Настольная книга адвоката. Искусство защиты в суде - Джерри Спенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет богатства ценнее, чем богатство ума, до краев заполненного фактами и научными сведениями о данном конкретном деле. Я могу сравнить эксперта с пойманным в клетку львом. При желании можно войти к нему и сразиться, но он нас уничтожит. Мы можем спорить с экспертом с утра до вечера, но, несмотря на наши глубокие теоретические знания, он выиграет спор, потому что силы у адвоката и научного специалиста неравны. Присяжным придется решать, кому верить — адвокату, который специализируется в юриспруденции, или свидетелю, являющемуся специалистом в своей области. Победитель предопределен, и если мы войдем в клетку льва, то будем съедены заживо, даже если мы правы, а эксперт ошибается. Как бы мы ни спорили, какие бы аргументы ни выдвигали, эксперт все же победит. Не имеет смысла принижать знания эксперта, демонстрируя собственные, только что приобретенные.
Думаю, в научные споры следует вступать, имея очевидные, неоспоримые преимущества, которые можно получить, задав себе следующие вопросы: «Не давал ли эксперт противоположных показаний в каком-нибудь прошлом деле?», «Не является ли он автором работ, оспаривающих его существующую точку зрения?», «Не опровергал ли научный руководитель или один из преподавателей эксперта его настоящую позицию?», «Не выдвинул ли ученый с мировым именем противоположную теорию?»
Мы можем атаковать эксперта, если он или какой-либо бесспорный авторитет в этой области заняли противоположную позицию по отношению к той, которую сейчас принял эксперт. В этих обстоятельствах мы не выступаем в качестве специалистов. Мы приводим доводы самого эксперта или другого специалиста, поэтому речь не может идти о борьбе между неподготовленным адвокатом и квалифицированным специалистом. Я утверждаю, что нужно держаться подальше от клетки со львом. Мы можем дразнить его из-за решетки, как в приведенном выше перекрестном допросе. Мы доброжелательным тоном дразнили и даже мучили свидетеля, находясь вне клетки, но не входя в нее, чтобы не потерпеть поражение и отстоять дело нашего клиента.
Перекрестный допрос тюремного осведомителя. Нередко ключевым свидетелем обвинения является тюремный осведомитель. Очень часто полицейские подсаживают информатора в камеру, где сидит клиент. Во время судебного процесса осведомителя вызывают в качестве свидетеля, чтобы тот рассказал присяжным, какие признания он якобы получил от обвиняемого. Осведомитель, безусловно, заинтересован в этом, потому что прокурор пообещал ему снизить срок или предоставить другую помощь. В заключительном слове обвинитель оправдает свои действия примерно таким заявлением: «Мы не можем искать свидетелей в Лиге молодых женщин или церковном хоре. Мы ищем их там, где можем найти. Они не всегда выглядят настолько привлекательно и аккуратно, как нам хотелось бы. Но они приняли присягу и дали показания, а у мистера Спенса была возможность подвергнуть их перекрестному допросу, поэтому вряд ли можно сомневаться, что эти свидетели действительно получили доказательства, о которых честно вам рассказали».
Это означает, что бедняге осведомителю нужно поверить, даже если нам всем известно, что он один из тех отъявленных лжецов, которые жарятся на сковородках в аду.
Только на минуту поставьте себя на место этого осведомителя. Вы доносчик, жалкое человеческое существо, попавшее в руки закона. Вам грозит двадцать или больше лет заключения — в зависимости от того, сколько даст суд. Тюрьма — это не место отдыха, это ад на земле. Это совсем другое общество — порочных, ожесточившихся людей, способных обидеть и причинить вред. Охранники и начальник тюрьмы так долго находились в компании заключенных, что сами стали менее человечными, чем убийцы, с которыми вам придется спать в одной камере. Вы не человек, а номер — животное в клетке, которое должно кормиться с другими животными и которое считается опасным и бесполезным.
В заключении вы, естественно, теряете свободу и становитесь членом сатанинского сообщества людей с извращенными душами. Здесь нет ни женщин, ни матерей, ни детей, ни даже кошки или собаки — здесь никто не живет. Головорезы, устанавливающие свои порядки в этом новом обществе, так же сильны и так же безжалостны, как и те, кто устанавливает порядки во внешнем мире: богачи, хозяева корпораций, полицейские. Некоторые из них захотят получить от вас сексуальные услуги в обмен на защиту от избиений. Тюрьма — самая ужасная олигархическая система на земле.
Как заключенный, ожидающий суда, вы долгое время не виделись с женой. Нет человека, который бы приласкал вас, позаботился о вас, спросил, как прошел день. Вы давно не видели своих детей. Они вырастут без вас, будут вас стыдиться, не станут упоминать ваше имя, стараясь забыть, кто вы есть. Вы пробудете в этой гнусной дыре двадцать лет, не видя первого цветения весны, не слыша пения птиц. Вы будете есть, спать и жить в отвратительном бетонном мешке. И вот прокурор говорит, что готов пойти на сделку, которая поможет вам выйти на год или два раньше. Все, что вам нужно, — запомнить, что сделал и что сказал обвиняемый, которого подселили к вам в камеру. Можете придумать какую-нибудь историю о нем? Сможете солгать? Ведь он все равно виновен. В этих каменных джунглях нужно бороться за выживание. Вы в ловушке. Вам предлагают выход. Разве вы откажетесь?
И вот теперь осведомителю (назовем его Арнольдом Макгиннисом) приходится давать показания против нас. Он подробно рассказал о том, что обвиняемый якобы признался ему в преступлении, когда они сидели в одной камере. Наш перекрестный допрос будет обычным агрессивным допросом атакующего адвоката защиты, и звучать это будет примерно так:
«Вы договорились с прокурором о сделке, так?»
— «Нет».
— «Он сказал, что поможет вам, это правда?»
— «Нет».
— «Я вижу, что вас посадили за мошенничество». (Это следует произнести, глядя в дело свидетеля.)
— «Да».
— «Вы утверждаете, что вы честный человек?»
— «Да».
— «Разве честный человек может быть мошенником?»
— «Меня подставили, а дело было сфабриковано».
— «Вы умеете врать, не правда ли?»
— «Я не вру».
— «Вы ведь лгали и раньше? Расскажите присяжным, что такое ложь».
— «Они знают, что такое ложь».
— «Нет, я хочу, чтобы вы им сказали».
— «Это когда говоришь неправду».
— «Вы профессиональный врун, не так ли? Именно за это вы сидите в тюрьме, это правда?»
— «Я не врун».
— «Вы можете ответить на мой вопрос: вы профессиональный врун? Именно за это вы сидите в тюрьме, не правда ли?»
— «Я не профессиональный врун».
— «Когда вы встречались с прокурором?»
— «Не знаю».
— «Не знаете даже этого?»
— «Нет».
— «Вас возили к нему в офис?»
— «Нет, он приезжал, чтобы встретиться со мной».
— «С ним была пара полицейских, правильно?»
— «Только один».
— «И он сказал, чтобы вы дали показания, не так ли?»
— «Это я ему сказал».
— «Вы говорили, что не заключали сделку. Но вы же ожидали что-то в обмен на ваше сотрудничество?»
— «Нет».
— «Вы сейчас лжете, не так ли?»
— «Нет».
— «Есть ли способ определить, когда вы лжете, а когда нет? Я хочу сказать, может быть, вы как-то по-особенному кривите рот, когда говорите правду?»
Такой тип допроса может продолжаться бесконечно в подобной враждебной манере. Тюрьмы забиты заключенными, чьи адвокаты вели перекрестный допрос в этом строгом, агрессивном стиле, хлеща неприязненными словами, оскалив зубы и демонстрируя готовность чуть ли не физически напасть на свидетеля.
Мы должны помнить, что присяжные — такие же люди, как и мы. Они тоже не любят лжецов и обманщиков. Но когда мы начинаем грубить и запугивать свидетеля, загнанного на место для дачи показаний, отношение присяжных может постепенно измениться так, что они не будут верить свидетелю и отрицательно отнесутся к адвокату.
Не важно, насколько низкое положение в обществе мы занимаем, насколько бедны и одиноки, насколько нас не любят, — мы стремимся занять более высокое положение. Сочувственный перекрестный допрос осведомителя может оказаться более эффективным и должен звучать следующим образом:
«Мистер Макгиннис, вы оказались в очень сложном положении».
Свидетель смотрит недоумевающе.
«Я хочу сказать, что вам грозит двадцатилетнее заключение в тюрьме».
Свидетель пожимает плечами.
«Не хочу ставить вас в неудобное положение, но это не первый ваш срок, не так ли?»
— «Да».
— «Но сидеть в тюрьме не слишком приятно, правильно?»
— «Могло быть и хуже».
— «Каково это — сидеть в тюрьме?» (Здесь используем открытый вопрос. Ответ на него не может нам повредить, отказ говорить искренне будет означать, что свидетель хочет что-то скрыть.)
