Джек Ричер, или Вечерняя школа - Ли Чайлд

– А нам известно, был ли Гамбург конечным пунктом назначения? – спросил Уайт. – Или курьер сделал остановку на пути в другое место?

– Его отправили в Гамбург, – ответила Синклер.

– Но не к тем парням.

– Нет, к кому-то другому.

– Мы знаем, кто его послал? Те же люди из Йемена и Афганистана?

– Мы почти уверены, что те же. На это указывает еще одно обстоятельство.

– Какое? – спросил Уотермен.

– По статистически неудивительному совпадению курьер знал одного из саудовцев, живущих в том доме. Они провели в Йемене три месяца, лазали по веревкам и стреляли из «АК-47». Мир тесен. Между ними состоялось несколько коротких разговоров, и нашему иранцу удалось кое-что подслушать.

– Что именно?

– Через два дня у курьера должна была состояться встреча. Он не сказал где, или наш человек просто не услышал, но по контексту разговора понял, что где-то неподалеку от явочной квартиры. Он не должен ничего передавать. Он здесь, чтобы ему что-то сказали, он запомнил это и доставил по назначению.

– Звучит как начало переговоров и первоначальная ставка.

– Мы полагаем, что курьер вернется, – кивнув, сказала Синклер. – По крайней мере один раз, с положительным или отрицательным ответом.

– Мы имеем хоть какое-то представление, о чем идет речь?

Синклер покачала головой.

– Но наш иранец уверен, что дело очень серьезное, потому что курьер является солдатом из элитного подразделения, как и он сам. Видимо, он прекрасно зарекомендовал себя в учебном лагере, иначе не получил бы свои футболки, итальянские ботинки и четыре паспорта. В общем, он не из числа тех, кого использует мелкая рыбешка с обеих концов цепи. Он – курьер, работающий на высокое начальство.

– Встреча состоялась?

– Поздно вечером на следующий день. Курьер отсутствовал пятьдесят минут.

– И что потом?

– Рано утром он уехал.

– И больше никаких разговоров?

– Состоялся еще один. И для нас все сложилось очень удачно. Он проболтался, сообщил своему другу информацию, которую должен доставить домой. Не смог удержаться. Мы думаем, причина в том, что она произвела на него сильное впечатление. Иранец сказал, что он был невероятно возбужден. Это же молодые люди, которым еще нет тридцати.

– И что за информация?

– Первоначальное заявление. Начало переговоров. Тут иранец оказался прав. Коротко и по делу.

– И что было сказано?

– «Американец хочет получить сто миллионов долларов».

Глава

03

Синклер выпрямилась и придвинулась к столу, как будто хотела подчеркнуть свои слова.

– Иранец очень умен, у него прекрасная речь, и он великолепно чувствует мельчайшие нюансы языка. Глава отдела множество раз прошелся с ним по разговору, который ему удалось подслушать, и мы совершенно уверены, что речь шла о декларативном заявлении. Встреча курьера с американцем продолжалась пятьдесят минут, они беседовали один на один. Это был мужчина, потому что, как говорит иранец – и он абсолютно уверен в своих выводах, – не прозвучало никаких намеков или указаний на то, что в деле замешана женщина. Американец сказал курьеру, что он хочет получить сто миллионов долларов. В качестве платы за что-то, так понял из контекста наш агент. Но больше у нас ничего нет. Мы не знаем имени американца, что он собирается продать и кому.

– Но сумма в сто миллионов долларов должна сузить поле поиска, – сказал Уайт. – Даже если это начальная цена и она снизится до пятидесяти, сумма немаленькая. У кого есть такие деньги? Вы скажете, что много у кого, однако их всех можно найти в одном «Ролодексе» [1].

– Вы заходите не с того конца, – вмешался Ричер. – Вне всякого сомнения, гораздо правильнее заняться поисками продавца, а не покупателя. За что парни, которые учатся в Йемене лазать по веревкам, готовы заплатить сто миллионов долларов? И у кого из американцев, находящихся в Гамбурге, есть такой товар?

– Сто миллионов – огромные деньги, – сказал Уотермен. – Лично меня насторожила бы такая сумма.

Синклер кивнула.

– Такая огромная сумма вызвала у нас огромное беспокойство. Она означает, что речь идет об очень серьезных вещах. Более того, до сих пор мы ни о чем подобном не слышали, поэтому подключили все каналы, имеющиеся в нашем распоряжении, поставили в известность всех агентов по всему миру. В операции задействованы сотни людей, но этого мало. Ваша задача – найти американца. Если он все еще за границей, на него распространяется юрисдикция ЦРУ, и тогда руководить поисками будет мистер Уайт. Если же вернулся в Штаты, их возглавит специальный агент ФБР мистер Уотермен. А поскольку статистические данные говорят о том, что огромное большинство американцев, в то или иное время побывавших в Германии, являются представителями Армии США, мы подумали, что, возможно, майор Ричер может оказаться полезным одному из вас или обоим.

Ричер посмотрел на Уотермена, потом на Уайта и увидел в их глазах вопросы, которые, вне всякого сомнения, они видели в его.

– То, что потребуется вам для операции, прибудет утром, – продолжала Синклер. – Вы получите все, что посчитаете необходимым, в любое время. Но обращаться имеете право только ко мне, мистеру Рэтклиффу или президенту. Ваша группа строго засекречена, считайте это чем-то вроде карантина. Даже если речь пойдет всего лишь о коробке карандашей, ваш запрос должен быть направлен мне, мистеру Рэтклиффу или президенту. На самом деле, это по большей части буду я. Все необходимые бумаги будут оформлены в Западном крыле [2]. Ваши имена не должны засветиться. Американец, которого мы ищем, вполне может оказаться представителем Государственного департамента, Министерства юстиции или Пентагона. Существует опасность, что вы по ошибке заговорите не с тем человеком. Поэтому вы не должны ни с кем разговаривать. Таково правило номер два.

– А правило номер один? – спросил Уотермен.

– Ни в коем случае не сдавать иранца. Вы должны сделать все, чтобы вас невозможно было с ним связать. Мы очень много в него вложили, и он нам необходим, потому что мы не знаем, чего ждать.

Мэриан отодвинула стул, встала и направилась к двери. Открыв ее, она сказала:

– И помните: нам поджаривают пятки.

Ричер откинулся на спинку кожаного кресла, и Уайт, взглянув на него, сказал:

– Наверняка речь о самолетах и танках.

– Наши ближайшие танки находятся в тысячах миль от Йемена или Афганистана, и чтобы их перебросить в другое место, нужно много недель и несколько тысяч человек. Гораздо проще доставить Йемен или Афганистан к ним. Это будет быстрее и менее заметно.

– Тогда самолеты.

– Думаю, сто миллионов могли бы соблазнить парочку пилотов и они перешли бы на сторону зла. Может, трое или четверо. Но я сомневаюсь, что в Афганистане есть достаточно длинные взлетные полосы. Впрочем, возможно, у Йемена они имеются. Так что теоретически такое возможно. Только вот самолеты этим ребятишкам не нужны. Им понадобятся сотни тонн запасных частей и столько же инженеров и ремонтных рабочих. И еще много часов, чтобы обучить своих людей. Но в любом случае мы обнаружим их через пять минут и уничтожим ракетами прямо на земле еще до того, как они поднимутся в воздух. Кстати, может быть, теперь мы сумеем сделать это удаленно.

– В таком случае какое-то другое военное снаряжение?

– Например? Миллион винтовок по сто баксов за каждую? У нас столько нет.

– Это может быть какой-то секрет, кодовое слово, пароль, или формула, или карта, либо план, или чертеж, или список. Возможно, копия компьютерной программы безопасности мировой финансовой системы. Коммерческая тайна. Или общая сумма взяток, необходимых, чтобы провести закон во всех пятидесяти штатах, – сказал Уотермен.

– Вы думаете, это какие-то данные? – спросил Уайт.

– Что еще можно продать и купить тайно и за такие деньги? Возможно, бриллианты, но они в Антверпене, а не в Гамбурге. Может быть, наркотики, однако ни у одного американца нет дури на сто миллионов долларов, готовой к отправке заказчику. Такими вещами занимаются в Южной и Центральной Америке. К тому же в Афганистане выращивают собственный мак.

– Какой сценарий может быть самым для нас плохим?

– Не моя компетенция. Спросите Рэтклиффа. Или президента.

– Меня интересует ваше мнение.

– А вы что думаете по этому поводу?

– Я – специалист по Ближнему Востоку. Для меня все, что с ним связано, – самый худший сценарий.

– Оспа, – сказал Уотермен. – Я считаю, что хуже эпидемии оспы ничего нет. Или что-то в таком же роде. Чума. Биологическое оружие. Эбола. Или антидот. Может, вакцина. В таком случае у них есть вирус.

Ричер смотрел в потолок.

То, что может плохо закончиться.

Голос у тебя не слишком счастливый. А тебе следовало бы радоваться.

Столько, сколько потребуется.

Гарбер говорил с ним так, будто вдруг превратился в кроссворд.