Соборы пустоты - Анри Лёвенбрюк

Но что с того. Она его уже предала и вынуждена предавать снова и снова. На самом деле у нее нет выбора: сейчас ей куда больше нужны деньги и лечение, чем любовь. Любовь не погасит ее кредиты. Не остановит развитие болезни Хантингтона. И теперь, сидя на скамье с сигаретой во рту, глядя на обманчивую чистоту небесной лазури, она не могла отделаться от мысли, что жизнь в конечном счете — прекрасный обман.

70

Вот уже час, как Ари не мог дозвониться Кшиштофу. Телохранитель не отвечал, и аналитику это очень не нравилось. Он хотел, чтобы ему немедленно объяснили, куда подевались документы Манселя.

Маккензи припарковался в конце улицы Миромениль, в двух шагах от офиса СОВЛ, и торопливо зашагал к высокому зданию. На входе он предъявил удостоверение и спросил Залевски. Но, как он и опасался, поляка не оказалось на месте. И все же Ари решил расспросить знакомого сотрудника из отдела защиты высокопоставленных лиц, находящихся в опасности.

— Сожалею, Маккензи, Кшиштоф на задании, — объяснил офицер.

— Я не могу дозвониться ему на мобильный.

— Ничего удивительного. В таких случаях личные мобильные отключают.

Ари поморщился.

— Мне нужно связаться с ним немедленно. Это очень, очень срочно.

Офицер колебался. Разумеется, отвлекать агента по личным вопросам, когда он на задании, категорически запрещено, но Маккензи выглядел до того взволнованным, что убедил его поступиться правилами.

— Посмотрю, что можно сделать. Подожди здесь.

Офицер скрылся в кабинете и тут же вернулся, протягивая Маккензи телефон.

— Только быстро, — приказал он.

Голос Кшиштофа едва пробивался сквозь треск.

— Что случилось, Ари?

— Где документы Манселя?

— Я же тебе говорил, что положил их в камеру хранения, пока…

— Их нет в камере хранения, Кшиштоф. Я только что оттуда.

Последовало молчание.

— Ты… Ты уверен? Ты в той ячейке смотрел?

— Да. Надеюсь, ты от меня ничего не скрываешь? Ты их, случаем, не перепрятал?

— Да нет же, Ари! Что ты, в самом деле!

Ари тут же пожалел, что задал этот вопрос.

— Ты о них кому-нибудь говорил?

— Никому! В курсе только ты и Ирис.

Ари зажмурился. Ну конечно. Об этой возможности он не подумал.

— Ирис? Ты назвал ей код?

— Да.

— О’кей. Прости за беспокойство. Я тебе перезвоню.

Аналитик отсоединился, вернул телефон офицеру СОВЛ, поблагодарил и почти бегом покинул здание.

Он запрыгнул в машину, вставил в уши наушники мобильника, тронулся с места и набрал номер мобильного Ирис. Но она не отвечала. Он звонил ей и домой, и на работу. Безрезультатно.

Ари бросил телефон на пассажирское сиденье, быстро выехал из улочки и направился в глубь Парижа.

Ему не верилось, что Ирис их предала. Быть того не может. Наверняка найдется какое-то объяснение. Может, ее заставили проговориться. Или она тут вообще ни при чем. Кому-то удалось, не взламывая, открыть ячейку 83… Презумпция невиновности. Нельзя отбрасывать сомнение.

Через пятнадцать минут он был в Левалуа. Вошел в здание ЦУВБ, миновал металлоискатель, поднялся на шестой этаж и направился в кабинет Ирис. Никого. Но дверь открыта.

Постояв перед стеклянной перегородкой, он вошел и принялся лихорадочно рыться в документах Ирис. Он просматривал бумаги у нее на столе, письма, сваленные в ящики… На самом деле он сам точно не знал, что ищет. Какую-нибудь улику, указывающую на связь Ирис с пропажей документов. Но чем дальше, тем больше он убеждался, насколько все это глупо и неуместно.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и Ари увидел Жиля Дюбуа.

— Что вы здесь творите, Маккензи?

— Где Ирис? — спросил он, игнорируя вопрос.

— Она позвонила утром и сказала, что больна. Но вы не ответили на мой вопрос. Что вы здесь забыли? Вы до понедельника на больничном… Здесь вам делать нечего.

Ари в последний раз оглядел кабинет:

— Вы правы. Здесь мне делать нечего.

Он покинул комнату, не потрудившись попрощаться с начальником, и вышел на улицу.

Оказавшись снаружи, он нервно закурил и посмотрел на экран мобильного. Ари надеялся, что Ирис прислала ему сообщение. Нет, по-прежнему ничего. А это уже настораживало. Теперь он разрывался между беспокойством и яростью. Либо с ней что-то случилось, либо она их предала. Второе казалось ему просто невероятным. Но хуже всего было оставаться в неведении.

Он садился в машину, когда зазвонил телефон и на дисплее высветился номер Кшиштофа.

— Ну как?

— Ирис пропала.

— Твою мать.

— Она позвонила утром и сказалась больной. Я к ней.

— О’кей. Я освободился, сейчас буду.

Ари нажал кнопку отбоя и повел MG-B по пустынным улицам Левалуа.

71

Каролину Левин разбудил крик обезьянки, сидевшей на дереве.

Она не сразу до конца осознала, что произошло. Эрик исчез. Она одна, среди джунглей Амазонки, без всего, что помогло бы ей выжить.

Но, несмотря на усталость — она проспала не больше трех часов, — страх, голод, жажду, отчаяние, она сдержала уже подступившие к горлу рыдания. Хватит хныкать. Пора действовать.

Чтобы собраться с духом, она вспомнила обо всем, чем они пожертвовали, и о надеждах, которые возлагали на эту проклятую работу за границей. Обо всем, о чем они мечтали вместе. О доме, который собирались построить, как только вернутся во Францию. О будущем ребенке… Они придумывали для него имена. Каролина уже представляла себе, как обставит комнаты. В большой гостиной поместится пианино ее родителей, там они будут устраивать приемы для друзей. В спальне будет просторная кровать, куда больше, чем та, что была в их нелепой съемной квартирке в Девятнадцатом округе. Ну а в детской, конечно же, деревянные игрушки, настоящие, старинные, а в кроватке — куча плюшевых зверушек…

Сколько раз они говорили об этом, ни на минуту не сомневаясь, что так все и будет! Что здесь такого безумного, недостижимого, чрезмерного? Они мечтали о простом счастье, на которое имели полное право. Оба они многое отдали, чтобы этого добиться, достигнуть того, во что уже не верил никто из их друзей: создать семью. Не больше и не меньше. Пусть это вышло из моды, превратилось в анахронизм, пусть их большая любовь многим казалась смешной: они видели в ней всего лишь юношескую иллюзию. Зато сама Каролина ни в чем не сомневалась. В горе и в радости. Она выбрала Эрика, а Эрик выбрал ее, потому что у них была одна мечта, простая и неизменная, и никто из них никогда от нее не откажется.

Значит, и она не имеет права отступаться от этой мечты. Только не теперь.

Широко раскрыв глаза, стиснув кулаки, она поднялась, отряхнула одежду, собрала вещи и отправилась в путь.

Уже рассвело, и она без труда обнаружила следы, которые они с Эриком оставили вокруг своего привала. Тут — обломанные ветки, там — следы обуви. Все казалось таким ясным!

Разумом она понимала, что ей следует идти дальше в том направлении, которое указал Эрик. Бежать и — почему нет? — найти помощь… Но она ни за что не покинет мужа. Он где-то здесь. Возможно, он еще жив.

И она снова принялась за поиски, но на этот раз более последовательно. Сначала она несколько раз обошла лагерь, все время расширяя круги, стараясь осмотреть каждый клочок земли. Палкой прибивала растения, обшаривая все глазами, не пропуская ни единого уголка. Заглядывала под сухие стволы, смотрела за деревьями, в тени… И вдруг увидела в скалах родник, текущий в сторону юга. Она наклонилась, попробовала воду. Прохладная и вкусная. Каролина наполнила бутылку, которая была у нее в рюкзаке, выпила еще несколько глотков и, приободрившись, пошла дальше.

Прошло больше часа, прежде чем она вновь ощутила признаки уныния. Внезапно она поняла, что горько вздыхает. У нее болели ноги, а челюсти сводило оттого, что она крепко стиснула зубы. И тут в нескольких шагах от себя она разглядела красное пятно. Там что-то было. Сердце бешено заколотилось.

Несколько секунд она не могла пошевелиться. Красное. Как рубашка Эрика. У нее подгибались ноги. В голове проносились вопросы. Это он? Он жив?

Стряхнув оцепенение, она бегом бросилась к нему.

Теперь она уже отчетливо различала мужа. Неподвижный, он лежал посреди джунглей. Левая нога согнута под непривычным углом, не предвещавшим ничего хорошего. Вскоре она приблизилась настолько, чтобы видеть, что глаза у него закрыты. По спине пробежала дрожь. Она рванулась к нему и упала на колени.

— Эрик!

Она обхватила его лицо руками. Щеки показались ей теплыми. Трепеща от волнения, она прикоснулась к его груди и нашла подтверждение своей надежде. Сердце еще билось. Он жив.

Ее захлестнула волна облегчения. Сейчас по ее щекам текли слезы радости. Она улыбалась. Вынула из рюкзака пластиковую бутылку и смочила Эрику лицо. Похлопала его по щекам, отерла лоб. Но он не приходил в себя. Она похлопала посильнее, потрясла его за плечи. Инженер медленно открыл глаза.