Могила Бешеного - Баян Ширянов

Когда Коростылев открыл глаза, была уже средина утра. Часы показывали одиннадцатый час. Удивившись, что он смог поднести руку к глазам, Тихон проверил свои мышцы. Все они оказались на месте, лишь в паре мест была боль от ушибов. Кости тоже были целы. Встав, Шрам с хрустом потянулся.

Все-таки он это сделал! Он, если не летел, то явно смог задержать свое падение! А это уже Достижение. Сделав шаг вперед, Тихон внезапно покачнулся. На него навалилась страшная усталость, и Коростылев повалился в траву.

Ему понадобилось не меньше получаса, чтобы, с помощью дыхательных упражнений, хоть как-то восстановить свои силы. К одиннадцати, Тихон смог встать и пойти, все ещё пошатываясь от усталости. Но динамические упражнения силы восстанавливали гораздо быстрее, и вскоре Шрам перешел на быстрый шаг, а затем и на бег. Вскоре он нашел просеку. Она вывела его к грунтовке, и вскоре показалась широкая трасса. Не решившись показываться на дороге в полном вооружении, Коростылев снял его с себя, забросал листвой и приметил это место.

Остановив машину, Тихон узнал, что находится буквально в нескольких километрах от поселка, в котором стоит дача Васильченко. Попросив водителя подвезти, Шрам рассказал ему на скорую руку сочиненную байку о том, что он выпил и пошел погулять по лесу. Заблудившись он поплутал, выспался и теперь ему надо обратно. Шофер слушал, поддакивал, но, казалось, не верил ни единому слову. Добравшись до поселка, Шрам нашел свою машину на том же месте, где и оставлял. Сев за руль, Коростылев направился в Москву.

Следя за дорогой, Тихон размышлял. С одной стороны, он вроде бы выполнил задание. Теперь у него есть все адреса невольных камикадзе. Их не составит особого труда разыскать. Но, с другой стороны, Бешеный на свободе. Он вполне может набрать новый "штат" бомбистов. Хотя, при этой мысли Тихон улыбнулся, Говорков ведь считает, что я мертв. И, значит, никого больше вербовать не будет, считая, что вся информация сгорела вместе со мной и вертолетом. Значит, остается одно: найти Бешеного.

Только вот где?

LVI. ДЕРЕВНЯ.

Уволившись, Тихон ещё несколько дней, по привычке, вскакивал в пять утра, готовый нестись в Подмосковье. Рядом тихо спала Галя, и Коростылев вспоминал, что никуда идти больше не надо. Несколько раз ему звонили ребята из охраны, рассказывали как идут дела, как продвигаются тренировки.

Тихон с удовольствием говорил с ними, но парни настойчиво звали обратно, что выводило его из себя. После таких звонков Тихон чувствовал себя предателем. Он завел ребят, дал им возможность заниматься боевым искусством, а сам... Все чаще Коростылев стал подумывать о том, чтобы на время уехать из города. Куда-нибудь, где о нем никому не известно, чтобы, наконец, разобраться в себе самом. Через месяц безделья, Тихон не выдержал и, одолжив у соседа его машину, горбатый "Запорожец", направился за город.

Коростылев намеренно выбрал направление, противоположное тому, где находилось его предприятие. Наугад выбрав трассу, он несколько часов ехал по ней, выбирая район, который бы ему понравился. Вскоре такое место нашлось, и Тихон свернул с шоссе. Поплутав по проселкам, он нашел деревню.

Та оказалась почти пустой. Несколько изб, в одну улицу. Почти все заколочены. Лишь на паре участков в огородах копались старухи, да у колодца стояла девка, наполнявшая ведра. Переговорив с местной жительницей, сморщенной, но на удивление прямой старушкой, Коростылев выяснил все, что ему было нужно: название деревни, наличие свободных домов и расположение правления колхоза. Вскоре Коростылев беседовал с председателем, который жаловался на недостаток работников, трудности с техникой и горючим. Тихон сразу предупредил, что дом ему нужен лишь для дачи, и председатель закивал, называя цену. Опешив от этой суммы, Тихон решил, что колхозник слишком уж загнул и достал красное удостоверение. Эта книжечка произвела магический эффект, и стоимость сразу сократилась втрое.

Под конец, они сошлись на семистах рублей, и вскоре Коростылев вступил во владение. Дом он выбрал себе самый крайний в деревне, который даже стоял чуть на отшибе. Изба приглянулась Тихону своей добротностью. Дубовый венец, широкая русская печь, просторные горницы. Около недели Коростылев приводил дом в порядок. Жег мусор, ладил ставни, поправлял крыльцо. Заодно он вычистил и погреб, в котором устроил тайник и перевез в него оружие и оборудование, самовольно изъятые у банды Стомахина.

Не забыл и про огород. Сажать было уже поздновато, но Тихон все же повтыкал сотню картошин, приобрел помидорную рассаду и тоже посадил.

Но за повседневными хозяйственными делами Коростылев не забывал и про основную цель своего присутствия здесь. Каждый день он уходил в лес.

Сперва ненадолго, а вскоре и на целый день, когда было закончено большинство дел по дому. Несмотря на то, что посторонних глаз здесь почти не было, Тихон все же старался не показывать жителям деревни, чем же он тут занимается. Нелюдимым он не был, но и общаться, по большому счету было не с кем. Старушки много раз просили его помочь им, Коростылев помогал, в результате чего его рацион пополнялся свежими яйцами, парным молоком, но эти заботы не отнимали у него много времени, и застать его дома можно было лишь по утру или поздним вечером.

Лес стал Коростылеву вторым домом. Он нашел полянку, рядом с которой было небольшое круглое озерцо. Там, под сенью нескольких кряжистых дубов, Тихон медитировал, там же, до изнеможения разучивал движения, после чего плавал в холодной воде. Мало-помалу, по мере освоения тех упражнений, которые описал ему Лу Фу, Коростылев понимал, до чего же он был неуклюж. Та плавность движений, которую он приобрел занимаясь с мастером теперь казалась ему сравнимой с грацией бегемота, семенящего по вязкому песку. И он ещё осмеливался это преподавать! Взял на себя роль Учителя! Но буквально через несколько минут Тихон перестал себя корить. Ведь это - лишняя трата Ци, которую он стремится набрать.

С той поры Коростылев позабыл всякую жалость к себе. Он, до темноты в глазах, выполнял физические упражнения, а когда буквально валился с ног от усталости - медитировал, сливаясь сознанием с окружающим пространством.

Вскоре что-то потянуло его на бег. Теперь он занимался на ходу.

Стремительно мчась, не разбирая дороги, Тихон контролировал каждую мышцу своего тела. Он стремглав взбирался на гладкие сосны, встающие у него на пути, спрыгивал с противоположной стороны и несся дальше. Потом внезапно начались прыжки. Та умопомрачительная скорость, с которой он теперь мог передвигаться, казалась ему недостаточной и Коростылев стал делать шаги длиной два, три, четыре метра.

Один раз он добежал до трассы и минут десять, скрываясь за деревьями, скакал вровень с едущей по дороге машиной. В другой раз он с разбега перепрыгнул небольшое озерцо. Когда потом он специально принес рулетку и промерил расстояние от одного берега до другого, выяснилось, что Тихон шутя перекрыл мировой рекорд, сиганув на одиннадцать метров. Лето кончилось, пошли дожди. Коростылев не прекращал тренировок даже в яростные грозы. Вязкая грязь, которая обычно облепляла сапоги, не давая поднять ноги, к кедам Коростылева почему-то не приставала. До конца ноября Тихон тренировался обнаженный по пояс. Ни мороз ни снег его не брали. Лишь когда намело сугробы по колено, он стал надевать майку и бегал теперь уже на лыжах.

На зиму Коростылев запасся собственной картошкой, завез каши, коробку тушенки. Еще к началу осени у него уже была готова поленница и теперь, зимними вечерами, Тихон топил печь и смотрел на бойкие язычки пламени, бегающие по жарким березовым углям. Это тоже была медитация. Как-то, перенеся взгляд на стопу газет, Коростылев вдруг заметил, что над ними начал виться дымок. Мгновением позже появились искры и запылал огонь. Едва успев загасить бумагу, чуть не спалившую всю избу, Тихон стал гораздо осторожнее медитировать на живое пламя.

В один из январских дней началась настоящая пурга. Непогода бушевала несколько дней, до половины ставней укрыв избу Коростылева снежной крошкой. Когда метель кончилась, Тихон вооружился широкой лопатой и откопал из-под завалов входы в избы бабушек-соседок.

Если летом Коростылев большую часть времени уделял силовым упражнениям, вырабатывавшим выносливость и физическую мощь, то зиму он посвятил оттачиванию техник и установлению максимально полного контроля за собственным телом.

Часами повторяя одни и те же движения, отслеживая при этом и работу мускулов, и траектории движения разных точек тела, и ритм дыхания, Тихон начал понимать насколько совершенным может стать собственное тело, если им заниматься в должной мере. Правда, одергивал он себя, тело человека и так совершенный механизм, несовершенны лишь способы его употребления.

Прилежно выполняя все указания по тетрадям покойного китайца, Коростылев, однако становился в тупик, когда речь у того заходила о некоторых мистических проявлениях воина. Лу Фу писал, что адепт Вин-Дао-Ян может, при желании стать невидим, может летать по воздуху без помощи чего бы то ни было, может остановить толпу нападающих и одним усилием мысли настроить их на миролюбивый лад, может метать огонь глазами и много чего ещё такого же невероятного. На счет огня Коростылев и сам убедился, хотя и не верил до конца, объясняя это тем, что из открытой печи мог отщелкнуть уголек... Но газеты лежали далеко, и даже рикошетом горящая частица не могла пролететь такое расстояние. Ко всему остальному Тихон относился со странной смесью чувств. Здесь была и вера, и неприятие, желание и осознание невозможности, тревога и беспечность. Кроме того, Лу Фу писал, что к этим проявлениям специально стремиться не стоит, многие из них проявятся сами, когда будет на то веская причина и достаточный запас Ци. В одном ряду с мистикой стояли и некоторые странные духовные упражнения.