Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боже правый! Банда! — испугалась Норма. — Какой толк головорезам от этого странного старика? Я слышала, в Нью-Йорке банды по-настоящему воюют между собой.
— Они состоят из преступников, верно?
— Да, и часто это иммигранты, которые приехали из Азии, Италии или с Сицилии. Но какие могут быть дела у миссис Тернер с бандой?
— Денег у нее много, и она нанимает на время молоденьких девушек — для своих удовольствий, — пробормотала Элизабет, ужасаясь тому, что произносит такое вслух. — Это все, что я знаю.
Норма увлекла ее в холл, к лифтам, которых здесь было четыре.
— Хорошо, что развлекается она точно не здесь, в Дакота-билдинг, — тихо проговорила она. — Все равно кто-то бы узнал. Встречи происходят в гостинице или где-то еще.
— Да, Норма, я тоже так думаю. Это отвратительно, гадко! Ма больше не будет принимать Скарлетт у нас, я этого не допущу.
— Может, рассказать мистеру Вулворту?
— Нет. Па устроит скандал, может даже упрекнуть ма, что она недостаточно прозорлива. Теперь, когда я снова со своими приемными родителями, я хочу сберечь их счастье. И вы правы, Норма. Я сначала переговорю с мистером Джонсоном, а потом уж решу, как быть. А пока идемте в кухню и выпьем по чашечке вкусного чаю!
Желая друг друга подбодрить, женщины обменялись улыбками, но веселья им это не добавило.
Элизабет проснулась среди ночи с рвущимся из груди сердцем, мокрая от пота. Поспешно зажгла прикроватную лампу и встала.
— Где мой блокнот? Ах да, в третьем ящике письменного стола!
Все еще удивляясь своему сну, Элизабет дрожащим пером изложила его на бумаге. Но успокоиться не получалось. Она была возбуждена, тело изнывало в сладостном томлении. Щеки у Элизабет горели, и ей было ужасно стыдно.
— Ну нет, этого точно не будет! — Она была категорична, но во рту предательски пересохло. — Я просто переволновалась. Слишком много впечатлений…
Схватившись рукой за крестильный медальон матери, она перечла написанное.
Хотелось вырвать страничку, смять. Чтобы побороть искушение, она закрыла глаза и стала молиться Пресвятой Деве. Жар в крови стал понемногу угасать.
— Все это объяснимо, — прошептала она. — Я так молода, а уже потеряла мужа! О Ричард, если б ты был рядом!
Ее тело жаждало ласк, поцелуев, того захватывающего момента, когда мужчина и женщина сливаются в одно на пути к экстазу…
— Это все проклятый сон виноват! — прошептала она, убирая блокнот обратно в стол.
Чтобы успокоиться, Элизабет вышла из спальни и отправилась в кухню за стаканом прохладного молока. Мейбл с Эдвардом вернулись из Бруклина рано, и они втроем поужинали и прекрасно пообщались.
«Ма так хохотала, рассказывая, как Бонни тащила дядю Жана вверх по ступенькам за воротник пиджака! Надо будет написать дедушке Туану. Пусть знает, как прошла свадьба его младшего сына!» — думала она.
Босоногая, она шла бесшумно, и все же ей казалось, что в тишине темного холла ее шагам вторят еще чьи-то шаги. Элизабет оглянулась — никого. Поэтому она вздохнула с облегчением, услышав явственный шум в кухне, где горел свет. Она открыла дверь и увидела Мейбл, которая сидела, опершись локтями о стол, с бокалом спиртного.
— Лисбет? Ты?
— Ма? Ты плачешь? Что случилось? За ужином ты была такая веселая!
— Я в безвыходной ситуации, дорогая, и не смею никому об этом рассказать.
Мейбл подняла голову, взгляд у нее был растерянный. Элизабет достала из шкафа чистое полотенце и деликатно вытерла ей слезы.
— Нечасто мы оказываемся вдвоем на кухне, ма, тем более в три часа ночи, — шутливо заметила она. — Грех этим не воспользоваться. Расскажи, что тебя так мучит. Я давно уже не ребенок.
— Но ты еще так молода, Лисбет! И даже если две недели ты побыла замужней женщиной, ты все равно еще очень наивна. Я не могу поделиться с тобой тем, что отравляет мне жизнь.
Элизабет приняла решение в пользу искренности. Налила себе молока, присела рядом с Мейбл.
— Жаль тебя разочаровывать, ма, но наша с Ричардом связь началась задолго до помолвки — примерно год назад, в Шаранте.
— Что ты подразумеваешь под словом «связь»?
— Мы были любовниками. Встречались в трактире, в Монтиньяке, где живут Дюкены. Я много месяцев ухаживала за бабушкой и вскоре после похорон отдалась Ричарду.
Мейбл кивнула, потом заключила молодую женщину в свои объятия.
— Выходит, разлука с ним для тебя мучительнее, чем я могла предположить, — вздохнула она. — Милая моя крошка, я так тебе сочувствую! А сама рыдаю из-за ерунды.
— И эта ерунда связана с твоей подругой Скарлетт?
— Да. Я в растерянности. Но раз у тебя хватило духу сказать правду, скажу и я. Помнишь тот день, когда я осталась у нее на обед? Ну, когда она плакала…
— Конечно помню, ма. Рассказывай!
— Мне показалось, Скарлетт приятно, что я ее утешаю. Она взяла мои руки, стала их целовать. Можешь представить мое замешательство. И тут она начинает говорить, как сильно влюблена в меня, как терзается, если мы не видимся по многу дней подряд. Не буду пересказывать тебе все ее пламенные речи. Я попросила ее успокоиться и все мне объяснить.
Элизабет глотнула молока. Она слушала молча, давая Мейбл возможность продолжить рассказ.
— Скажу, что я, в свои сорок три, уже знаю, что так бывает, — Эдвард рассказывал. В первые годы брака мы много бывали в свете, и манеры некоторых дам, да и мужчин тоже, меня… как бы это сказать… удивляли. Оказалось, они увлекаются представителями своего пола. Скарлетт из их числа и очень от этого страдает. Осуждать ее я не могла, она и без того несчастна. Теперь ты знаешь все. Лисбет, скажи что-нибудь! Боже мой, ты шокирована, да?
— Нет. Ричард мне тоже об этом рассказывал, — соврала Элизабет.
— Пожалуй, о таких вещах чем раньше узнаешь, тем лучше… Но ты не тревожься, я сказала Скарлетт прямо: со мной ей надеяться не на что. Я обожаю моего Эдварда. И он ни в коем разе не должен об этом узнать. Никогда! Ведь все-таки речь идет о любви. И в душе мне было даже приятно, что кто-то испытывает ко мне столь сильные чувства, пусть даже это женщина.
— Так почему же, ма, ты тогда плачешь?
— Это все от нервов, дорогая. У нас был очень насыщенный день. И я, как твой дядюшка, выпила больше обычного.
Элизабет еще долго сжимала Мейбл в объятиях, думая о странном сне, от которого она пробудилась, будучи буквально в нескольких мгновениях от оргазма.
— Ма, если можно, не общайся больше