Закон бумеранга (СИ) - Шнайдер Анна

— Причина? — я скептически хмыкнул. — Хочешь поиграть в психолога, поискать в моих поступках что-нибудь родом из детства? Вариант, что я просто кобель, тебя не устраивает?

— Не устраивает, — она помотала головой. — Не бывает поступков без причины.

— Но и искать в них какую-то психологическую травму тоже не обязательно. Марин, я уже говорил тебе, и не раз, что не осознавал ответственности. Я на тот момент ещё не повзрослел для того, чтобы просчитать последствия своих поступков. И перекладывал своё отношение к ним на тебя. У меня… — Я на мгновение замолчал, не зная, как сказать об этом так, чтобы в очередной раз не задеть Марину. — У меня эти бабы нигде не задерживались, особенно в голове, и я считал, что это просто не важно. А раз для меня не важно, то и для тебя тоже. Ну, можешь назвать меня в то время эмоциональным инвалидом — отчасти будет справедливо. Я не умел думать о том, что ты почувствуешь, если узнаешь. И научился, только когда ты узнала на самом деле. И то не сразу — поначалу просто испугался, что ты от меня уйдёшь. Это всё не делает мне чести, разумеется. Я был морально незрелым человеком, к тому же полнейшим эгоистом. Но тебе надо прекращать об этом думать, Марин. Хватит. Нет в случившемся твоей вины, ты замечательная женщина, мне не в чем тебя упрекнуть. Ты же ещё и поэтому спросила, да? Перебираешь в голове варианты собственного несовершенства? Думаешь, что-то недодала мне, раз я на стороне решил добирать? Забудь об этом. — Я постарался вложить в свой голос как можно больше чёткости, чтобы убедить Марину. — Ты ни при чём. И ушёл я сейчас не потому, что сдался или больше тебя не люблю, я это тоже говорил. Я хочу, чтобы ты перестала мусолить ситуацию из прошлого в своей голове и определилась, нужен я тебе или нет. Да, я изменился, но то, что было, я стереть не смогу. Оно навсегда останется и в твоей, и в моей памяти.

Я выдохся и замолчал.

Фиг знает, зачем Марина завела этот разговор. Опять накрутила себя за неделю? Но по какому по…

— Саш… а если я беременна… не от тебя? — спросила вдруг Марина настолько тихо, что я едва расслышал её тонкий и почти безжизненный голос. — Что тогда?

Мне показалось, что в комнате внезапно исчез весь воздух.

Я словно вдруг оказался в центре мирового океана — там, где давление водной массы уничтожает за долю секунды.

91

Марина

Несмотря на то, что в гостиной было темно — всё-таки почти полночь, а никакой свет я не зажигала, — я тем не менее заметила, что Сашка за мгновение стал белым как полотно.

Я тут же пожалела о сказанном.

Зачем я вообще… Хотя понятно зачем. Весь день места себе найти не могла, ещё и из-за неизвестности. Я ведь не знала точно, беременна или нет. Может, это гормональный сбой какой-то? Или киста фолликулярная, она тоже цикл задерживает ого-го как. Надо было скорее делать тест, но где я его возьму на даче свёкров? Единственный человек, которого я могла бы попросить купить тест, — Лиза, но она в город собиралась только в воскресенье. Не Сашку же просить…

Вот я и маялась с самого утра, холодея при мысли о том, что на самом деле беременна. Я точно помню, что, когда по глупости и беспечности ездила с Антоном на дачу его друзей на майские праздники, мы не предохранялись. Точнее, предохранялись, но дедовским методом — прерванным половым актом.

А ведь с Сашкой у меня тоже был секс, но две недели спустя — как раз за несколько дней до начала нового цикла. Получается, что тогда я уже была беременна? Или у меня просто была поздняя овуляция, а забеременела я на самом деле в середине мая от Сашки?!

Я едва не рыдала, думая обо всём этом, и смертельно жалела, что связалась с Антоном. Дура! Если бы я знала, что буду вот так сидеть и гадать, от кого беременна, я бы в жизни на подобный аморальный поступок не решилась. Нельзя изменять мужу! И то, что ранее он обидел меня, не давало мне права на ответную измену.

Предательство ничем нельзя оправдать. Не хочешь больше жить с человеком — уходи, но не предавай его. Себя погубишь вернее и быстрее, чем станет легче.

Ближе к вечеру, когда приехал Сашка, я даже взмолилась: Господи, пожалуйста, пусть лучше что угодно, только не беременность от Антона! Сашка ведь тогда точно отвернётся от меня. Кто будет терпеть подобную дичь?!

Я хотела во всём ему признаться. Сидела, ждала в гостиной, когда Сашка выйдет из детской, и ужасно нервничала. Изгрызла себе все губы. А он не выходил так долго, что я уже начинала думать — муж уснул там, рядом с Викой и Дашей.

Вышел. И я струсила. И вместо признания спросила какую-то ерунду.

А Сашка ответил… И отвечал так долго, серьёзно и проникновенно, что я неожиданно подумала…

Если он простил мне наличие Антона, может, простит и беременность от него?

И ляпнула.

Сашка моментально побелел, глядя на меня с таким ужасом, что я вновь перепугалась. Марина, где твои мозги? Ладно бы ты ещё завела этот разговор после теста на беременность, но ты ведь не знаешь точно! Зачем сейчас-то Сашку пугать? Вновь проверяешь его, что ли? Да сколько можно!

«Нет, не проверяю, — ответила я самой себе. — Просто не знаю, что делать. И боюсь ужасно».

Не этого я хотела, когда спала с Антоном. Совсем не этого…

Сашка, уже почти вышедший из гостиной, вернулся к застеленному Анной Викторовной дивану и даже не сел — рухнул на него, продолжая смотреть на меня вытаращенными глазами.

— Ничего этого нет, — сказала я поспешно. — Это просто вопрос. Теоретический.

Губы мужа дрогнули в нервной усмешке.

— А, ну да. Я так и понял. Теория, значит… Тогда я тоже теоретически отвечу, да? Или тебе не нужен мой ответ?

— Почему не нужен — нужен, — пробормотала я, чувствуя, как щиплет глаза. Только бы не расплакаться! Сашка тогда сразу поймёт, что ничего я не теоретически, а вполне себе практически. Да, точно пока неизвестно, но вероятность всё же огромная.

— Во-первых, аборт тебе делать нельзя, — вздохнул Сашка, на мгновение закрыв глаза. Он по-прежнему был бледен, как умирающий. — Ни в коем случае. Ты потом себя сожрёшь за подобное, по психике ударит будь здоров. Никакой брак не стоит жизни ребёнка. Тем более наш — разрушенный почти до основания.

Я всё-таки заплакала.

Сидела и чувствовала, как по щекам потоком текут слёзы, попадая в рот — и внутри сразу стало солоно, будто я глотнула свежей крови.

Но в комнате было темно, да и звуков я не издавала… Может, Сашка не заметит?

— Во-вторых, — продолжал муж тихо и глухо — как будто его что-то душило, мешая дышать, — не вздумай задавать такие теоретические вопросы ни моей маме, ни Лизе, ни кому-либо ещё. Они ничего не должны знать!

— Почему? — В голос всё-таки прорезался всхлип.

— Не плачь, — произнёс Сашка строго, и я заметила, что он сжал ладони в кулаки. Как будто хотел подойти и обнять меня, но сдерживался. — Слезами тут не поможешь. Что касается твоего вопроса… У любого человека есть предел терпения. Я очень сомневаюсь, что мама и остальные смогут это принять. Не хочу, чтобы тебе было больно, Марин. Не надо им говорить. Ты беременна от меня — и всё.

— Но как? — вновь всхлипнула я и скривилась. — Они не смогут принять — а ты сможешь, что ли? Тебе ведь ещё сложнее!

— Сложнее, — буркнул Сашка, и я, несмотря на сумрак, увидела, как сильно он нахмурился — до двух глубоких морщин на лбу. — Не то слово. И сейчас я не готов дать тебе ответ, даже теоретический. Мне надо подумать. И это в-третьих.

— О чём ты будешь думать? — вздохнула я и потёрла ладонью мокрые глаза. — Тут всё и так понятно. Если раньше наш брак был разрушен почти до основания, то эта беременность даже фундамент снесла.

— Я не знаю, — упрямо повторил Сашка, по-прежнему хмурый и бледный. — Говорю же — мне надо подумать. Возможно, я действительно не смогу с этим примириться. В любом случае исполнять родительские обязанности я буду, иначе это станет слишком болезненным для всех нас, в том числе для Вики и Даши. Представляешь, что они подумают о тебе, когда вырастут? Не надо нам этого.