Гимн для позолоченных клеток - Станислав Соловьев

- Коу-уу-у!!! - завыло тяжело и мучительно из открывшейся глубины.

Гусь растерянно замахал руками, закричал, захлебываясь и путая языки:

- Уходи! Мэдапе! Опасность! Не то... Охрана! Мэдапе! Уходи! Не стреля...

- ...линк! Коу-линк! Коу-линк!

Словно в замедленном кино, Баль увидел, как четыре огромные черные фигуры выскакивают из бреши и плавно летят к земле, подогнув в прыжке широко расставленные ноги. И руки пришельцев судорожно вздрагивают от плюющихся адским огнем длинных неповоротливых труб.

Гуся перерубило пополам и изорвало в куски первой же очередью. Баля ударило в левый бок, по ногам, крутануло в воздухе и швырнуло на землю. Перед глазами еще стояли огненные круги, когда он, воя от боли, выпустил первую длинную очередь. По тому, как резко оборвался похожий на слоновий топот звук ответных выстрелов, понял, что попал. Но брешь снова ожила.

- Коу-линк! Коу-линк! - следовало почти непрерывно.

Баль стрелял, полагаясь больше на слух, лишь фиксируя затуманенным взглядом результат. Бил короткими, злыми очередями в несущиеся по воздуху, явно уменьшившиеся в размерах силуэты. И выстрелы отмеряли бешеный ход времени. Только однажды была вечность - когда менял магазин. Последний. И была последняя цель. Мелькнула перед глазами и застыла на камнях, прошитая навылет.

Выждав и собравшись с силами, Баль попытался встать. Вместо привычных мускулистых ног он ощущал лишь дикую боль. Не смел даже посмотреть, что же у него там осталось, и, сгорая от жалости и ненависти, пополз к груде неподвижных тел под скалой.

Видеть смерть врага.

Последнее желание.

Обогнул первых четверых гигантов, распластанных, страшных, и почти добрался до скалы, когда услышал над собой крик одинокого гуся и шум летящего по воздуху тела...

Он стоял совсем близко - под луной белый, как ангел, и лицо его было спрятано в тени надвинутого на глаза шлема, а ствол странного, с боковым магазином, автомата смотрел Балю в лоб.

Прощальный взгляд.

Отчего так долго?

Гусь отбросил оружие и, повернувшись спиной, принялся рыться в той груде неподвижностей, что сотворил Баль. И что-то его там поразило настолько, что гусь встал, как вкопанный, и долго не шевелился. А потом сдернул шлем. Лунный ветер тут же растрепал вырвавшиеся на свободу длинные вьющиеся волосы.

- Эй!.. Эй!.. - прохрипел Баль.

Она оглянулась. Баль увидел прекрасное, спокойное лицо.

Лицо ангела.

Что-то блеснуло в ее руке. Раздался негромкий хлопок, и она рухнула лицом в камни.

Забыв о боли, Баль пополз вперед. Он не замечал, что скользит в липких черных ручейках, вытекающих из-под многочисленных разбросанных тюков. То, что это какие-то упаковки, а не гуси, он разглядел только теперь. Как и то, что все они продырявлены. Его пулями...

Теряясь в догадках, Баль торопливо распорол ножом ближайший тюк и в ужасе отпрянул.

Мы - люди!

Нож выскользнул из руки и долго, долго падал в темноту, переворачиваясь и отбрасывая лунные блики. И было тихо, совсем тихо, хотя Баль кричал. Долго и страшно...

Заикаясь и лязгая зубами, он ползал среди камней, рвал ногтями неподатливую плотную ткань упаковок и везде натыкался на одно и то же...

Мертвые глаза младенцев. Он расстрелял терпящий бедствие караван детей.

Кажется, он кричал еще.

Кажется, он умирал.

Кажется, в висках все слабее стучала кровь, а ему мерещились автоматные очереди - гимн для золотых клеток. И Каин - исполнитель его.