Возраст – преимущество - Мишин Виктор Сергеевич

Меня высадили возле комиссариата и указали путь, добросовестно выполняя свой «долг», я завалился внутрь и охренел от желающих пообщаться с комендантом города. Да мне тут не пробиться…

– Унтер-офицер Осипчук! – внезапно, спустя два часа ожидания, услышал я возглас из конца коридора. Голос показался мне знакомым и заставил вздрогнуть. Повернув голову и пытаясь глазами разглядеть обратившегося ко мне, застыл в обалдении. Военный в звании гауптмана, в чистой, отглаженной форме и с наградами на груди, призывно махал мне рукой. Да ладно! – Идите же сюда, унтер-офицер, разве вы не видите, что вам приказывает старший по званию?

Пробравшись между такими же ожидающими приема, как и я, застыл возле статной фигуры гауптмана и невольно улыбнулся.

– Унтер-офицер Осипчук! – доложил я, а гауптман, улыбнувшись, качнул головой в сторону.

– Здесь твой старый знакомый, майор Дюррер, я отведу тебя к нему, но тебе предстоит сложная работа! – начал гауптман, когда мы оказались одни в каком-то закутке.

– Как вы тут оказались? Точнее, зачем? – выдохнул я. Передо мной, в форме немецкого гауптмана стоял не кто иной, как сам Николай Иванович Кузнецов. Я думал, он прячется, а он нагло разгуливает по комендатуре. Охренеть, дорогая редакция.

– Тебе нужно похлопотать обо мне перед майором, сможешь? Нужно только представить меня ему, дальше я отрекомендуюсь сам, моя задача – уговорить его перевести меня в абвер.

– Думаете, это получится? – с сомнением спросил я.

– Почему нет? У меня на руках бумаги о расформировании моей части, я фронтовик, разведчик, почему нет? Все будет в порядке, проверить подлинность смогут только в Берлине, а до него нам с тобой еще очень далеко!

– Хорошо. Где он находится?

– У него своя приемная, он теперь на штабной работе, после ранения в поле его не выпускают. Да, он представлен к чину оберст-лейтенанта, награды получил, за успешный разгром партизанского отряда, – Кузнецов улыбнулся. – Вот так немцы работают.

– Ведите меня к нему, думаю, он вспомнит мои скромные заслуги. – Ну да, более того, тот сам обещал, что никогда не забудет моей услуги, все-таки я ему жизнь спас.

К Дюрреру удалось попасть быстро, его адъютант, выслушав меня, доложил и, вернувшись в холл, даже выдавил из себя улыбку.

– Господин майор сейчас выйдет!

Ого, меня не пригласили в кабинет, майор решил выйти сам?

В ту же минуту из дверей кабинета быстро вышел мой старый знакомец, с палочкой и прихрамывая, направился прямо ко мне. Улыбка озаряла его лицо, а вытянутая в мою сторону рука говорила о его расположении. Черт возьми, такие эмоции ждешь скорее от русского офицера, а не от немца.

– Юрий! Мой мальчик, ты здесь?! Молодец, что добрался. Знаешь, как я переживал, слушая о катастрофе, в которую ты попал? Как же я рад, что ты жив!

Ого, знает о самолете?

– Я тоже рад вас видеть, господин майор! – позволил себе улыбнуться в ответ я. – Вы знаете о моем неудачном путешествии?

– Юрий, ведь это я вызвал тебя из Ровно, разве сопровождающий тебе не разъяснил, что к чему?

– Не имел удовольствия узнать это, господин майор, мне просто приказали переодеться в форму и посадили в самолет.

– Ну ладно, это было ошибкой лейтенанта, жаль, что он погиб, как же тебе удалось выжить?

– Я был привязан ремнями, да и самолет поднялся невысоко, но ремни спасли мне жизнь. В отличие от лейтенанта.

– Хорошо. Ты уже разместился?

– Никак нет, господин майор, только прибыл.

– Мой адъютант выдаст тебе новые документы и предписание для гостиницы, мест нет, но у нас всегда есть резерв в виде одного номера. Прожить в нем тебе нужно всего неделю, в начале февраля мы уедем в Кенигсберг, я забираю тебя с собой!

– Я благодарен вам, господин майор, готов выполнить любое задание!

– Вот и выполняй, заселяйся и отдыхай, я слышал, что ты здорово отличился в Ровно?

– Ничего почетного там не было, господин майор, партизаны нас здорово уделали, я долгое время говорить не мог, контузия.

– Все знаю, поэтому и приказываю: отдыхай, – улыбаясь, похлопывал меня по плечу Дюррер. – Более того, я скажу тебе по секрету, что ты больше не увидишь злобных партизан!

О как, это чего же он придумал? Может, меня просто готовят к заключению в тюрьме?

– Извините, господин майор, не понял вас.

– Ты станешь инструктором в нашей школе, хватит тебе рисковать собственной шкурой, я видел твое тело, на тебе места живого нет, кто как не ты заслужил работу в тылу?

– Как прикажете, господин майор.

– Все, Юрий, сейчас мне необходимо вернуться на службу, а ты отдыхай.

– У меня есть небольшая просьба к вам, господин майор… – начал я осторожно подходить к нужному для нас с Кузнецовым делу.

– Слушаю тебя! – Майор не изменился в лице, на его губах продолжала играть улыбка. Добрая улыбка.

– В Ровно я имел честь познакомиться с одним офицером, он помог мне в стычке с партизанами и сам, получив ранение, до конца выполнял свой долг немецкого солдата. Дело в том, что я встретил его в комиссариате, где он безуспешно пытался попасть к коменданту. Видя его в деле, я предложил ему возможность поговорить с вами.

– Ты решил, что он может быть нам полезен? – уже серьезно спросил в ответ майор.

– Да, но, естественно, решать можете только вы, я лишь предлагаю вам принять его и выслушать.

– Кто он, что делал в Ровно? – пошел деловой разговор.

– Знаю только, что он из разведки, в Ровно находился на излечении.

– Хорошо, приводи его, через час у меня будет обед, после я приму его. Пусть будет здесь через два часа, я предупрежу адъютанта.

– Спасибо, господин майор, – я отдал честь и направился к адъютанту за бумагами.

Через полчаса, имея новые документы, вместе с Кузнецовым мы направились в гостиницу, в которую меня поселили.

– Как прошло? – когда мы остались одни, задал терзавший его всю дорогу вопрос Кузнецов.

– А ты знаешь, нормально (мы давно на ты). Кажется, он заинтересовался, только не переиграй. Внешность хоть и другая у тебя, да и майор тебя никогда не видел, но…

– Да уж понимаю, что рискую. Тебе что-нибудь известно о моем розыске?

Вот черт, и как ему сказать? Не, не стану, если упомяну, что Валю арестовали… Результат я предсказать не возьмусь. Она для него много значила.

– Слышал, что ориентировки разосланы повсюду, да и как ты знаешь, оберста того, что грохнули наши ребята, удалось вытащить именно для твоей поимки.

– Я слышал эту историю, – вздохнул Николай, – я сам виноват, перестал себя контролировать, понимаешь, каждый день, каждую минуту видеть эти рожи и не иметь возможности их убить… Я до сих пор виню себя в том, что не смог убрать Коха.

– Забудь, главное, эта гнида уже не коптит небо, остальное – неважно. А то, что ты хочешь убивать… Николай, надо держать себя в руках, ты же знаешь, у нас здесь своя работа, и ее так много, ты даже не представляешь!

– Здесь, вокруг Львова немцы собирают огромную группировку войск, будут контратаковать.

– Не будут, – усмехнулся я.

– Почему? Тебе что-то известно?

– Немного. Просто наши не будут дожимать Украину после взятия Ровно и Луцка. Удар будет в другом месте.

– Где?

– Извини, даже если бы знал, все равно бы не сказал, – отстранился я. – Наша задача на сегодня – работать по диверсантам здесь, в Белоруссии и Прибалтике. Впереди грандиозные сражения, мы должны помочь нашим войскам, избавив их, по возможности, конечно, от шатающихся по тылам врагов.

– Ты думаешь, это возможно?

– Конечно, везде и всюду никогда не успеть, но будем трудиться. У тебя больше связей, больше знакомств, пока мы тут, во Львове, поднимай тему связи с Большой землей или хотя бы с каким-нибудь отрядом в Восточной Пруссии.

– Почему именно там?

– Потому что в Кенигсберге находится школа абвера, а меня везли на самолете именно туда, значит, со дня на день я уеду. Надеюсь, вместе с майором Дюррером и тобой.

– А майор-то тебе зачем?