Сборник - ПИТЕР ЦАУРАС

Намерение пойти на сближение с Анкарой не было новым. В 1941 году, пока шло завоевание Балкан и велась подготовка к реализации плана «Барбаросса», Берлин начал то, что вылилось в длительные попытки дипломатическим путем привлечь Турцию к активному участию в военных действиях на стороне стран «оси». Однако в довольно сумбурном нацистском государстве не всегда получалось так, что действия различных правительственных органов были достаточно хорошо скоординированы. Например, исполненные хамского высокомерия угрозы Риббентропа нередко звучали вразнобой с дипломатически выдержанными заявлениями посла Франца фон Папена или с широко распространяемой прогерманской и антисоветской пропагандой Геббельса. Так, например, работнику посольства Папена удалось загасить готовый разгореться дипломатический скандал, только скупив все появившиеся в Турции экземпляры полевого немецко-турецкого разговорника для военнослужащих (Turkisches Soldaten-Worterbuch fur den Feldgebrauch). Министр пропаганды направил эти издания в книжные лавки Стамбула в виде недвусмысленного напоминания о военной мощи Германии.[123] И несмотря на это, результаты столь «разносторонней» дипломатической деятельности складывались в пользу Берлина. Особенно тепло было встречено личное письмо, посланное фюрером президенту Турции Исмету Иненю, в котором он напоминал о боевом партнерстве в годы Первой мировой войны, об общем стремлении уменьшить влияние Великобритании в Средиземноморском бассейне и о взаимной озабоченности в отношении СССР. Кульминацией этих усилий стал договор о дружбе, подписанный ничего не подозревающими турками 18 июня 1941 года, всего за четыре дня до начала вторжения в Россию.

Однако, наверное, самым важным событием стало посещение кораблей советского флота, организованное для генерал-полковника Али Фуат Эрдена и группы высших турецких офицеров осенью 1941 года, в ту пору, когда вермахт в зените своей славы находился в двух шагах от победы. Возвратившись домой с самыми яркими впечатлениями о военной мощи Германии и о быстроте и стремительности современной войны, Эрден, Иненю и другие руководители нации провели шестичасовое совещание, на котором Эрден делился впечатлениями от своей поездки, а также решалась дальнейшая судьба Турции.[124]

Однако Анкара не торопилась с ответом. Несмотря на то, что один из самых блестящих умов министерства иностранных дел Нуман Менеменсиоглу склонялся в пользу укрепления союза с Германией, министр иностранных дел Сюкрю Саракоглу высказывался в пользу государств Запада, а глава Генштаба маршал Февзи Чакмак выражал опасение, что после падения Советского Союза Турция станет следующей жертвой режима нацистов. В таких условиях Иненю трудно было принять решение, и Гитлер отдал приказ подготовить план перестановки в созвездии политических сил Анкары, с тем чтобы оно в большей степени отвечало интересам Берлина.

Весной 1942 года, в то время когда на Юге России сосредотачивалось многотысячное войско стран «оси», предназначенное для участия в операции «Блау», германское давление на Турцию усилилось. Вдобавок к предложению «сыграть ведущую роль в новой системе стран «оси» Папен недвусмысленно намекал на важный «пересмотр границ» в пользу Турции, который будет иметь место, если она действительно вступит в союз. Он особо подчеркивал области в Северной Сирии, в Мосуле и в Ираке, а также «корректировку» границы по островам Додеканес и во Фракии.[125] Германские предложения не включали в себя ключевые районы нефтедобычи на Кавказе, но тем самым не исключалась возможность определенных турецких приобретений и в этом направлении, а также в Крыму. Возможность вторжения на Кавказ показалась привлекательной даже Чакмаку, несмотря на все его отвращение к немцам. Подобные действия отвечали пантюркистским настроениям, которые вместе с Чакмаком разделяло множество его коллег-офицеров, и они являлись первым шагом на пути объединения под властью Анкары всех тюркских народов Центральной Азии. Германия также изъявляла готовность вооружить современным оружием и обеспечить необходимую подготовку хотя и храброй, но морально устаревшей турецкой военной машине; она предлагала, чтобы плечом к плечу с предполагаемыми союзниками воевал экспедиционный корпус вермахта. В обмен на это Берлин ожидал от Турции вторжения на Кавказ с южного направления, а также усиления давления на Сирию, Ирак и Иран, направленного на то, чтобы связать здесь вооруженные силы Великобритании, допуска немецких подводных лодок в Черное море и предоставления Германии исключительного права распоряжаться турецкими хромсодержащими рудами, ключевым сырьем немецкой промышленности вооружения и военной техники.

Все эти предложения президент Турции оставил без внимания. Приближался конец июня, последний срок начала операции «Блау», а Иненю оставался непреклонен, несмотря на все дипломатическое искусство Папена и поразительную победу немецких войск, разгромивших в мае советское наступление под Харьковом. Взбешенный Гитлер принял решение убрать неугодного президента. Немецкий план, которому было присвоено наименование «Операция «Гертруда», имел своей целью сместить Иненю, создавая негативное к нему отношение внутри армии, а также путем использования прогерманской и антисоветской пропаганды предыдущих лет.[126] Как говорил фон Папену генерал Эмир Эрликет, который вместе с Эрденом участвовал в поездке на советско-германский фронт осенью 1941 года, «участие в войне против России было бы встречено положительно и в самой армии, и во многих слоях населения».[127]

Однако участники заговора все еще продолжали плести свои сети, когда в 2 часа 15 минут утра 28 июня чудовищный грохот артиллерийских орудий возвестил о начале операции «Блау». Бронированные колонны вермахта мчались по степи, безуспешно пытаясь повторить свой триумф прошлого года и загнать противника в гибельный Kesselschlacht («котел»), а в это время в Анкаре фортуна улыбнулась и самим немцам, и их соучастникам в заговоре с турецкой стороны. 9 июля умер Рефик Сайдам, премьер-министр правительства Турции. Хотя Сайдам числился в правительстве сугубо номинально, прогермански настроенная фракция парламента с умом использовала сложившуюся ситуацию, чтобы поставить на его место Эркилета, яростного поборника идеи пантюркизма. Десять дней спустя был вынужден подать в отставку Саракоглу. Он был обвинен в том, что из-за его неспособности занять твердую позицию Турция может навлечь на себя гнев Германии, и та лишит ее доли военных трофеев, причитающихся ей. Искушение льстивыми обещаниями, сильное впечатление от успехов операции «Блау», известие о том, что Роммель овладел Тобруком, и грозное предупреждение Гитлера, что «Константинополь может постичь судьба Бирмингема и Ковентри» — все это толкало Иненю к заключению союза с Германией. От этого союза его удерживали только призывы стран-союзниц по антигитлеровской коалиции и понимание того факта, что его страна не готова к войне.[128] Хотя фон Папен и уверял Гитлера, «что мы определенно и очень быстро можем найти форму договора, который подготовит переход Турции в наш лагерь», Иненю не торопился с решением, и в тот жаркий и пыльный июль в Анкаре воцарилась напряженная обстановка.[129]

В конце концов решать этот вопрос пришлось не президенту. 23 июля под натиском наступающих немецких войск пал Ростов. Всего через несколько дней войска группы армий «А» хлынули на юг, устремившись к Кавказу бурным потоком, который, казалось, никто и ничто не было способно остановить. Эрден, Эркилет, Менеменсиоглу, который теперь сменил Саракоглу на посту министра иностранных дел, и даже Чакмак пытались подтолкнуть президента к принятию решения, но «казалось, что на Иненю их доводы не производили никакого впечатления».[130] Складывалась отчаянная обстановка, в которой опасения тесно переплетались с надеждами, и 30 июля генералы в заговоре с министром иностранных дел освободили Иненю от занимаемой должности. Последний со всеми почестями, подобающими президенту, был отправлен на виллу на берегу моря, чтобы «подкрепить пошатнувшееся здоровье». На следующий день заговорщики подписали секретный договор с Германией и подготовились к тому, чтобы объявить свою страну находящейся в состоянии войны.

«Не война, а крестовый поход»

Подписывая соглашение о союзе с Германией, министр иностранных дел Менеменсиоглу не скрывал своего восторга. «Это не война, а крестовый поход», — говорил он Папену на приеме для узкого круга лиц, состоявшемся после церемонии подписания.[131] Другие участники заговора и переворота испытывали определенные сомнения. Разумеется, состояние Турции не было таким, чтобы позволить ей тотчас же лезть в драку. И как только зашла речь о деле, Германия тоже оказалась не в состоянии оказать поддержку, столь щедро обещанную Гитлером и Папеном. В силу этого обстоятельства обе стороны решили отложить извещение о заключенном между ними соглашении до тех пор, пока не будет проведена необходимая военная подготовка.