Старуха Кристи – отдыхает! - Дарья Донцова

– Это в области?

– Почему?

– Вы про лес только что сказали.

– Так просто, ради красного словца обронила. Тупиковая улица,[5] на мой взгляд, лучшего названия для нее и не придумаешь. Я как увидела хоромы, чуть замертво не упала. Комнатенка эта у нас в базе данных почти два года моталась, никто брать не хотел. И вот, нашлась покупательница, правда, я думала, Вера откажется. Поглядит на барак и согласится на Старый Арбат, но Калягина осталась довольна, даже повеселела и заявила: «Ну спасибо, удружили, это именно то, что я хотела».

Все бумаги мы оформили в один день, это еще одна отличительная особенность нашего агентства.

– И сколько она на руки получила? – заинтересовалась я.

– Всю сумму, кроме комиссионных и нескольких тысяч за новую комнату. Сумма является коммерческой тайной, – спокойно сообщила Софья, – сами понимаете, такие вещи не разглашают.

– Ладно, дайте адрес, – потребовала я.

– Тупиковая улица, дом четыре, комната два. Езжайте до метро «Полежаевская», потом наземным транспортом до остановки «Товарная», а уж оттуда пешочком, в горку, минут за двадцать дойдете, – пообещала Софья.

Глава 25

До «Полежаевской» я добралась без труда, а вот автобуса пришлось ждать очень долго. Когда железный ящик на колесах наконец прибыл и распахнул двери, из его нутра пахнуло жаром и такими «ароматами», что я сначала шарахнулась в сторону, но делать было нечего, пришлось втискиваться в злую, потную толпу.

Автобус захлопнул двери и поколесил по переулкам, меня охватила тоска. Со всех сторон дорогу обступали высокие заборы, тут и там торчали разнокалиберные трубы, гаражи и грязные, ржавые конструкции, то ли незаконченные стройки, то ли разрушенные дома. Ни магазинов, ни ларьков, ни жилых зданий. Автобус резво скакал по мостовой, петляя, словно заяц, но пейзаж за окнами оставался неизменным: удручающим, давящим.

Наконец из динамика прохрипело:

– Платформа «Товарная».

Я протолкалась к выходу, выскочила на улицу, всей грудью вдохнула свежий воздух и осталась одна. Одышливо кашляя, «душегубка» на колесах исчезла за поворотом, больше здесь никто не сошел, и спросить дорогу было решительно не у кого. Вздохнув, я пошла в гору, за заборами царила тишина, наконец показался мужик с портфелем.

– Где тут Тупиковая улица? – обрадовалась я.

Он пустился в объяснения:

– Прямо топай, не сворачивай, через пути перейдешь, забирай левее, потом увидишь забор, в нем дыру, лезь туда и дуй прямиком через пустырь, там стоят дома, это тебе Тупиковая и будет.

– Другой дороги нет? – ошарашенно поинтересовалась я.

– Одна она тута, через пути, – ответил абориген и ушел.

Я побрела в указанном направлении, минут через двадцать, когда перед глазами предстала изгородь с огромной дырой посередине, меня охватила злость. Кому пришло в голову построить тут дома? Как их жильцы добираются на работу?

Барак, в котором купила комнату Вера, выглядел столь отвратительно, что я даже на секунду зажмурилась. Я и не предполагала, что в Москве могут быть подобные здания, вернее хижины. Длинное, приземистое, одноэтажное сооружение смотрело на мир тусклыми, грязными окнами, на двери отсутствовала ручка, и я ободрала пальцы, пока сумела открыть ее. Перед глазами предстал длиннющий извилистый коридор, темный и вонючий. Из-за дверей раздавались звуки выстрелов, детский плач, музыка и громкие вопли. Население барака смотрело телик, воспитывало детей и ругалось.

За дверью с цифрой 2 стояла тишина, я сначала постучала, потом толкнула створку, та оказалась не заперта.

Крохотная, едва ли десятиметровая комната выглядела убого. Давно не мытое окно, подоконник с облупившейся краской, стены, покрытые ободранными обоями, на полу доски, выкрашенные темно-коричневой краской, а в углу железная кровать с панцирной сеткой, на которой валялась газета. Веры не было, и похоже, что она сюда не приезжала, потому что вещи отсутствовали.

Я покусала губу. Хорошо, пусть Калягина продала все: мебель, посуду, люстры, но личные вещи? Милые сердцу мелочи? Зубная щетка, в конце концов! Или Вера собиралась провести остаток жизни на койке без матраса и постельного белья? И куда подевалась сама Калягина?

Поколебавшись минуту, я толкнулась в соседскую комнату.

– Кого черт принес? – не совсем трезвым голосом заорал мужик в грязной футболке.

Перед ним на столе громоздилась сковородка с жареной картошкой, бутылка пива и лежал батон колбасы. У окна стояла женщина в ситцевом халате, а с дивана, застеленного ковром, таращился болезненный, худосочный ребенок, очевидно, девочка, потому что в ушах у нее покачивались огромные, по-цыгански ярко-золотые серьги.

– Надо чего? – рявкнул хозяин.

– Не знаете, где Вера Калягина?

– Кто? – рявкнул парень.

– Соседка из второй комнаты, женщина, которая недавно купила ее.

– Мы и не слыхивали, что кто-то приобрел конурку, – тихо сказала тетка в халате, – как Лёнька до смерти допился, она пустой стояла, уже два года небось.

– Значит, не видели?

– Нам недосуг за другими приглядывать, – продолжал злиться мужик, – своих делов хватает.

– Извините, – улыбнулась я, пытаясь установить контакт с ним, но он начал мрачно тыкать вилкой в картошку, потеряв ко мне интерес.

– Вы ступайте в двенадцатую, – посоветовала женщина, – там Анна Михайловна живет, у ей спросите, она тута всю жизнь колготится, могет знать.

Я пошла по коридору, но нужная комната оказалась заперта на огромный, театрально-бутафорский висячий замок. В конце концов ноги привели меня на кухню, где две тетки неопределенного возраста ссорились из-за места на плите. Увидав постороннюю женщину, они не прервали своего увлекательного занятия и лишь мимоходом огрызнулись:

– Никого мы не видели.

Я принялась бродить по коридору и бесцеремонно заглядывать во все комнаты. Добрая половина обитателей барака пребывала в пьяном состоянии, их трезвые собратья не желали разговаривать, лишь бурчали:

– Тут постоянно жильцы меняются, за всеми не углядишь.

В конце концов я устала и захотела пить. Стоит ли упоминать о том, что нигде мне не предложили чаю и не пригласили сесть? Плохо воспитанные, злые люди держали незваную гостью на пороге, торопясь вытолкать ее в коридор.

И только слегка пьяноватая бабка из пятнадцатой комнаты проявила милосердие.

– Да ты садися, – она пододвинула мне колченогую табуретку, – передохни.

Я мужественно вытерпела запах перегара и повторила прежний вопрос:

– Значит, новые жильцы не въезжали? Никаких женщин по имени Вера?

– И, милая, – всхлипнула бабка, потом она уцепила со стола эмалированную кружку и принялась жадными глотками пить воду, – тут разве всех упомнишь? Один помер, другая мужика убила, третья повесилася… Сама зачем сюда заявилась?

– Комнатку хотела купить, – соврала я, – вторую.

– Ты чего, – выпучила блеклые глаза старуха, – с горы упала? Хуже места, чем наш барак, во всем свете не сыскать, чисто ад на земле, беги отсюдова, пока жива, здеся людя, как мухи, мрут! Бац и нетути…

По щекам бабки потекли мутные слезы. Старуха пошарила на подоконнике, выудила из-за грязно-серой тряпки, заменявшей занавеску, початую бутылку с наклейкой «Водка Комсомольская» и спросила:

– Глотнешь со мной?

Я помотала головой.

– Брезговаешь? – надулась бабка. – Так у меня тут заразы нету.

Не желая обижать приветливую бабуську, искренне предлагавшую «угощение», я поспешила соврать:

– Язва вчера открылась.

– А-а-а, – протянула пьянчужка, – тогда ясно, здоровье беречь надо, его не купить ни за какие денежки, правильно, девка, молодец.

Сделав прямо из горлышка пару глотков, старуха совсем повеселела.

– Эх, слышь, я все про вторую комнату расскажу!

Уставшая от беготни по городу, я тупо сидела на жесткой табуретке, не особо следя за путаной речью бабки.

– Сначала там Ванька жил, его здеся гнидой прозвали…

Следовало встать, попрощаться и идти назад, к метро, но стоило вспомнить бесконечный путь к автобусной остановке, как вся моя решимость пропадала.

– Машка Кольке башку сковородником проломила, – журчала бабка, не забывая прикладываться к бутылке, – ен не помер, идиотом стал, отправили в дурку, а Машке срок дали, и правильно…

Я собрала всю волю в кулак и поднялась.

– Ты куда? – насторожилась бабка.

– Пора мне, уже поздно, пока до дома доеду!

– Я только ищо про трех первых хозяев рассказала, – возмутилась старуха, – ладно, давай о Леньке, о последнем!

Но я решительно шагнула за порог, великолепно понимая, что ничего интересного не услышу.

Быстрым шагом я двинулась через пустырь, обратный путь оказался длинней, к тому же я совершенно не узнавала дорогу. Сначала возникли мусорные баки, потом какие-то покосившиеся халабуды, запертые на висячие замки. Из-за дверей доносилось кудахтанье. Жители бараков, тратившие все заработки на алкоголь, вели натуральное хозяйство, они держали кур и даже пытались вырастить немудреные овощи, я чуть было не наступила на грядку.