Миссия в Ташкент - Фредерик Бейли

При этих обстоятельствах правительство разработало регламент потребления для каждой возможной вещи, который они опубликовали. Из него мы узнали, что женщины, как ожидается, будут использовать три носовых платка в год — мужчины ни одного!

Все деньги в банках были национализированы. Теоретически люди с маленькими вкладами — ниже пяти тысяч рублей (пятьсот фунтов при довоенном курсе) — могли снимать маленькие суммы для расходов на проживание. Люди с вкладами более пяти тысяч рублей считались буржуями, и деньги были все конфискованы. Первоначально страховки до десяти тысяч рублями были оставлены, но позже и они также были отменены.

Одна вещь поразила меня своей необычностью, это то, что большинство людей хранило крупные денежные суммы в царских деньгах у себя дома. Это, конечно, тщательно скрывалось, но я не думаю, что при аналогичных обстоятельствах мы в Великобритании оказались бы с такими крупными денежными суммами в доме. Возможно, это был некий врожденный страх перед беспорядками, от которого мы в нашей стране избавлены. В Индии по этой же причине поглощается большое количество серебра в валюте каждый год. В 1916 году у богатого землевладельца на севере Индии было выкопано и украдено из его тайника шестьсот фунтов в золоте. Я сказал ему, что он должен был предоставить эти деньги правительству для войны. Он ответил, что подписался на весьма большой военный заем, но добавил, что «человек должен же что-то и припрятать».

Однажды, когда я пил чай со своими друзьями в их небольшом саду терьер, к очень большому замешательству своего хозяина, принес ему пакет «Николаевских» денег, который он только что выкопал; их владельцу, если об этом стало бы известно властям, грозило заключение и, возможно, смертный приговор как «спекулянту»!

В своем поиске денег правительство вымогало то, что называлось «контрибуции». Это были денежные суммы от пяти до десяти тысяч рублей, которые люди, у которых, как полагали, были деньги, должны были заплатить. Методом требования был арест ряда таких людей и размещения их вместе в одной камере в тюрьме. Затем их вызывали одного за другим, и раздавались выстрелы, которые слышали оставшиеся. Обычно этих людей не расстреливали все это было просто игрой, имитацией, чтобы убедить людей отдать припрятанные деньги. Три человека, однако, на самом деле были застрелены садистом Толкачовым, который в наказание был временно отстранен от работы! Есть одна ужасная история, связанная с этой скотиной. Он расстреливал одного человека, с которым был в дружеских отношениях, этот человек попросил Толкачова убить его сразу с одного выстрела, но Толкачов сделал шесть.

Названия многих улиц в Ташкенте были изменены на имена героев революции. Появились улицы «Ленина», «Карла Маркса», «Энгельса», «Коммунистическая» и другие подобные имена. В Сквере в центре города стояла прекрасная бронзовая статуя генерала Кауфмана.[53] Он командовал русской армией, захватившей Ташкент в 1865 году.[54] Генерала поддерживали два солдата, один трубил в горн, другой водружал знамя. Были также таблички с указанием дат его побед и дат занятия основных городов Туркестана. Этот памятник[55] был бельмом на глазу у советских властей, поэтому первого мая эту статую задрапировали зеленой растительностью, красными флагами и портретами Ленина, Карла Маркса и большевистских «мучеников», расстрелянных Осиповым в январе.

Глава XIV

Весенняя активность

27 марта из Ташкента в Москву был послан специальный поезд с иностранцами, желавшими покинуть страну.

Я сожалел, что расстался с некоторыми друзьями, хотя я и не видел большую часть из них в последнее время. Самой большой потерей была потеря Тредуэла, который находился на постоянной связи со мной, и чья поддержка и содействие имели большую ценность и подбадривали меня, и на чью, возможно, неоценимую помощь, я рассчитывал в случае ареста.

Жизнь аккредитованного консула в советской России не была легкой. Тредуэл был арестован 15 октября 1918 года наряду со мной и другими гражданами стран союзников по Антанте. Он был под стражей пять часов, после чего, по требованию приехавших Цирюля, Колесова и Дамагацкого, его немедленно освободили и принесли извинения.

Он был снова арестован 26 октября и был препровожден по улице в ЧК для допроса. Затем он просидел под строгим арестом пять месяцев. В течение первых двух месяцев он находился непрерывно в своей квартире. Но после этого ему разрешили выходить на улицу по делам с охраной, идущей у него по обеим сторонам. Я сам однажды видел его, идущим подобным образом, и хотя мы прошли мимо друг друга плечом к плечу, мы даже мельком не обменялись с ним приветственными взглядами.

Во время «Январских событий» его снова забрали, и он находился под угрозой расстрела. Его охранники сделали слабую попытку помешать этому, но прекратили вмешиваться под угрозой применения ручной гранаты. Его похитители сказали, что ему не нужно пальто, так как место, куда его поместят, будет достаточно теплым! И он может не беспокоиться о еде.

Ему сказали, что его расстреляют в шесть часов утра. Незадолго до этого часа он услышал снаружи шаги ног, и потом дверь его камеры открылась. Он подумал, что это был конец, но это был Цирюль со своими милиционерами, которые силой забрали его у тюремных надзирателей и препроводили его назад в его собственную квартиру, где они и охраняли его до тех пор, пока не прошла непосредственная опасность. В полном смысле слова ужасный жизненный опыт.

Только однажды у меня появилась возможность поговорить с ним, и это было накануне его отъезда. Я подошел в сумерках к черному ходу позади его дома, и он выскочил во двор, где у нас состоялась с ним приблизительно двадцатисекундная беседа на улице; затем он поторопился вернуться назад, прежде чем два его охранника заметили его отсутствие.

Его поездка домой была весьма богата событиями. Он объединил усилия с капитаном Брюном и шведами из Миссии, которая занималась помощью военнопленным. Он и швед готовили для всей компании на маленькой жаровне. У него было много полезной информации о ситуации в Туркестане, и ему удалось отослать ее своему правительству через Сибирь на тот случай, если бы с ним что-нибудь случилось во время его путешествии по России. Пойди дела в России по-другому, его информация и отчеты нашли бы очень большое применение в торговых отношениях его великой страны с Россией.

При приезде в Москву он еще находился в течение двадцати четырех часов под строгим арестом на железнодорожной станции. Затем он был освобожден, но находился под неусыпным надзором чека, и ему стоило немалых усилий освободиться из-под их опеки, в то время когда он передавал сообщения от своих друзей в Ташкенте их друзьям и родственникам в Москве, не имевших о них вестей в течение восемнадцати месяцев.