Чужой для всех - Rein Oberst

Рассвело. День обещал быть теплым и погожим. Косые лучи восходящего солнца игриво заглядывали через лобовое стекло «Опеля» то и дело пробегая по воспаленному лицу Франца. Он щурился. Отворачивал лицо. С нетерпением ожидал окончания утомительной поездки. Ему становилось хуже. Несмотря на обезболивающий укол, сделанный санитаром, температура повышалась, нога горела сильнее. Кроме того, к горлу вновь стала подкатываться тошнотворная волна. Сидящий рядом Криволапов старался, как и Франц, не спать, тер себе грязные щеки, щипал за уши, крутил глазами, но через полчаса езды его укачало и он задремал.

Вскоре лесная дорога закончилась. Впереди показалась гравийка Быхов-Бобруйск. «Выйдем на главную дорогу, будет легче, не так будет укачивать», — подумал Франц и сомкнул от невероятной усталости глаза.

— Хальт! — раздался вдруг грозный окрик.

Франц встрепенулся и посмотрел вперед через голову Грейвица. Проснулся и Криволапов.

У шлагбаума, перед выездом на главную дорогу, стоял фельдполицай и держал знак немедленной остановки транспорта. Три военных машины с визгом остановились рядом, обдав патрульный наряд пылью.

— Что еще за чертовщина? — ругнулся гауптман Грейвиц, на подошедшего с автоматом унтер-фельдфебеля, одетого в черный плащ. Поверх плаща, через шею, у того свисал стальной горжет фельджандармерии с номером команды.

— Приказано всех досматривать, господин гауптман. Прифронтовая зона. Предъявите ваши документы, — полицейский внимательно смотрел на Грейвица.

— Проклятье. У меня пропуск во все зоны армейского подчинения. Немедленно откройте шлагбаум, унтер-фельдфебель, — продолжал ругаться тот, не выходя из машины.

— Я повторяю, приказано всех досматривать. Предъявите ваши документы, — жестко стоял на своем полевой жандарм.

— Ну и порядки. Вы пожалеете об этом, — взревел в гневе Грейвиц, и полез в нагрудный карман за удостоверением.

Унтер-фельдфебель изучил документ и вернул его офицеру через открытое окно. — Кто с вами едет?

— Это не ваше собачье дело, — Грейвиц был в ярости.

— Хорошо! Одну минуту! — ответил холодно унтер-фельдфебель и удалился к дежурному домику. Из него через минуту быстро вышел старший лейтенант и, представившись Грейвицу, повторил тот же вопрос. — Что за люди сидят в машине?

— С меня довольно, — сдался Грейвиц. — Это капитан Ольбрихт и его солдат. Это люди нашего отдела, — и с нажимом добавил, — вам понятно это, обер-лейтенант?

— Еще одну минуту, гауптман, — дежурный офицер, внимательно посмотрел на Ольбрихта, затем на Криволапова, те сидели, молча, и быстро удалился к дежурному домику.

— Господин майор, это они. Что прикажете делать?

— Что делать? Задержите эскорт на 10 минут. Не пропускайте их, — получил приказ по телефону дежурный офицер. — Я уже на подъезде.

Тем временем, гауптман Грейвиц вышел из машин и закурил. Он не понимал что происходит. Почему фельджандармерия остановила его машины и не пропускает дальше при наличии всех проездных документов. Это было чрезвычайным происшествием.

— Немедленно соедините меня с оберст-лейтенантом Кляйстом, — бросив недокуренную сигарету, нервно отдал он команду, подойдя к машине связи.

— Кто посмел вас задержать! — кричал в трубку Кляйст. — У вас предписание доставить Ольбрихта в отдел, подписанное начальником штаба. Позовите к телефону дежурного офицера.

— Хорошо, будет исполнено. Фельдфебель, — обратился Грейвиц к связисту, — бегом за старшим лейтенантом… Что это значит? — лицо Грейвица удивленно вытянулось. К дежурному домику, спешно подъехало несколько военных машин. Из вездехода вышел важный майор в общеармейской форме и неторопливо направился к нему. Его сопровождал открытый бронеавтомобиль с гренадерами, готовыми к стрельбе. Крупнокалиберный пулемет был направлен на его эскорт.

Подойдя к Грейвицу, майор Ремек осмотрелся вокруг, глубоко вдохнул прохладный освежающий воздух, подставил лицо восходящему солнцу, расплылся в улыбке от полученного заряда бодрости и с пафосом произнес:

— Красиво как, господин гауптман! Какое чудесное утро! Не правда ли?

— Кто вы? — раздраженно, не поддаваясь на добродушные изречения Ремека, спросил майора Грейвиц. Он не узнал адъютанта командира 41-го танкового корпуса. — Я буду…

— Перестаньте фиглярничать, Грейвиц, — будто по носу щелкнул того Ремек, прервав уверенной фразой. — Обер-лейтенант, — бросил он через плечо дежурному фельджандарму. — гауптмана Ольбрихта и гефрайтера Криволапова сопроводите в мою машину.

— Слушаюсь, господин майор.

— Вы не имеете права, — Грейвиц не ослаблял своего напора.

— Имею, гауптман. Имею!

— Вы ответите за самоуправство. У меня приказ оберст-лейтенанта Кляста. Лейтенант! — найдя глазами командира сопровождения, повел головой Грейвиц. — Выводите солдат.

— Не дурите, гауптман, — на него в упор смотрел крупнокалиберный пулемет и Рэмек поднял перчатку вверх. — Моя отмашка и вы с вашим эскортом пополните русское кладбище своими крестами. Какая неутешительная смерть. Не правда ли, гауптман?

— Я не понимаю вас, майор, — не сдавался Грейвиц.

— Вы опоздали, голубчик, — Ремек светился. — Многое изменилось. Вчера поздно вечером, в Главном штабе сухопутных сил подписан приказ о переподчинении 20-й танковой резервной дивизии сорок первому корпусу генерала Вейдлинга. Корпус усиливается другими частями для создания на этом участке укрепрайона, как противовеса русскому наступлению. Ему придан особый статут центрального подчинения. Гауптману Ольбрихту тем же приказом присвоено звание «майор». Он следует в личное распоряжение командира корпуса. Я адъютант генерала.

— Не может этого быть. Почему в армии этого не знают?

— Потому что там служат такие тупицы вроде вас, Грейвиц. Обер-лейтенант! Выполняйте мой приказ.

Ремек был в ударе. Он впервые за свою служебную карьеру получил настоящую власть и действовал от имени Вейдлинга и наслаждался этой властью. Его распирало от удовольствия отдавать приказы.

— Я не думаю, Грейвиц, что в такое сладкое утро, — продолжил Ремек, — вы будете тревожить своим звонком сон командующего армии, кстати, он в курсе, а тем более, фельдмаршала Буша. Вы согласны со мной, гауптман?

— Согласен, — сквозь зубы процедил Грейвиц и отдал команду помочь перевести майора Ольбрихта в другую машину.

— Вот это другое дело, — самодовольно улыбнулся Ремек. У него отлегло от сердца. Он был рад, что успел перехватить Ольбрихта и выполнить приказ командира корпуса. С улыбкой и с распростертыми руками, он прошелся вперед. Ему навстречу вели ковыляющего, грязного, исхудавшего с воспаленным лицом Франца Ольбрихта в форме офицера Красной Армии. Его поддерживал невысокого роста солдат в такой же ободранной униформе русского танкиста, с окровавленной повязкой на голове.

Глава 3

Генерал Вейдлинг уже несколько дней находился в прекрасном настроении. Еще бы, с того света вернулся живым Франц Ольбрихт, его любимец, его опекун, настоящий офицер-разведчик, сын лучшего друга Клауса Ольбрихта. Генерал ждал возвращения Франца и готовился к этой встрече. И этот долгожданный день наступил. Даже адъютант Ремек сейчас ему казался не таким трусливым зайчишкой и мальчиком для битья. После того, как тот вырвал Франца из рук Кляйста, этого матерого абверовца, мастера хитросплетений, ловушек и интриг, адъютант несказанно вырос в его глазах, удостоился благодарности.

Не все сложилось в операции «Glaube» удачно, как планировалось, почти все экипажи погибли, но тем не менее, основные задачи Франц выполнил. Карты русских раскрыты. По крайней мере, для него. И хотя Берлин не поверил шифровкам «Арийца» и не поменял свое стратегическое видение на летнее наступление русских, в штабе сухопутных войск нашлись генералы, которые поддержали его. Ему удалось выбить дополнительные резервы и тем самым укрепить оборонительные линии корпуса. Основную скрипку в обороне сыграет переданная 20-я танковая дивизия, а также артиллерийские дивизионы, прибывающие с Рейха. Зная, дату наступления русских, и направления их ударов, можно основательно подготовиться. 41-й корпус будет крепким орешком для танковой армий Батова.

Но главное – Франц жив. Мой мальчик жив.

Вейдлинг еще раз про себя поблагодарил Всевышнего за спасение Франца и прервал свои эйфорические размышления. Штабной вездеход, притормозив, уверенно подкатил к зданию лазарета, где находился раненый Ольбрихт.

Командира корпуса, стоя у крыльца, встречал полковой врач Ремус. Он был в белом халате, с непокрытой головой. Коротко остриженные с проседью волосы, разделенные на две части четким, классическим пробором, подчеркивали педантизм лучшего корпусного эскулапа, его высокую степень внутренней организации. Умные внимательные глаза выражали доброжелательность и легкую степень любопытства. В руках Ремус держал дорогую, ручной работы, с костяным набалдашником, трость.