Пространство для человечества - Сергей Синякин

Лукавил Крикунов, и при этом он великолепно понимал, что собеседник его это понимает. В данном случае все зависело от журналиста, а значит — от Крикунова. Читатель статьи, написанной хорошим журналистом, всегда принимает его точку зрения. Особенно если статья написана так, что не дает поводов для иных толкований. Объективность в средствах массовой информации — это такой же миф, как чудовище озера Лох-Несс, и надо прямо сказать, что чудовище имеет даже больше шансов на существование, нежели объективность журналистов при освещении ими происходящих в обществе событий. Журналист всегда четко осознает, что он пишет, для кого пишет и что именно люди должны думать по вопросам, затронутым в его статье. А уж вопрос о том, для чего он пишет, вообще перед журналистом не стоит. Перо для акулы и маленьких щук пера является таким же орудием производства, как для селянина комбайн, сеялка или трактор. Именно пером журналист сеет разумное, доброе и вечное, этим же пером он культивирует всходы рядом последующих статей, им же расписывается за гонорары, позволяющие удержаться на жизненном плаву. А если хочешь хорошо питаться, надо обязательно хорошо писать, излагая при этом точку зрения того, кому принадлежит газета. Сам Лев Крикунов во время первых выборов губернатора поддерживал кандидатуру коммунистов. На вторых выборах он уже отдал свое перо демократам. На третьих он блистательно агитировал за либералов. Потом поработал в антисемитском «Колоколе», в ультрапатриотической газете «Воспрянем!», разругавшись с редактором, сменил газету на журнал «Деловые круги», потом поскитался по газетам и журналам, пока не оказался в «Жутких историях». Если бы кто-то попробовал проследить эволюцию взглядов Льва Крикунова и с этой целью начал изучать его духовное наследство, оставленное в этих журналах и газетах, он бы с удивлением заметил, что взгляды журналиста Бойцова напоминали плывущую без руля лодку. Они покачивались, левели, резко уходили вправо, порой разворачивались на сто восемьдесят градусов, и все это зависело не от Крикунова: уж у него-то убеждения были неизменными, но вот позиции, которые он занимал, зависели от его работодателя. Эра свободного кваканья завершилась, не начавшись. Оказалось, что диктат денег ничуть не лучше диктата идеологического, порой он оказывался даже более жестким.

Сейчас, говоря о своей беспристрастности, Крикунов лукавил, но сам верил каждому своему слову. Именно эта убежденность и позволяла ему писать о вещах, которые в приличном обществе неловко было упоминать — о тусовках гомосексуалистов у московских театров, об оргиях педофилов на петергофских дачах, о дележе чукотской шкуры столичными чиновниками, — словом, обо всем, что так интересно и притягательно российскому обывателю, который в глубине своей всегда несет два начала — мазохистское и садистское, позволяющее ему спокойно наслаждаться жизнью, которую не вынес бы ни один, азиат, а тем более — ни один европеец. Именно поэтому среднестатистического россиянина следует считать евроазиатом.[2]

— А здесь у нас учительская, — сказал воспитатель, открывая дверь. — Вы на урок пойдете или здесь будете с детьми разговаривать?

В каждом из взрослых живет тайная тоска по школе, когда перед тобой не вставали серьезные жизненные проблемы, а двойка в четверти казалась едва ли не самой ужасной трагедией твоей жизни.

Разумеется, Лев Крикунов отправился на урок.

Глава четвертая

Самый таинственный предмет, который преподается в нашей школе, это, конечно, история. Каждый год мы совершенно не представляем, какое у нас было прошлое. Мы уже столько раз перекраивали нашу историю, что наше прошлое — это фантастический роман, написанный летописцами и подправленный составителями учебников.

История считает, что первое столкновение русских и татар произошло на реке Калке. Так написано в учебниках. Правда, никто не может сказать, где находится река Калка и какого черта там делали татары. Одни специалисты считают половцев страшными врагами, другие видят в них кровных союзников. В отношении татаро-монгольского ига вообще ничего не понятно: мы триста лет страдали под этим игом, а теперь даже не можем сказать, сколько именно татар и сколько монголов на нас напали. Если почитать романы Яна, то вообще надо удивляться тому, что Русь после этой хищной саранчи на низкорослых гривастых и улыбчивых конях сумела возродиться. А знаменитый герой войны с поляками Иван Сусанин, главный персонаж оперы Глинки «Жизнь за царя»? Тут вообще начинаешь сходить с ума! Ну не было, не было поляков в Костромском уезде. Тогда спрашивается: кого наш Ваня завел в лес? То-то и оно! Или знаменитое секретное соглашение между Германией и СССР перед началом Второй мировой войны. Специалисты все архивы облазили, а подлинника документа так и не нашли. Есть какая-то подозрительная копия, которая взялась неизвестно откуда. Тем не менее современные историки кричат, что такое соглашение было, только его уничтожили после победоносной войны. Если опираться на слухи, а не на факты, у нас полстраны сидело в сталинских лагерях. Но статистики по этому вопросу никто не публикует. Почему? Выражу личное мнение, что опубликование такой статистики развеет еще один миф и запутает нашу историю еще больше. А так ведь очень славненько получается — начало войны мы проиграли потому, что в лагерях сидело полстраны и почти все военачальники. А выигрывать стали именно после того, как из заключенных сформировали штрафные батальоны, которыми и выиграли войну. А тут опять менять сложившуюся картину. Ну сколько раз историю переписывать? Переписали в начале девяностых, пусть такой и остается!

Чем больше Крикунов сидел на уроке, тем больше понимал, что русскую историю придется переписывать еще не раз и выглядеть она будет именно так, как захочется очередному победителю. У учителя был собственный взгляд на события девяносто первого года, и он очень расходился со взглядами, изложенными в учебниках, по которым учились дети. В учебнике говорилось о демократической революции, героями которой являлись демократы первого призыва. Учительница, упирая на тот факт, что большинство демократов первой войны стали либо нуворишами, либо сели в тюрьму, считала все случившееся государственным переворотом. Учительницу надо было понять, ей зарплату платили от случая к случаю, а это, несомненно, увлекало ее на левый политический фланг. У педагогов это не было редкостью, маленькая зарплата тому только способствовала. Но вместе с тем совершенно очевидно было, что эти два взгляда на наше прошлое невозможно совместить, а потому еще не единожды придется выбирать одну из точек зрения. Какая точка будет выбрана, зависело от случая — неизвестно, какую из сторон муза истории сделает в будущем победителем, диктующим условия побежденным.