Секретная сотрудница - Фридрих Незнанский

Турецкий невольно вспомнил Сережу Краснолобова и других бесследно исчезнувших подростков. Картина, возникшая в его воображении, была поистине чудовищна. И теперь Александр Борисович в полной мере осознал, какие мотивы заставили пойти на огромный риск следователя авиатранспортной прокуратуры Аркадия Кулика.

— Скажите, Лев Яковлевич, — начал Турецкий. — Насколько я понял, подобные операции у нас в стране может проводить сравнительно узкий круг специалистов, большинство из которых работает или работали в вашем институте. В таком случае возможно ли негласное проведение «промежуточных» операций непосредственно в его стенах?

— Абсолютно исключено. Что касается нашего института, то он действительно целиком под контролем. Как один из сотрудников, я могу поручиться, что это совершенно абсурдное предположение.

— Хорошо. А если предположить, что кто-то из ваших коллег негласно «подрабатывает» в свободное от работы время?

— Теоретически это возможно. Но опять-таки — где? Я уже говорил, что для этого необходима специализированная клиника или хотя бы лаборатория с безоговорочно надежным персоналом…

— Разве большие деньги не в состоянии все это обеспечить?

— Не просто большие, а очень большие деньги! Не забывайте о воздушном транспорте и множестве других расходов. Разумеется, для международных преступных организаций, занимающихся подобным «бизнесом», все это не проблема. Но в любом случае необходимо обеспечить не только поддержку российской мафии, но и отдельных структур государства…

«Например, ФСБ», — подумал Турецкий.

— Кроме того, необходимо обеспечить приток потенциальных доноров. Это тоже расходы и риск. Конечно, даже к нам время от времени приходят разные сумасшедшие, желающие продаться «на запчасти». Но поставить дело на коммерческую основу без всякой огласки практически невозможно. Учитывая, что торговля органами у нас законодательно запрещена. А если бы забор производился без согласия доноров, то рано или поздно возникли бы серьезные подозрения. Доноров пришлось бы попросту убивать. Но ведь люди не могут исчезать бесследно!

— Могут, Лев Яковлевич, — вздохнул Турецкий. — Очень даже могут…

— Я вижу, Александр Борисович, вы надеетесь напасть на след такой международной преступной организации, промышляющей этим грязным «бизнесом», — скептически усмехнулся Горелов. — Повторяю, лично я вовсе не исключаю такой возможности, хотя и не разделяю ваших подозрений. Вокруг этой проблемы в последнее время расплодилось столько леденящих слухов, что общество давно готово поверить в ее существование. Да и пресса изрядно приложила к этому руку. Но как специалист, я остаюсь скептиком. Вернее, хотел бы им оставаться. Потому что, по правде говоря, мне даже страшно предположить, какой резонанс все это могло бы вызвать. Не просто сенсацию, но колоссальный взрыв, жертвами которого оказались бы прежде всего мы — честные специалисты, желающие только добра страдающим людям…

— Я вас прекрасно понимаю, — кивнул Турецкий. — Но как профессионал я должен изучить все версии. Даже самые на первый взгляд невероятные.

— Кстати, о версиях, — вставая из-за стола, заметил медик. — Недавно одна бульварная газетенка, чрезвычайно популярная за счет подобных «сенсаций», напечатала душераздирающий материал именно на эту тему. Так видели бы вы, как бушевал наш директор, почтенный медакадемик, чье интервью они там поместили рядом с «откровениями» какого-то лжеспециалиста, якобы работающего на мафию. Светопреставление! Весь институт несколько дней просто на ушах стоял! Нет, уважаемый Александр Борисович, подобные слухи давайте оставим досужим журналистам. Им за это и деньги платят… Ну-с, благодарю вас за компанию. К сожалению, мне пора.

— С вашего позволения, я вас провожу. А по дороге задам еще несколько вопросов, — предложил Турецкий.

— Как пожелаете.

И оба не спеша зашагали к институту.

— Скажите, вам знакомо имя Яниса Карловича Ленца?

— Яна? — удивился Горелов. — Разумеется. Он работал у нас в институте. Но еще в середине восьмидесятых, воспользовавшись случаем, остался на Западе. Кажется, сейчас живет в Германии.

— Он был хорошим специалистом?

— Способным. Я бы даже сказал талантливым. Вечно одержимым какими-то гениальными идеями. Хотя и безмерно честолюбивым.

— Вы близко его знали?

— Как и большинство своих коллег. Но друзьями мы никогда не были. Мне кажется, у таких людей, как Ян, вообще не могло быть друзей. Слишком эгоцентричная и самодостаточная натура.

— Простите за некорректный вопрос: учитывая наш разговор, Янис Ленц теоретически мог бы принимать участие в промежуточных операциях? Он был способен пойти на преступление?

Горелов задумался.

— Вопрос действительно не совсем корректный. Но раз уж вы его задали… Я, конечно, могу ошибаться, но, зная характер Яна, скорее всего ответил бы на этот вопрос положительно. Но только чисто теоретически!

— На чем основано такое мнение?

— Видите ли, Яну многое в жизни слишком легко давалось. Никаких особенных трудностей он никогда не испытывал. И поэтому, наверное, так и не научился любить людей. Относился к ним сугубо потребительски, если не сказать, презирал. На мой взгляд, слова «человек» и «дерьмо» для него вообще являлись синонимами. И во имя своих интересов он, в принципе, способен был переступить как через человека, так и через закон. Ведь переступил же он через своего отца и всех нас, когда остался за границей…

— Мне это известно, — кивнул Турецкий.

— Вы его подозреваете?

— Только собираю информацию.

— Что ж, кажется, я ответил на все ваши вопросы, уважаемый Александр Борисович? — спросил Горелов уже возле проходной.

— Искренне вас благодарю, — Турецкий крепко пожал медику руку. — До свидания.

— Кстати! — неожиданно спохватился Горелов. — Это, конечно, только слухи. Но у нас в институте поговаривают, будто Ян не раз появлялся в Москве уже после того, как навсегда порвал с Родиной. И учтите: это только слухи…

Петровка, 38

День

Очередной взрыв троллейбуса (в результате которого лишь по счастливой случайности не оказалось жертв) стал непрестанной головной болью не только для полковника милиции Грязнова, но и для всех без исключения сотрудников правоохранительных органов Москвы, которых вновь обвинили в преступном бездействии. А что они могли сделать? Остановить новую кавказскую войну, бездумно начатую другими? Выдворить из столицы всех до единого лиц «кавказской национальности», огульно подозреваемых в терроризме? Посадить по милиционеру в каждый городской троллейбус, автобус, трамвай или вагон метро? Словом, как ни взгляни, задачка была не из легких.

Вскоре после взрыва на Петровке оперативно состоялась расширенная коллегия руководящего состава, в которой принимал участие и Вячеслав Иванович. И снова звучала критика со стороны правительства и городских властей, снова раздавались обещания в кратчайшие сроки найти и покарать террористов…

Слушая все это, заместитель начальника МУРа лишь хмурил рыжеватые брови и машинально рисовал в блокноте какие-то страшные рожи. Но мысли его были далеко от представительного собрания. Из головы полковника Грязнова по-прежнему не выходило дело о незаконной торговле человеческими органами. Ибо по сути это было не просто грязное преступление, а преступление против человечности.

По окончании коллегии Вячеслав Иванович вернулся к себе, посидел, задумчиво попыхивая сигаретой и собираясь с мыслями. И со вздохом решил, что пора наконец выполнить вчерашнюю просьбу Турецкого. Но видит Бог — как невыносимо трудно ему это сделать!

В жизни каждого человека бывают моменты, о которых впоследствии приходится сожалеть. Главным образом, потому что стереть их из памяти уже невозможно. В биографии заместителя начальника МУРа полковника Грязнова такой позорной страницей был период мимолетного сотрудничества его с КГБ. Было это так давно, что, казалось, уже быльем поросло. Но Вячеслав Иванович до сих пор со стыдом вспоминал, как тамошние охмурялы ловко уговорили его подрабатывать на них стукачом. Мало того, стучать ему довелось на людей, ставших впоследствии его лучшими друзьями — на Костю Меркулова и Сашку Турецкого…

По этой причине Грязнов старался всячески избегать любых контактов с «железным» ведомством, с которым у него, помимо всего прочего, были и другие счеты. Неудивительно, что столь неожиданная просьба поставила его в затруднительное положение.

В конце концов Вячеслав Иванович нашел выход и обратился к своему непосредственному начальнику Юре Федорову. Конечно, ему пришлось кратко объяснить, почему МУР вдруг заинтересовался офицером госбезопасности и почему он сам не может выполнить просьбу надзирающего прокурора. Но это было все же куда легче, нежели звонить на Лубянку.