Три женщины - Лиза Таддео
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Входит судебный репортер.
А потом входит Он. Со своим адвокатом, скользким типом по имени Хой.
Он садится напротив тебя. На нем та же одежда, в какой он обычно ходил в школу. Рубашка на пуговках, галстук, слаксы. Странно. Ты ожидала, что он придет в костюме. Хотя бы в чем-то более элегантном и солидном. Но его внешний вид вдруг делает его до боли знакомым. Ты задумываешься, не ошибалась ли ты все эти годы. Его молчание ты принимаешь за безразличие, но, быть может, он, как и ты, погружен в потусторонний страх. Говорят, у него родился третий ребенок. Мысленно ты представляешь качели, румянец на щеках его жены и новую жизнь, которая в ней зародилась, в то время как ты дрожала, сидя в ледяной ванне самоуничижения. Ты отяжелела, твой макияж отяжелел, стал более густым и многослойным. Но, может быть, все эти годы он тоже умирал от тоски по тебе. Как поэт, обрекал себя на десятилетия страданий. Качели заржавели. Ограничения среднего класса стали забором его тюрьмы. А жена – надсмотрщиком. А дети – да! – они всему причиной: ради них он предпочел жить без тебя и быть несчастным.
На мгновение тебе хочется дотянуться до него маленькими руками, которые он так любил… Любит ли он их до сих пор? Куда уходит любовь рук, когда все умирает? Тебе хочется взять его лицо в ладони и сказать: «Черт, прости меня, что я тебя предаю. Мне было ужасно больно, и я разозлилась – ведь ты украл у меня несколько лет жизни! Все, что ты делал, было неправильно. А теперь я здесь. Посмотри на меня. Я нанесла боевую раскраску, но под ней мне страшно, я напугана, я устала. Я хочу тебя, я люблю тебя. Я набрала три килограмма. Меня несколько раз исключали из колледжа. Мой отец только что покончил с собой. Я принимаю все эти таблетки, загляни в мою сумку – чертова куча таблеток. Я – девочка с горстью таблеток, как старуха. Я должна встречаться с парнями, от которых пахнет травкой, но вместо этого я полностью сжилась со своей ролью жертвы. Я писала тебе. Ты ни разу не ответил».
Ты уже почти тянешься к нему. Тебе безумно хочется сказать, что тебе жаль, хочется умолять его, чтобы он позаботился о тебе. Никто не может позаботиться о тебе так, как он, ты это знаешь. Никто не умеет слушать так, как он. Слушать часами. Как отец, как муж, как учитель, как лучший друг. Он отрывает свой взгляд от стола и смотрит в упор на тебя. У него холодные, черные, мертвые глаза. Небольшие агаты, суровые и блестящие. Старше, чем ты запомнила. Ты вообще не помнишь таких глаз. Раньше они были наполнены любовью и вожделением. Он забирал твой язык в рот и сосал его с такой страстью, словно хотел сделать своим.
Теперь он ненавидит тебя. Это ясно. Ты вытащила его сюда, вырвала из уютного дома, где его ждут трое детей и жена, которая последует за ним куда угодно. Ты вытащила его в эту чертову январскую слякоть, привела в эту мерзкую комнату и заставила тратить деньги и сбережения родителей на скользкого и неприятного адвоката. Ты зациклилась на том, чтобы разрушить его жизнь. Все, что он построил. Все электронные доски, которые он включает в классах в семь утра. Из-за тебя ему уже пришлось продать один дом и купить другой.
Сегодня в Северной Дакоте Аарон Нодель – учитель года. Во всем штате он считается лучшим в своем деле. И вот появляешься ты, убогая бродяжка, отродье алкашей, дитя самоубийцы, девица, которая и раньше была со взрослыми мужчинами и втягивала их в неприятности. Ты портила жизнь военным, оплоту Америки. И вот ты снова тут, грязная шлюха, чтобы погубить репутацию учителя года. Он презрительно фыркает. Ты чувствуешь яичный запах.
Совершенно ясно одно – ты должна перестать думать о нем. Немедленно. Если не сможешь, то никогда не выйдешь из этой комнаты. Ты ищешь предел своего сердца и, как это ни невероятно, находишь его. Потрясенно ты благодаришь себя и Бога. Часто ли ты чувствовала, что поступаешь правильно? Сегодня такой день. Может быть, единственный. Ты думала, что все еще хочешь трахаться с ним. Ты преследовала его в Сети – сегодня это даже не преследование: открываешь компьютер – и все обрушивается на тебя. Тебе не скрыться от угодливых статей в местных газетах. Фейсбук подсовывает тебе ссылку на магазин, где твой бывший любовник покупал перчатки. Свежие фотографии заставляют вздрагивать, тормошат в тебе былую страсть… Но теперь ты сидишь здесь – и ничего не чувствуешь. Ты видишь его плотно сжатый маленький рот. Его неидеальную кожу. Его губы больше не кажутся тебе чувственными: они сухие и тонкие. Он выглядит болезненно, словно целыми днями ел маффины, пил растворимый кофе и кока-колу и сидел в подвале, хмуро уставившись в стену.
Его адвокат Хой желает всем доброго утра. Он ужасен – дикие усы топорщатся во все стороны. Он заранее объявил журналистам, что его клиент прошел тест на детекторе лжи, хотя такое доказательство суд вряд ли примет.
Даже усы Хоя демонстрируют осуждение. Он из таких типов, которые дают тебе почувствовать себя необразованным плебеем, куском дерьма, с машиной, которая не заводится в морозное утро вроде сегодняшнего.
– Не могли бы вы назвать свое полное имя под запись? – говорит он.
Судебный репортер набрасывается на клавиатуру. Брат Дэвид дышит в унисон с тобой. Ты произносишь свое имя:
– Мэгги Мэй Уилкен, – и откидываешь назад длинные, продуманно уложенные волосы.
Первый раунд вопросов должен тебя успокоить и заставить расслабиться. Хой спрашивает про время, которое ты провела в штате Вашингтон со своей сестрой Мелией. Мелию и ее мужа Дейна, военного, ты навещала и на Гавайях, но Хой спрашивает про то время, когда они жили в Вашингтоне. Это было после Аарона. Потому что жизнь твоя делится таким образом. До Аарона и после Аарона. Ее можно было бы разделить на жизнь до самоубийства отца и после, но именно Аарон является главной вехой – если уж говорить честно.
Хой спрашивает о посещении сайта знакомств Plenty Of Fish. Ты и правда разместила там свою анкету, когда была в Вашингтоне. Но адвокат говорит так, словно ты продавала собственное тело за банку пива. Ты знаешь, что именно такие, как он, пишут законы, по которым ты обязана жить. Мужчины, которые говорят
