Навеки твоя Эмбер. Том 1 - Кэтлин Уинзор

— Черт подери, Джек! Что это за штучку ты притащил! Ты каждый раз кого-нибудь подцепишь, когда выходишь из этой проклятой тюрьмы!

Эмбер решила, что это должно быть Бесс Коломбина, которую Джек называл «задок». Он представил женщин друг другу, сказав только:

— Бесс, это миссис Чаннелл.

Женщины неприязненно пробормотали приветствия, и все трое замолкли. Но уже через несколько минут коляска остановилась, и когда Эмбер вышла, увидела, что они на берегу реки. Они быстро поднялись на баржу, ожидавшую у берега, и поплыли. Ночь стояла совершенно темная, безлунная, и хотя увидеть что-либо было невозможно, Эмбер чувствовала, что Бесс напряженно разглядывает ее с враждебностью и ревностью.

«А мне все равно, нравится ей мое присутствие или нет», — думала она.

Эмбер не собиралась долго оставаться под опекой Черного Джека, потому что была уверена, что так или иначе сумеет заставить его дать ей четыреста фунтов, причем не позднее, чем через две недели. А тогда уйдет от него, хотя чем будет заниматься после этого и куда направится, она не имела представления. Эмбер даже потеряла записанные где-то имена женщин, рекомендованных ей Брюсом, которые могли бы приютить ее на период родов и сразу после.

В начале Уотер Лейн они вышли на берег, и Бесс поднялась вверх по каменным ступеням. Эмбер, держа клетку с попугаем в одной руке и подхватив юбку другой, стала осторожно продвигаться по лестнице. И тут Черный Джек, который чуть задержался, расплачиваясь с паромщиком, подошел сзади, обхватил ее и быстро помог взойти, будто он видел в темноте, как днем. Они прошли через сад старого кармелитского монастыря и выбрались на узкую улочку.

Здесь было светло, шумно — почти в каждом доме была таверна. Через квадратные окна они видели, как мужчины играют в карты, как на сцене танцуют обнаженные женщины, а две другие, голые по пояс, борются друг с другом, а толпа вокруг подбадривает их криками и бросает монеты. Звуки скрипок сливались с визгом и смехом. Улица называлась Рэм Эллей, а район — Уайтфрайерз, место, где находили себе убежище должники и преступники, а те, кто жил здесь, предпочитали называть район Эльзасом[20].

Остановившись у одного из домов, Бесс отперла дверь ключом, и все трое вошли. Тут Эмбер обернулась, чтобы рассмотреть наконец свою спутницу.

Бесс была не старше Эмбер и примерно такого же роста. Ее густые каштановые волосы спускались до плеч, глаза голубые, маленькое смазливое личико, широкие скулы, курносый нос, круглая, довольно полная фигура, большая грудь. Бесс показалась Эмбер вульгарной, плохо воспитанной шлюхой.

Но сама Эмбер рассердилась, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Бесс. Хотя Эмбер и причесала волосы гребешком Черного Джека и кое-как протерла лицо, она все равно ощущала на себе грязь и ползающих по телу вшей, но скорее умерла бы, чем позволила себе почесаться. Бесс подняла на нее глаза и улыбнулась, показывая тем самым, что не считает Эмбер такой уж опасной соперницей.

«Черт тебя подери, — подумала Эмбер в ярости. — Вот когда я приму ванну, тогда поглядим! Тогда увидишь, кто здесь лишний!» Речь Эмбер изобиловала, словечками, подхваченными у лорда Карлтона, Элмсбери, Льюка Чаннелла и его тетушки, Молл Тернер, в тюрьме Ныогейт, а теперь и у Черного Джека.

Если Черный Джек и понимал, какие чувства раздирали этих двух женщин, вида не подал.

— Пить хочу, — заявил он. — А где Полл?

Бесс громко позвала служанку, и через несколько секунд в дверях, ведущих в другую комнату, появилась заспанная женщина. Эта кухонная рабыня стояла босиком, неухоженная, с грязными светлыми волосами, свисавшими по шее. Но завидев Черного Джека, она покраснела, смущенно улыбнулась и сделала реверанс.

— Рада вашему возвращению, сэр.

— Благодарю, Полл. Я тоже доволен, что вернулся. Найдется что-нибудь выпить? Я предпочел бы шерри-бренди. А вы чего хотели бы, милочка? — повернулся он к Эмбер.

При этих словах Бесс выругалась и напала на Полл:

— Чем ты тут без нас занималась, шлюха ленивая! Почему посуда не вымыта? — она указала на стол, заваленный грязными мисками, костями, ореховой скорлупой, стаканами и винными бутылка ми. — Клянусь Богом, или ты исправишься, или я высеку тебя, слышишь, что я говорю?

Полл заскулила, очевидно, поверив ей, но Черный Джек вмешался:

— Оставь девушку в покое, Бесс. Может быть, она на кухне возилась.

— Возилась? Да она спала, вот что!

— Принеси рейнского для миссис Чаннелл, а для Бесс…

— Бренди! — рявкнула Бесс и бросила на Эмбер разъяренный взгляд.

Эмбер повернулась и села в кресло. Она очень устала и страдала от сознания, что никогда так плохо не выглядела, как сейчас. Единственное, о чем она мечтала — уйти от них от всех, выспаться, а утром принять горячую ванну с туалетным мылом. О, снова стать чистой!

Черный Джек и Бесс начали разговаривать, но вели речь на тюремном жаргоне, и Эмбер поняла лишь несколько слов. Она слышала голос, но даже не пыталась вникать в то, о чем они говорят. Она рассеянно разглядывала комнату, которую загромождало поразительно большое количество разных предметов — столов, стульев, табуретов. Вдоль стен стояло с полдюжины шкафов для посуды и сундуков, висело множество портретов в тяжелых золоченых рамах и еще несколько стояло на полу у камина. Некоторые предметы обстановки выглядели дорогими, другие были такие старые и поцарапанные, что едва ли представляли ценность.

Полл принесла стаканы и бутылки, и они выпили за удачную ночную операцию. Эмбер сказала Черному Джеку, что очень устала, и он попросил Полл проводить ее наверх в центральную западную спальню и пожелал ей спокойной ночи, чмокнув в щеку. Даже из-за этого Бесс надулась. Но Эмбер надеялась, что девушка получит свое в эту ночь, ибо сама слишком устала и не желала бы приставаний Джека.

Эмбер сидела в большом деревянном корыте, наполненном теплой водой с мыльной пеной. Она отлавливала мокрых и малоподвижных вшей и давила их. Свежевымытые волосы она отжала и закрутила наверх. В кресле с позолоченными брокадами сидел Черный Джек и от нечего делать втыкал нож в пол. Эмбер высунула из воды руку.

— А почему здесь так много всего?

Спальня тоже, как и гостиная внизу, была загружена мебелью. Кровать окружал полог из роскошного сиреневого бархата, одеяла были из желтого атласа, кресла с обивкой из того же сиреневого бархата, а некоторые — из алого, с золотистой бахромой. На стенах — не меньше двух дюжин портретов, очень много зеркал, три шкафа, два каминных экрана.

— Матушка Красная Шапочка занимается ростовщичеством, поэтому в доме остается то, что не выкупают, в первую очередь портреты дражайших предков, — он усмехнулся и поднял бровь, указывая на глядевших со стен старых джентльменов в черных камзолах и белых накрахмаленных воротниках с жабо.