Гибель волхва. Варвары - Геннадий Осетров

Лог отвел глаза от шлема, снял со стены лук. Вдвое больше обычного, игриво изогнутый, тугим был этот лук. Но руки мастера, мнущие железо, легко справлялись с ним. Он натянул и спустил тетиву, скрученную из воловьих жил. Басовито растекся по кузне натужный гуд. Лог посмотрел на пучок приготовленных стрел, больше похожих на мелкие копья. Их наконечники на тростниковых древках выглядели необычно: в половину ладони, трехлопастные, тяжелые, отлитые из крепчайшей бронзы. Захотелось выйти на волю и еще раз спустить тетиву, проследить, как выпущенная страшной силой уходит в поднебесье фуркающая стрела, чтобы обогнув гигантскую дугу, точно всадиться в цель. За двести лошадиных махов улетала она, не отклоняясь. Три лопасти поддерживали в воздухе полет стрелы, не давая отклониться от прицельного лета. Все учел мастер. И соотношение веса наконечника к длине древка, и пружинный изгиб лука. А сколько форм расколотил он, сколько забраковал отливок, пока не получил единственно верный наконечник! Теперь, имея такое оружие, можно будет расстреливать врага на недоступном для него расстоянии. А если вооружить им самых искусных лучников?

За стенами кузни раздавались стук молотков, сипенье мехов, раздувавших медеплавильные печи, людские крики. Там, под открытом небом, трудились подручные Лога. Плавили медь из руды доставляемой от Рипейских гор, тянули из нее проволоку, отливали заготовки, плющили и ковали железо. Внезапно шум смолк, послышались чьи–то тяжелые шаги, и в кузнице появился Скил.

– Пришел взглянуть лук, – сказал он, подходя к Логу. – Как бьет?

– Какой я стрелок, – мастер вздернул плечом. – Стрела летит далеко, не виляет.

Скил взял лук, долго вертел в руках. Потом принял стойку для стрельбы, попробовал натянуть тетиву, но опустил ее, удрученно покрутил головой.

– Пальцы слабы, – признался он. – Ладный лук, а стрелки найдутся.

Взгляд Лога невольно задержался на руке Скила, и он понял причину слабости пальцев старейшины царских скифов. Не только лицо, но и рука его была когда–то разрублена. Теперь только синий шрам, опоясывающий кулак, напоминал о страшном разрубе.

Старейшина перебирал стрелы, крутил головой, причмокивал. Лог пояснял.

– Говоришь, не устоит и панцирь? – засомневался Скил. – И щит не всякий?

– Испытал, пробивает, – заверил Лог.

– Царю надо показать. Сегодня же, – решил старейшина. – Теперь, как с Табити? Будет война или не будет, но весной мы отпразднуем возрождение богини. Так всегда было и так будет. Даже в войну.

Скил прошел в угол кузни, остановился перед верстаком. На нем что–то громоздилось, накрытое смоченным в воде куском холстины.

– Делать Табити я не начинал, – ответил Лог. – Глине надо отлежаться, тогда она натянет в себя крепость. Делать сейчас – до весны рассыплется. А это… Не надо смотреть старейшина!

Но Скил уже снял тряпку, нагнулся, разглядывая, тут же выпрямился изумленный прищур посмотрел на Лога. Под холстом вместо символической фигуры женщины, олицетворяющей небесную богиню Табити – хранительницу скифских очагов, глиняную статую которой каждую весну водружали на кургане, чтобы она, вышедшая из земли, вновь ушла в нее, пробудив землю к новой жизни, – вместо нее на Скила смотрела Ола. Сходство было велико. Скил не удержался – скользнул по изваянию пальцем.

– Разве она богиня? – спросил он глядя на палец. – Разве ты не знаешь, что мы не эллины и не выставляем своих вторых голов на посмешище?

– Знаю, – ответил Лог. – Но я жалею, что не могу высечь ее из белого камня–мрамора, как умеют эллины.

Долго и молча стоял старейшина перед бюстом Олы. Какие мысли бродили у него в голове, по лицу прочесть было нельзя. Лог топтался поодаль, ждал, что будет. Наконец Скил глухо произнес:

– Не подобает и думать занимать место богов. Это опасно. Убери.

Сказано было таким тоном, что Лог немедля взял молоток и направился к бюсту.

– Не сейчас! – бросил Скил. – Когда будешь один. По мне пусть бы стояла хоть в кузне, хоть у царского шатра. Беда, что люди не поймут. Агай первым разъяриться. Бери стрелы и лук. Покажешь владыке.

Он тяжело развернул свое широкое тело к выходу.

– Старейшина! – окликнул его Лог.

Скил обернулся. Мастер был бледен, голос его осекался. Он все еще стоял с молотом в руках. Скил дал ему знак бросить молоток и взять лук. Мастер взял, как во сне подошел к нему.

– Как живая! – Скил ткнул пальцем в сторону бюста. – Зачем же сразу – ломать? Получше прячь и работай тайно. А белый камень – мрамор… есть неподалеку.

Мастер глядел на него изумленно. Скил пожевал ус и, что–то вспомнив, подтолкнул Лога к выходу.

– Идем скорее, надо успеть проводить царевну. Владыка отправляет ее на Борисфен к порогам. Скоро тут будет опасно.

– Старейшина! – воскликнул Лог. – Ответствуй! Слова твои добрые, идут от сердца ли? Один я в мыслях своих, и не на кого опереться. Добрым ли занимаюсь и нужным ли?

– Я тоже один остался с мыслями своими, – строго ответил старейшина и замолк.

Только когда сели на коней и выехали в улицу, Скил хорошо улыбнулся, хлопнул мастера по спине.

– Нужным и добрым ты занимаешься. Стой на том, не ломайся.

И страшно гикнул, посылая коня в намет.

Все было готово к отъезду дочери Агая. Несколько повозок ждали у шатра, нагруженные богатым скарбом царевны. Сама она находилась в кибитке, установленной на шестиколесной телеге. Сопровождали ее служанка, повар и конюший. Сотня всадников сидела на крепких конях – личный конвой Олы.

Агай стоял, потупившись. Царь чувствовал себя больным и поэтому надел простую, но теплую баранью рубашку, а ноги всунул в унты из искристых понтийских бобров. Кун суетился у жаровни, дул на угли. Агай держал руки над самым жаром, но согреться не мог. День выдался пасмурный, с моря тянуло промозглым туманом, знобило.

– Пусть трогают, – невнятно распорядился Агай, жамкая костлявыми пальцами над жаровней.

Кун поднял от углей подрумяненное лицо, замер, не поняв приказа. Царь встретился с его взглядом.

– Не вижу Скила, где он? Пусть проводит царевну.

Начальник стражи вскочил, косолапя, бросился к коню. С ходу, чуть присев, прыгнул в седло, развернул вороного, но с места не тронулся: прямо к шатру мчались Скил и мастер. Агай тоже увидел их, хмуро поджидал.

Скил подлетел, бросил повод воину, спрыгнул на землю.

– Царь! – зычно заговорил он. – Мастер достоин награды!

И подал Агаю лук и стрелу.

Царь оживился, рассматривая то и другое.

– Пусть покажет, – он кивнул на Лога. – Так ли это хорошо.