Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня же пришлось ехать относительно недалеко – в дом недалеко от станции метро "Академическая". Хорошо, что заранее посмотрел по навигатору, где были указаны детально все дома, да и то поначалу повернул не туда. Казалось бы, все точно объяснили, и по карте заранее посмотрел, даже схему распечатал, но все же нужный подъезд нашел не сразу. Дверь открыла жена больного. Оказалось, что у того был тяжелый обструктивный бронхит, выраженная одышка и сердечная недостаточность. Этот пациент курил всю жизнь по две пачки в день и теперь задыхался даже в покое. Редко бывает, что легкие выдерживают такое количество сигарет, но в большинстве случаев формируется обструктивная болезнь легких. Теперь сделать что-то радикальное было сложно. Борисков посидел, поговорил, послушал легкие, сделал назначения, получил деньги и ушел.
Как-то Борискову довелось посещать на дому некоего миллионера Фридлянда. Оказывается, тот заехал в поликлинику, но ему не понравилось находиться там среди других больных, соскоб на анализ у него забрали, а Борискова попросили посмотреть пациента на дому. Борискова забрали утром от самого дома, повезли на Фурштадскую улицу, там из машины позвонили охраннику в подъезде. Тот открыл подъезд и уже оттуда позвонил охраннику на площадке второго этажа. Когда Борисков поднялся пешком на второй этаж, охранник, видимо находившийся в соседней квартире, куда была распахнута дверь, его уже ждал на лестничной площадке, и уже сам позвонил в квартиру Флидлянда. Дверь открыла, видимо, его жена – молодая, очень красивая женщина в домашнем халате. В огромной прихожей были узорные полы, Борисков переодел там обувь и вымыл руки в такой же огромной, как и прихожая, роскошной ванной комнате. Затем его проводили в кабинет. Кабинет представлял собой огромный и длинный зал, с камином и каменными львами по обеим сторонам его, но в целом как казенно и довольно безвкусно обставленный. Какое-то время он ждал, пока откуда-то из глубины квартиры не появился сам заспанный и босой сам Семен Аркадьевич Флидлянд. Выглядел он просто ужасно. Вид у миллионера была такой, будто он только что вернулся от пивного ларька. Зубов у него не было вообще ни одного – все выдернули, а протезы никак не могли вставить из-за внезапно возникших во рту язв. Затем и послали за Борисковым. Борисков вынул уже готовый анализ, который ранее взяла у больного медсестра, и стал смотреть, спрашивать, потом назначил лекарство. Фридлянд жаловался ему, что не мог давеча на банкете съесть бутерброд с черной икрой, которую очень любил.
– Все надо мной смеялись: "Сема, а ты корочку оборви и мякоть с икоркой пососи!"
Потом он попросил:
– Доктор, вы только выписывайте мне самое лучшее, самое дорогое. Никаких дешевых лекарств, и главное, чтобы только не попасть на подделки.
Подделки препаратов случались и являются головной болью для врача. Нередко они стоили так же дорого, как и настоящие, и отличить одно от другого было практически невозможно. Больной мог прийти и сказать, что ему ничего не помогает. И ты должен думать, что это: неудачно выбранный препарат, или же подделка? По большому счету сделать с этим Борисков ничего не мог. Поэтому он назначал только те средства, которые знал, и которые заведомо и обычно помогали.
У Флидлянда еще было какое-то подозрительное пятно на спине. Борисков не знал, что это за пятно, и сказал, чтобы вызвали дерматолога. В беседе проскочила фраза, что где-то они не так давно купались в океане. Это почему-то застряло в памяти.
Проезжал по Лесному. Тут же вспомнил, как однажды смотрел тут на дому очень старую, почти столетнюю женщину. Социальное состояние ее можно было определить как одиночество во времени. Абсолютно все ровесники ее уже умерли. Дети – уехали за границу – в Израиль и в Америку. Они постоянно предлагали ее забрать туда, но эта женщина с сестрой (той, оказалось, было всего-то только восемьдесят восемь) не соглашались. Повсюду в доме лежали распечатанные конверты из-за границы. Зрение, конечно, их подводило – обе плохо видели, а старшая так вообще была почти совсем слепая и поэтому из дома не выходила. Борискова же вызвали по проблеме слизистой полости рта и тяжести в желудке. Женщину беспокоило нарушение вкуса, жжение и сухость во рту. "Доктор, неужели мне теперь всю жизнь жить с этим?" – спросила она. Борисков не нашелся, что ей на это и ответить.
Вдруг начались звонки мобильного и притом в самом неудобном месте – прямо на Литейном мосту. Отвечать Борисков не стал. Звонки могли быть всякие: и по делу и просто могли просить купить хлеба по дороге (тут же и вспомнил про заказанную картошку). Мост обычно в это время проскакивал без задержки, а сегодня встал и тут: под моросящей смесью снега и дождя регулировал движение знакомый гаишник лейтенант Валерка Белов – видимо, ждали проезда начальства. Какой-то дед на "москвиче" выдвинулся вперед, Валерка так ему что-то крикнул, что даже Борисков сам у себя в машине ужаснулся и решил не высовываться, – настолько у Валерки было страшное и злобное лицо. Образовалась пробка, хотя вроде бы и поздно было по времени. Осталось-то ехать десять минут до дома. На Фонтанке опять встали сразу за мостом, что напротив цирка. И потом опять была пробка на пересечении Невского и Фонтанки – уже в обратном направлении к дому, пусть и не столько длинная, как днем. Еле-еле, но двигались, хотя быстрее было дойти пешком. Надо начать ездить на метро. Впрочем, многие автомобилисты ворчат, а ведь все равно ездят. Один знакомый Борискова в метро не был наверно лет пятнадцать. Он считал, что в метро страшно. Кто-то ему сказал, что если на тебе хорошая приличная одежда, ее обязательно специально испачкают. Так и живет. Если своя машина у него ломается – он голосует "тачку", берет
