Последнее лето ярла Ульфа (СИ) - Мазин Александр Владимирович

А вот у хузар иноверцу и чужаку карьеры не сделать. Даже мне с моей золотой байсой.

Хотя байсу Стег тоже оценил. Сказал, что с ней любой хузарин до полутысячника включительно меня не только убивать не станет, но примет со всем уважением, накормит, спать уложит и при необходимости даже охрану обеспечит. Мне и моим людям. Но только охрану. Привлечь хузарский контингент для собственных операций я не смогу. Потому что на байсе ясно написано: я не хузарин, а всего лишь лицо, отмеченное личным расположением тархана.

Читать по-хузарски Стег умел с пятого на десятое, но все же разобрал, что байса выводила меня из-под юрисдикции хузарских чиновников и командиров среднего ранга и всех хузарских союзников и подданных, независимо от их статуса. То есть пожелай киевский князь и хакан Аскольд привлечь меня к суду, ответил бы перед тарханом лично. Кстати, нахального угорского хана Ксабы это тоже касалось.

В общем, полезная вещица. Но не спасение от всех бед, потому что тем же печенегам начхать на предписание тархана. Носителя байсы убьют, саму пластинку переплавят, и нет проблем. Степь большая, все спрячет.

Но к истории Стега, тогда еще не Измора.

На хузарскую родню он тогда крепко обиделся, но совету внял. Два года нарабатывал боевой опыт в степных заварушках, а потом отправился в Византию.

Там он честно отслужил несколько лет в императорской гвардии, обзавелся друзьями… И недругами. Из числа тех самых нурманов, которые убивали родичей.

Причем нурманы эти, числом четверо, даже и не подозревали, что дружелюбный варанг-десятник — их кровник. Они не узнали бы его, даже не смени он имя. Для викингов геноцид рода боярина Видбора был пусть и доходным, но вполне рядовым деянием.

Зато для Стега общение с ними стало кладезем информации, поскольку тот узнал имена большей части их прежней команды. И очень огорчился, обнаружив, что один из них, причем самый главный из кровников, лично убивший боярина Видбора и его жену, уже покинул Константинополь и теперь до него не дотянуться. Однако оставшуюся тройку Стег упускать не собирался. И, увольняясь из рядов императорской гвардии, тогда еще не Измор решил отплатить кровникам той же монетой: устроил для друзей и недругов совместную пирушку, после которой все ее участники покинули византийскую столицу. Друзья — через парадные Золотые ворота, враги — по главной канализационной трубе.

Вернувшись на историческую родину, но не в Чернигов, а в Киев вместе с обретенными за время службы друзьями, варягами, кстати, Стег без проблем (бывший варанг и крутой воин) вступил в общество почитателей Перуна и пару лет провел под знаменем князя Аскольда. Свое прозвище «Измор» Стег заработал именно в киевской дружине. А покинул он ее после того, как сходил с Аскольдом и его побратимом Диром в грабительский поход на своих прежних работодателей-ромеев.

Увы, поход оказался неудачным. Еле ноги унесли.

Осознав, что он мог вот так запросто погибнуть, так и не отомстив, Стег покинул киевскую дружину, прихватив с собой друзей, и наконец-то вступил обеими ногами, вернее, четырьмя копытами коня на путь мщения.

Но четверо друзей — это не полусотня, которой он командовал у Аскольда. Так что всё, что ему удалось, — прикончить десяток-другой второстепенных персонажей. Добраться до главных врагов он не мог. Инициировавший геноцид боярин почти безвылазно сидел у себя в тереме, а его сынок, женившийся в итоге на той, которая планировалась Стегу в невесты, не появлялся нигде без изрядной свиты. И, понятное дело, выходить на честный бой не имел ни малейшего желания.

Оставался еще вариант: пристрелить ворога. Но Измору он был не по душе. Стег желал поглядеть в глаза умирающего недруга и сообщить тому, кто именно его убил. В общем, примерно так, как Стег недавно прикончил убийцу своего отца во время приснопамятной игры в мячик.

Но это Стегу просто подфартило. С одной стороны. А с другой — он частично раскрылся, и враг вполне мог о нем узнать (если раньше оставался в неведении) и принять соответствующие меры. Притом что у нехорошего боярина и без усиления позиции были достаточно крепкие. Вчетвером даже таким, как Измор со товарищи, врага не осилить.

Вот почему Стегу понадобился я. Ну и мои славные хирдманы, само собой.

Ненавижу, когда убивают детей. Понимаю, что это во мне остатки морали из прошлой жизни. Здесь ребенок — не ценность. Ценностью он станет, когда вырастет и начнет приносить пользу. Предложи Свартхёвди выбирать, кого спасти — жену или сына, он выберет жену. Хотя нет, это же мой брат. Он вытащит обоих. Как и я. Если сумею.

А вот помочь Стегу я сумею наверняка.

Это вчетвером кровника-детоубийцу за жабры не взять и потроха не выпустить. А сотни моих хирдманов хватит с лихвой.

Но это не значит, что будет легко. Нам ведь не только надо всех злодеев перебить, но сделать это скрытно и без потерь.

И это возможно, потому что местность для скрытного перемещения просто идеальная. Курганы.

Целая куча курганов. И курганчиков. Так местные своих хоронят. Насыплют песочку, выкопают яму, сложат над ямой костер, положат на костер покойника вкупе с подобающими дарами: оружием, украшениями, регалиями, рабынями, конем. Или всего лишь козленком, если покойник небогат. Костер прогорит, угли и прочее свалятся в яму, которую засыплют опять-таки по мере возможности. Могут простую могилку метра на полтора, а могут и пятнадцатиметровый курганище соорудить.

Курганы — это очень хорошо. Нас где-то сотня, а ночь лунная. Прятаться непросто.

— Я первый пойду, — шепнул мне Измор, когда нужное укрепление замаячило на дистанции броска. Так себе укрепление, честно говоря. Заставы при волоках куда серьезней были.

— Иди, — разрешил я. — Стрелки вас прикроют. Мясо для собак взял?

— Ябирь взял.

— Хорошо. Уговор не забыл?

— Нет.

Сердится. Это потому что я предупредил: тотальной резни не будет. Только мужчины и только те, кто выше двух локтей.

Возможно, я неправ. Возможно, участь мальчишек без поддержки мужчин будет похуже, чем быстрая смерть. Но вряд ли. Это же не весь род. Это племенная верхушка. Разберутся как-нибудь меж своими.

Не о том думаю. Надо думать о бое, а не о времени после победы. Расслабился. Но это потому, что я не вижу проигрышных вариантов. Даже если подоспеет какой-нибудь дежурный отряд из основной крепости, мы и с ним справимся. И уйдем точно раньше, чем в дело вступит черниговская дружина.

Пустяковая операция. Сотни хирдманов — выше крыши. Однако Рюрик Измору этой сотни не дал. Политик, блин. Человек, даже человек полезный, для него не брат по палубе, а инструмент.

— Не торопись, — я перехватил скользнувшего мимо Медвежонка. — Стег сам ворота откроет. И пожалуйста…

— Помню я, не нуди, — проворчал брат.

Главная проблема берсерка — не озвереть без необходимости.

Залаяли псы и сразу умолкли. Не брать еду у чужих здесь собак мало кто учит. Наоборот, кто кормит, тот и свой. Стег и его дружки перебрались через частокол. Ни грозного рычания на подворье, ни звуков спущенных тетив рядом я не услышал. Удивительная беспечность для здешних краев.

— Открывают, — сказал Медвежонок. — Я иду?

— Давай.

Свартхёвди взлаял визгливо, по-лисьи (сигнал), и замерший в низком старте хирд рванул вперед. Причем не толпой, а согласно отработанной тактике. Тяжи, потом дренги, которые на флангах прикрывают стрелков. Привычка. Этой ночью прикрывать без надобности.

Я, как всегда, где-то в серединке. Потому что бегаю хуже прочих большинства. Особенно в доспехах.

Хирд втек в раскрытые ворота, и бойцы тут же распределились. Опять-таки согласно тактике. Хускарлы — в дом, дренги — проверка хозяйственных помещений, стрелки — общее прикрытие.

Разведку мы не проводили, но, по словам Стега, народу в родовом укреплении не так уж много: сотни три. Из которых бойцов от силы полсотни. И, скорее всего, из этой полусотни действительно бойцов — десяток-полтора. Остальные так, ополченцы.