Сиреневый туман, любовь и много денег - Черкасов Дмитрий

По дороге он подумал о нереальности происходящего. Может, это белая горячка? Вот сейчас, зажжется свет, изменятся звук и изображение, он окажется привязанным к больничной койке, капельница в вене, а вокруг будут стонать и метаться братки-алкоголики. Может, не было никакой аварии, и не лежала у него в багажнике сумка с баксами, и не ехал он в старой «копейке» по ночному Черниговскому шоссе? Хотелось ущипнуть себя побольнее.

Увидев огни поста ГАИ, Бекас скинул скорость до сорока, как положено дисциплинированному водителю, и несколько раз глубоко вздохнул. Сейчас тебя ущипнут.

Нет, более российской версии статуи Правосудия, чем гаишник в мокрой накидке, калькулирующий в уме дневную выручку. Только Бекас намеревался проехать мимо этого «статуя», этого мокрого представителя «ходячего дорожного фонда»… «Статуй» ожил и важно шагнул вперед, сделав повелительный жест своей полосатой палкой, предписывая Бекасу принять вправо и остановиться.

Бекас почувствовал, как страх холодной волной пробежал от живота к сердцу, и подумал, что так недолго и в обморок упасть. Остановившись, он открыл дверь, вылез из машины и сделал несколько шагов навстречу гаишнику…

Его состояние было замечено инспектором, потому что гаишник, подозрительно посмотрев на Бекаса, принял у него из рук документы и вкрадчиво поинтересовался:

— Как себя чувствуем? В смысле головка не того?

Бекасу стало смешно. Человеческая речь, после таких космических перегрузок, которые он только что испытал! Человек! Живой человек, хоть и недалекий. Напряжение последнего часа вдруг отпустило его, и он с притворной грустью ответил:

— А как можно чувствовать себя после двух бутылок портвейна?

Гаишник прямо-таки вонзился проницательным взором в Бекаса:

— Не понял?! Каких бутылок? Интересно…

При этом он подошел к Бекасу очень близко, видимо, для того, чтобы незаметно обнюхать. Нос его уже настраивался на волну портвейна, знакомую с детства. Незаметно не получилось, поэтому инспектор сменил тон и решительно спросил:

— Сколько сегодня выпили? Только не врать.

— Да ладно тебе, командир! Не видишь, что ли, что я трезвый?

Говоря это, он старался, чтобы воздух от его слов попал на гаишника. Хорошо еще, что деньги не пахнут.

Но тот и так уже понял, что вариант «пьяный водитель» отменяется.

Однако, как и все гаишники, он не любил чужих шуток и решил в отместку помурыжить Бекаса на другие темы.

Недовольно поморщившись, он почесал свой профессионально раздавшийся от бесконечных бдений крестец и спросил:

— А как у нас с техническим состоянием автомобиля? Ручник работает?

— Какой еще ручник? — засмеялся Бекас, увлекаясь рискованной игрой. — Когда я его в последний раз выдернул, то в гараже и оставил.

— Значит, без ручника ездим?

— Да этой телеге давно на разборку пора или в утиль! А ты говоришь — ручник!

— И аптечки, конечно, нет?

— Конечно, — покаялся Бекас.

— И огнетушителя?

— Ничего нет… — у Бекаса был приступ правдивости.

— А какого года машина? — поинтересовался инспектор, что говорило о повороте дела к благополучному исходу.

— Довоенная еще! Сам Троцкий ездил! — с гордостью ответил Бекас и поинтересовался: — Сто рублей оптом за все то, чего у меня нет, хватит?

Тут ментовское сердце, наконец, оттаяло, и, возвращая Бекасу документы в обмен на сто рублей, инспектор дежурно пожелал ему удачи на дороге. Напоследок он неожиданно спросил:

— А что в багажнике?

— Миллион долларов, — но решив, что это уж перебор, Бекас добавил: — В белорусских «зайчиках».

Гаишник сделал умное лицо, дескать, понимает шутки, если за них заплачено и даже приготовился пошутить в ответ, что-нибудь типа: «Таможня дает добро» или «А справка из налоговой есть?» Но по-милицейски прямо сострить гаишник не успел. Рация на лацкане его кителя вдруг хрипло заквакала, и он, сделав Бекасу предостерегающий жест, стал слушать.

С равнодушным видом Бекас внимательно вслушивался в искаженный рацией голос. Речь шла о разбитом «лексусе».

«На фига я с деньгами поехал в город через пост ГАИ, — подумал Бекас, — надо было развернуться и и Долготрубном в машине переночевать!»

В это время мимо них со стороны города, завывая сиреной, промчалась машина ДПС. За рулем сидел толстый усатый мент. Инспектор проводил машину глазами, выключил рацию, положил заработанные честным вымогательством сто рублей в карман и спросил у Бекаса официальным тоном:

— Вы от Долготрубного едете?

— Да, — ответил Бекас.

— Аварию видели?

— Нет, — ответил Бекас, и ему вдруг захотелось щелкнуть каблуками и добавить: «Ваше Превосходительство!»

— Ладно, езжай, шутник! Не мешай работать, — сказал инспектор, углядев далекий свет фар очередной машины, и протянул Бекасу документы.

Когда Бекас сел за руль, завелся и поехал домой, то подумал о том, что неплохо было бы сменить штаны.

«…не в том дело, Волк, что с людьми этого сорта нужно покончить раз и навсегда. Это само собой разумеется и не так уж сложно. К власти пришли не те. Россию продают по частям, оптом и в розницу. Эти самые люди, стоящие у власти на данный момент, и продают. После переворота в стране установится Диктатура Закона!

Но переворот невозможен без серьезных на то оснований. Пример Язова в девяносто первом показал, что только одними благими намерениями порядок в стране не восстановить. России нужна встряска, и это потребует жертв. Основной тезис подготавливаемой нами операции — тысячи невинных жертв,ради спасения миллионов и самого будущего страны. Вы понимаете, о чем я говорю?

—Да, я понимаю вас, Тигр. Продолжайте, пожалуйста, это очень интересно.

—Извольте. Помните фильм, в котором Жеглов подбросил кошелек в карман вора „Кирпича "?

—Да, конечно. Весьма поучительно…

—Что поучительно? Не сбивайте меня с мысли. Так вот, он подбросил действительно украденный кошелек. А наша задача сложнее: мы должны сами украсть его и подбросить вору до того, как он решит, делать ему это или нет. Поняли?

—Ну, в общем, понял.

—Ничего вы не поняли. Мы должны совершить действия, которые эти люди хотят совершить, но почему-то пока не делают этого. Пока. И постоянное ожидание этого гибельно. Вы поймите — ведь они в идеале хотят убить всех. Это — их недостижимая мечта. И поэтому мы должны сделать нечто, свойственное именно им, но такое, на что у них не хватит ни духу, ни средств. Именно тогда государство, потрясенное чудовищностью события, будет вынуждено пойти на террор. Да, именно на террор по отношению к этой категории людей. Их будут вешать на столбах, отрубать им головы, но граждане перестанут бояться жить. Вы хотите — жить?

—Конечно… Воля ваша, но, мне кажется…»

Глава 3

«РАЗ! ДВА! ТРИ! КАБАЧОК!!!»

Всякому овощу свое время. Нынче на дворе стояло время Кабачка.

Владимир Михайлович Губанов по прозвищу Кабачок, он же глава так называемой кабачковской преступной группировки, наиболее влиятельной в городе, сидел за огромным письменным столом старинной работы, с перильцами, как у Льва Толстого, и говорил по телефону.

Организация Кабачка была не совсем обычной преступной группировкой. Члены этой организации не убивали плешивых ювелиров и нечистых на руку коллекционеров, экспроприируя их богатства, и не обкладывали данью богатые рестораны и обшарпанные ларьки. Они не захватывали набитые товаром фуры похмельных дальнобойщиков и не занимались наркобизнесом. Они не занимались многими, традиционными для таких преступных обществ с неограниченной безответственностью, делами. Однако за неимением других юридических определений организацию Кабачка называли преступной, а сам Владимир Михайлович Губанов был в авторитете, и все с ним считались.

Губанов в принципе был явлением уникальным. Бывший партийный функционер, который никогда не сидел в тюрьме и даже ни разу в жизни никого не ударил, сумел подчинить себе сотню решительных, безжалостных, а если надо, то и опасных людей, которые беспрекословно выполняли все его приказы.