Кентерберийская сказочка - Уильям Блум

Дома отец задремал в гостиной, а мама поцеловала меня в щеку.

– Может, сходишь к Холландам, узнаешь, не нужно ли чем-нибудь помочь?

– У меня уроков полно.

– Сегодня твой день рождения. Можно и передохнуть.

Я вышел из дому и неспешно побрел по улице. Будто бы просто иду мимо, вижу, что люди переезжают, облокачиваюсь на их калитку, улыбаюсь приятной улыбкой.

Я остановился у калитки, улыбка наготове. На горизонте – никого. Я все равно улыбнулся, для пробы. Постоял минуту-другую. А что, если просто открыть калитку, пройти по дорожке, постучать в дверь и улыбнуться, когда в проеме появится вопрошающее лицо? Неудобно как-то. Удобно или нет – давай, друг, топай по дорожке. Я снова напялил улыбку. Кажется, не очень-то получилось. Я скорчил гримасу, и в эту секунду открылась дверь.

– Мы тебя заметили из окна. Ты к нам?

Так. Покраснел до корней волос. Хоть сквозь землю проваливайся. Значит, я стою тут в тоске, мнусь, а они за мной наблюдают.

– Да, – каркнул я и попытался открыть калитку. Mиссис Холланд стояла в дверях и смотрела на меня, и Бог знает еще сколько Холландов подглядывали из-за занавесок – бедняга, не может справиться с калиткой, даже вспотел.

Калитка открылась. Но мне уже не до улыбки. Лучше бы домой.

– Помощь не требуется? – спросил я.

– Очень мило с твоей стороны, но мы как раз сделали перерыв, попить кофе.

Жестом хозяйка пригласила меня войти, я споткнулся о ступеньку и, чтобы не упасть, схватился за то, что подвернулось под руку. Миссис Холланд вскрикнула, потому что я цапнул ее за бедро, тут же в испуге отпустил руку и все-таки упал.

– Ой, извините ради Бога…

– На какой-то жуткий миг, Келвин, мне показалось…

– Правда, извините.

– Ничего страшного. Бывает.

– Извините.

– Пустяки.

– Что там такое, мама? – Это появился Тристрам.

– Дорогой, у тебя все знакомые нападают на матерей твоих приятелей?

Очень остроумно.

Он посмотрел на меня.

– Я споткнулся. Чуть на твою маму не упал, – объяснил я извиняющимся тоном.

– «Чуть»! – не удержалась она.

– Ерунда. С ней все так поступают.

– Тристрам! Как не стыдно!

– Извини. Это шутка.

– Тут все только и делают, что извиняются, – сердито заявила она ему, и он пожал плечами. Что-то мне в этой женщине не нравилось, как она выражается, вообще все.

Я подмигнул Тристраму, но он не отреагировал. Почему? Не хочет отвечать взаимностью? Встал с левой ноги? Не реагирует. Я покраснел в третий раз.

– А с Траншанами вы познакомились?

– С кем? – спросили они в один голос.

– С вашими соседями.

– С какой стороны?

– Ближе к нашему дому.

– У них там живет прыщавая толстуха, – заметил Тристрам.

– Это Вероника, – подтвердил я.

– Может, отведешь Тристрама с ними познакомиться?

– Мама!

– Их, скорее всего, нет дома.

Я хотел помочь грузчикам, которые тащили стол, но они решительно меня оттеснили. Миссис Холланд кинулась за ними в дом.

Я взглянул на Тристрама. Он тоже собирался исчезнуть. Надо как-то его задержать.

– Тебе здесь нравится? – спросил я.

– Нормально. От школы далековато, а автобуса нет.

– Всего двадцать минут, если знаешь дорогу.

– Все равно это долго, если дождь идет.

Только не надо нагло хвастаться, Эпплби. Как-нибудь поскромнее.

– С этим скоро все будет в порядке. Мне на день рождения машину подарили.

Хотя бы так.

– Ты умеешь водить? – Вот и вся его реакция.

– Пока нет. – У меня теперь своя машина! Своя, черт тебя дери! У меня! Слышишь, мальчик? У меня есть своя машина!

– А еще что-нибудь подарили? Гад какой!

– Телескоп. Настоящий.

– Везет людям! Машина и телескоп. Мне никогда таких подарков не делали.

Все-таки оценил.

– Мне тоже. – О, Господи. Понимай так: в твои годы не делали, мальчик мой. – Родители изменились в лучшую сторону.

– Когда? – Он улыбнулся, и я весь растаял от счастья.

– На мой восемнадцатый день рождения, – ответил я с улыбкой. Какие у него потрясающие белые зубы!

– В школе ты совсем другой, – сказал он, потом взглянул на меня так, будто ляпнул что-то лишнее.

– Какой же?

– Не знаю.

Ах, как приятно! Я просто млел от счастья.

Мы вышли в сад, и он показал на окно своей комнаты.

– Большая, выходит прямо в сад.

– Значит, будешь наблюдать, как Траншаны загорают.

– Она толстая и с прыщами.

– Там не все такие.

Мы подошли к забору, разделявшему два сада, и посмотрели на ту сторону. Прямо под нами собирала цветы миссис Траншан, ее русые волосы заметно поредели, кое-где даже просвечивал череп. На ней был коричневый халатик поверх синих спортивных штанов, подоткнутых в обрезанные у лодыжек сапоги. Мы несколько мгновений созерцали ее череп, потом я кашлянул. Она даже подпрыгнула.

– Ты забрел не в тот сад. А это еще кто такой?

– Тристрам Холланд. Он только что сюда переехал.

– Вот как? Один?

– С семьей.

– Понятно. Сколько тебе лет?

– Сегодня исполнилось восемнадцать.

– Я не тебя спрашиваю, балда. Его.

День рождения-то был у меня. В этот день этот вопрос всегда задавали именно мне. Черт.

– Четырнадцать.

– Понятно. Я тебе вряд ли понравлюсь, но с Дженнифер ты, может, и подружишься. Где она? Дженни!

Голос ее заполнил весь сад.

На пороге дома появилась маленькая фигурка.

– Иди сюда.

Она была в школьной форме: серое платье, белые носки, белая блузочка и полосатый галстук. Какие груди под этой блузочкой! Какие ножки между верхом ее белых носков и краем юбки! Какое личико! Какая походка!

– Это Тристрам Холланд. – Миссис Траншан показала на Тристрама, не вдаваясь в объяснения. – Ему четырнадцать лет, он теперь живет в соседнем доме. Можешь с ним поговорить.

И ушла, удалилась со своими цветами.

Дженни и Тристрам смотрели друг на друга через забор, ей было неловко из-за матери, ему из-за того, что неловко было ей, а может, и из-за того, что рядом стоял я.

– Тристрам учится в соборной школе вместе со мной, – попытался я разрядить обстановку. Но они молчали. Я предпринял вторую попытку, стараясь, чтобы голос звучал как можно сердечнее:

– Как дела в школе, девушка?

– В следующем семестре будем ставить Шекспира, мне дали роль Пака. Хотели сделать из меня фею или плотника, но я буду играть Пака.

Господи. Почему именно Пак?

– «Сон в летнюю ночь»? – спросил Тристрам.

– Да. Ты тоже в спектаклях играешь?

– Никогда. Мне предлагали только девчачьи роли, и отец был против. Правда, сейчас у меня голос стал гуще…

– А почему? Почему отец был против?

– Не знаю. Наверное, потому что это баловство и глупости.