вывели в люди. Потому они для меня дедушка и бабушка. А я в домовой книге так и был записан – внук.

Мелекесс теперь это Димитровград. Заглянул в Википедию, когда писал эти заметки. Конечно, мне человеку, много лет связанному со спортом, приятно, что отсюда известные атлеты штангист Юрий Захаревич, пловец Станислав Донец, боксеры Сергей Казаков и Евгений Судаков, что здесь родились сын Чапаева Аркадий, солист группы «Руки вверх» Сергей Жуков и Аполлон Сысцов, бывший министр авиационной промышленности. Вот только имя деда, к сожалению, не увидел. Может потому, что, как полагает писатель Гордеев, Ивана Антоновича до сих пор считают не только самым именитым генералом среди мелекессцев, но и самым секретным. Эх, давно пора, наверное, снять этот гриф.

Сам дед неохотно рассказывал о себе, тем более о военных годах. Уже после смерти деда от Любови Яковлевны Думновой, его многолетней и верной помощницы, умницы, женщины с золотыми руками, услышал, что с началом войны он занимался эвакуацией заводов на Восток и скорейшим их пуском на новом месте, в одном Златоусте несколько месяцев пробыл, пока не наладилось дело. Ничего я не знал и про квартирный телефон, что стоял на столике в прихожей, удивлялся лишь, что его номера нет ни в одном открытом справочнике. А про то, что он прямой линией был связан с Кремлем, а потому и засекречен, услышал много позже от бабушки, уже когда заканчивал школу. Что-то ее прорвало, и она вдруг разговорилась, вспомнила один случай, рассказывала она о нем с ужасом, хотя времени прошло достаточно, раньше раскрыть ту тайну было нельзя. Позвонил Берия. Трубку сняла Мария, домработница, в семье она была своей, настолько сжилась с хозяевами за многие годы.