Изгнанники - Дэвид Коу

Они замечали все, что казалось им странным. Четыре года назад несколько магов, посланных Орденом к Отрогу Фелана, узнали от Неприкаянного духа Волчьего Магистра, что он и еще один Неприкаянный выследили чужестранцев благодаря необычному оружию и механическим птицам, которые были с ними.

— Они не похожи ни на что в этой стране, — объяснял Фелан, — хотя сами люди мало чем отличаются. Мы настроились на них и теперь можем не упускать из виду.

Несколькими днями позже, когда в его голове только начал складываться план построения ментальной сети, Баден подумал, что раз Неприкаянные, по словам Терона, «суть ходячие воплощения искусства магии», то, следовательно, маги, как и Неприкаянные, могут ощущать чужеродные предметы. Для проверки своей теории Баден спрятал сломанную механическую птицу в одном безлюдном переулке Амарида. Потом он поставил Радомила и Транна в противоположных концах города, и они установили между собой ментальную связь. Как Магистр и ожидал, оба мага почувствовали присутствие машины и смогли с точностью до нескольких десятков ярдов определить ее местоположение. Если новое войско завоевателей придет в Тобин-Сер, у них, несомненно, будет оружие. А раз так, Баден и его друзья смогут их выследить.

Сидя в темноте и тумане над каменистым пляжем, Магистр был, однако, уверен, что в эту ночь в Тобин-Се-ре все спокойно. Я не чувствую ничего необычного, — наконец отправил он. — Наверное, на сегодня все. Остальные маги согласились и один за другим стали покидать сознание Бадена. Последними остались Джарид и Элайна. Спокойной ночи вам обоим, — пожелал Магистр, прежде, чем оставить их наедине.

Спокойной ночи, Баден, — одновременно откликнулись они.

Баден знал, что эти двое поступились гораздо большим, чем остальные, ради сохранения ментальной связи. После исчезновения Орриса Бадену некого было поставить на его место. Правда, он и не пытался искать. После состоявшегося Собрания было бы трудно сблизиться еще с кем-то. Теперь он не знал, кого еще можно привлечь. Поэтому семеро оставшихся: Баден, Транн, Радомил, Урсель, Меред и двое юных магов — растянули стену своего сознания и сознания своих птиц еще дальше, чем прежде, до предела истощая себя и своих пернатых.

Чтобы облегчить участь остальных, Джарид и Элайна решили покинуть свой новый дом на побережье Южного Приюта, и один из них отправился севернее, а другая обосновалась на Нижнем Роге. В благодарность старшие маги договорились давать им несколько дней отдыха каждые две недели, чтобы они могли побыть вместе. Такая организация была далека от совершенства, но единственно возможна в создавшейся обстановке. По крайней мере, лето они выстояли. Все же Баден часто сетовал на отсутствие Орриса.

Как всегда, вспомнив о маге с золотыми волосами, Баден перенесся мыслями на юг. Если все складывалось благополучно, он и Барам сейчас уже должны быть на Перешейке. Но Баден слишком хорошо знал Барама, чтобы надеяться на благоприятный ход событий. В течение четырех лет, пока длились допросы, магистр мог наблюдать пугающие метаморфозы в личности чужеземца. В общем-то, с Баденом узник вел себя корректно, несмотря на все возраставшую подозрительность. Но к охранникам он проявлял откровенную враждебность. Когда же Барам стал туманно намекать на то, что некто крадет камни его камеры, Магистр понял, что рассудок уже не вполне ему подчиняется. Последний год с лишним беседы с Барамом не давали почти никаких новых сведений. Барам помнил так мало, что временами Бадену казалось — он знает Брагор-Наль лучше чужестранца.

Баден никому не говорил об этом, боясь, как бы Эрланд и его сторонники, узнав, что допросы уже бесполезны, не стали бы решительней требовать казни чужеземца. Он и подумать не мог, что Оррис заберет узника в Лон-Сер. Даже во время разговора на Собрании, когда Оррис намекнул о своем намерении что-то предпринять, самым худшим предположением Бадена было то, что Оррис похитит обломки механических птиц и попробует представить их Совету Правителей Лон-Сера. Магистр покачал головой.

— Храни тебя Арик, Оррис, — вслух промолвил он, уже не в первый раз после окончания Собрания.

Магистр устало поднялся и собрался идти к деревеньке, где он остановился. Обычно до холодов он спал под открытым небом, в лесу или в поле. Но в этом году похолодало рано, к тому же он никак не мог привыкнуть к влажному приморскому климату. Он печально усмехнулся.

— Наверное, я просто старею, — обратился он к Го-ливу. Белый филин мигнул, но никак не ответил.

Однако, сделав пару шагов, маг заметил зеленоватое свечение в ровном оранжевом сиянии церилла. Он вновь улыбнулся, поняв, чей это цвет. Он был сильно утомлен, да и час был поздний, но все же он остановился и с радостью приготовился ответить на призыв Сонель.

Тебе уже пора спать, — мягко пожурил он ее.

Не могу заснуть. И я почувствовала, что ты еще не лег. — В ее мыслях отчетливо чувствовалось напряжение.

Что случилось?

Сегодня приходил Эрланд.

Да уж, этот кому угодно испортит весь день, — сообщил он и почувствовал, что она улыбнулась. — Но ведь он служит в лесах севернее Лариана. Думаю, он нередко тебя навещает, — продолжил он после короткой паузы.

Так и есть. Но сегодня он представил мне официальный ответ на твой доклад о Бараме. Я еще не успела его внимательно прочитать, но после беглого просмотра поняла, что это просто очередная нападка на тебя и прежнее требование казнить Барама.

Баден тихо засмеялся.

А чего ты ожидала?

Да нет, — ответила Сонель, — ничего. Но что-то в тоне ее сообщения заставило его похолодеть.

В чем дело, Сонель? — потребовал он ответа. — Ты чего-то не договариваешь?

Премудрая колебалась.

Ты правильно сделал, Баден, что сохранил Бараму жизнь. Благодаря ему мы многое узнали. Хоть тебе и пришлось за это дорого заплатить, но ты был прав.

Итак? — поторопил ее Баден, чувствуя, как при упоминании о чужестранце учащенно забилось сердце. Сонель снова медлила. — Говори же. — В его сообщении отчетливо слышалась мольба.

Но он ведь уже рассказал тебе все, что знал. Ты сам говорил, что обеспокоен его поведением, что он многое забывает и странно себя ведет…

Но ты же не сказала об этом Эрланду? — перебил ее Баден.

Конечно нет! — возмутилась она. Он понял, что глубоко оскорбил ее этим вопросом. Довольно долго они молчали.