Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер

Только к концу приема муффий, казалось, заметил их присутствие и оживился:

— Мессиры кардиналы, а не преступаете ли вы одного из фундаментальных догматов церкви?

Прелаты в делегации незаметно напряглись, осознав, что, придя в самое сердце Башни муффиев, они рискнули ступить на враждебную территорию и что теперь нет ни единой преграды, что защитила бы их от неблагосклонности понтифика.

— Не сомневаетесь ли вы в непогрешимости верховного представителя Крейца в сих дольних мирах?

Лица онемевших визави, страшно побледневшие под слоем пудры и двумя обязательными локонами, явно развлекали муффия.

— Вы настойчиво оспариваете назначенные нами трибуналы и приговоры лицам, проникших в наши апартаменты с целью убить нас? Вы что, поощряете свою паству покушаться на Пастыря церкви Крейца?

— Дело не в этом, Ваше Святейшество, — пробормотал кардинал де Мишо, глава дворцовой службы по связям с общественностью и голографическим публикациям. — Венисийское население воспринимает эти приговоры и казни без надлежащего судебного разбирательства как отказ в правосудии. В законах говорится, что любой обвиняемый имеет право на публичную защиту.

— Мы не припоминаем, чтобы вы проявили такое же сострадание к даме Сибрит, кардинал де Мишо, — поддел его муффий. — Вы даже были среди самых яростных ее обвинителей.

— Процесс дамы Сибрит был публичным и беспристрастным…

— Конечно, конечно… Но что толку погружаться в тщетные и бесплодные распри? Мы, Муффий Церкви, полагаем, что миссия этих чрезвычайных трибуналов — предотвращать нападения на нас. Любое противление этому решению, скрепленному печатью безупречной непогрешимости муффия, рассматривается как вероотступничество. Нам предстоит еще многое сделать, и мы искренне надеемся, что в этом убедятся все — как при дворе, так и среди духовенства. Передайте эти слова тем, кого это может касаться. Наш прием окончен.

И с этим они удалились в сопровождении осгоритов, испытывая равно облегчение, что вышли живыми с аудиенции, которая могла превратиться в смертельную ловушку, и крепнущее стремление как можно скорее избавиться от Маркитоля. Там, где провалились ментальное убийство, стирание, интриги, покушения и переговоры, оставалось еще одно решение: грубая сила. На этот счет они уже получили гарантии от сенешаля Гаркота и старших офицеров Междупола. Еще из хорошо информированного источника стало известно о личной поддержке этого плана императором Менати. Евнухи из Большой Овчарни, возмущенные исчезновением брата Жавео Мутевы и неподчинением маленького кардинала, которого они посадили на трон, пообещали открыть силам порядка секретные дворцовые галереи.

— Имперская армия вторгнется в дворец 11-го цестиуса, Ваше Святейшество, — сказал Мальтус, шеф-садовник. — На вторые сумерки.

— Вы уверены?

— Мои люди точны.

— Можно ли доверять вашим людям?

— Эту сеть создавал ваш предшественник, Ваше Святейшество. Экзархи, викарии, стража, полицейские, слуги, камеристки — все они с Осгора… Пока правил Двадцать четвертый, они его ни разу не разочаровали.

— Как они избегают ментальной инквизиции?

— Двадцать Четвертый где-то раскопал технику ментальной защиты, которую передал агентам сети. Вы наверняка ее знаете: набор из двенадцати символов, которые достаточно просто запомнить, чтобы вокруг ума выстроился непроходимый защитный барьер. Каждый осгорит, прежде чем влиться в сеть, заучивает символы. Мы все колдуны, Ваше Святейшество! Мы проклятые еретики!

— Спергус Сибар, бывший… друг сеньера Ранти Анга, был, кажется, осгоритом. Он тоже из вашей сети?

Муффий отчетливо заметил, как сжались у шеф-садовника челюсти. Тьму, заполнявшую огромный библиотечный зал, нарушал свет одного-единственного светошара..

— Спергус Сибар…  самое наше болезненное поражение, — полным печали голосом проговорил Мальтус. — Мы знали о сексуальных пристрастиях повелителя Сиракузы, но откуда нам было знать, что Спергус, которого мы толкнули на его ложе, влюбится в него. Юный Сибар не только отказался предать Ранти Анга, но уже сама эта связь стоила ему жизни. Он был приговорен к пыткам на медленном огненном кресте.

— С тех пор прошло почти двадцать лет. Вы всего лишь стали инструментом его судьбы, Мальтус.

— Может быть, но я в жизни не сниму с себя вины. Мы не имели права втягивать мальчишку в наши дела…

Главный садовник поднялся со скамейки и повел плечами и шеей, словно хотел избавиться от навалившихся на него мрачных мыслей.

— Но довольно о прошлом, — сказал он. — Мы до сих пор не знаем, где прячутся два воина безмолвия, которые пытались добыть криокоды ваших четырех квартирантов. Эти люди привыкли жить скрытно и не оставлять следов.

— Однако нам любой ценой нужно связаться с ними, прежде чем междупол и притивы захватят епископский дворец. Мы не можем организовать нашего отхода, пока не реанимируем крио. И у них пока только два кода из четырех…

— Ошибаетесь, Ваше Святейшество: два кода, которые они украли, — фальшивки, приманки. Ловушка, расставленная сенешалем.

Зуд в груди не беспокоил муффия с тех пор, как он выслушал посмертное послание от своего предшественника, но все же сейчас маркинатянин машинально помассировал солнечное сплетение — жест, выдавший озабоченность услышанным:

— Где же настоящие?

— Сенешаль Гаркот держит их при себе. Один из наших агентов, поставщик Императорского дворца, видел, как он вытаскивал четыре белых сферы из внутреннего кармана своего бурнуса.

— Вы уверены, что эти те сферы?

— Почти наверняка: чего ради сенешаль хранил бы подделки? Если бы не наблюдательность этого поставщика, никто бы вовек не узнал о подмене.

— Выйдет ли их у него забрать?

— Он никогда не спит, Ваше Святейшество, а поскольку скаиты не потеют, бурнус он меняет только по случаю официальных церемоний. В любом случае, даже если представить, что кому-то удастся украсть у него коды, во дворце будет быстро поднята тревога, и бедолагу арестуют прежде, чем он доберется до ворот парка.

Барофиль Двадцать пятый отошел на несколько шагов к стеллажу, рассеянно поглядывая на корешки древних бумажных и микропленочных книг, попавших в лучи светошара.

— На такой трюк способны только те, кто перемещается силой собственной мысли, — хмуро сказал он.

— Ни вы, ни я не способны, Ваше Святейшество. А вот воины безмолвия…

— Значит, возможности связаться с двумя людьми, материализовавшимися прошлой ночью в императорском и правительственном дворцах, нет?

— Один из них был двенадцатилетний ребенок, Ваше Святейшество, а другого, судя по всему, задело крио-лучом.

— Даже если у них были препараты для реанимации, они не могли уйти слишком далеко: на восстановление после криогенного удара нужно пять дней.

— На них действуют такие же законы физиологии, что и на нас?

Муффий резко развернулся и с жаром вперился взглядом в шеф-садовника.

— На этот вопрос я ответить не в силах, но не сомневаюсь, что они не покидали Венисии. Они не подозревают, что завладели подделкой, и, вероятно, готовятся к попытке добыть два последних кода. Мобилизуйте всех своих информаторов, Мальтус! У нас чуть меньше двух дней, чтобы их найти!

— Ваше Святейшество, неужели мы должны подвергнуть опасности всю сеть только чтобы вытянуть из ледяных снов четверых замороженных? Не лучше ли посвятить все силы подготовке к вашему отходу?

— Если мы не разбудим этих четверых, Мальтус, в опасности окажется все человечество!

Осгорит серьезно кивнул и взглянул на волновой детектор, который стоял рядом с ним на деревянном столе, на потухшие глазки его никтронных ламп.

— Вы знаете что-то такое, чего не знаю я, Ваше Святейшество…

Солнце Розовый Рубин еще не взошло, но его лучи начинали подкрашивать пурпуром небосвод, где еще лениво нежились несколько островков ночи. В коридорах императорского дворца кипела жизнь. Навстречу придворным грандам, удалявшимся на заслуженный отдых, спешили принимающиеся за работу слуги. В церемониях столь же загадочных, сколь и нелепых, стражники первого дня сменяли стражников второй ночи, и по мраморным плитам клацали каблуки их высоких золоченых сапог. По кулуарам бродили церемониймейстеры с глубокомысленными минами людей, вертящих всей жизнью остальных современников. Меж колонн небольшими разрозненными группами кочевали придворные старухи — старейшины этикета, ухмыляясь и перешептываясь под утренним макияжем — единственным, что оставалось у них свежего. Их приглушенные голоса доносились до потолков, украшенных фресками Артибанических Войн. Старухи выглядели так, будто всю вторую ночь поджидали на ступенях дворца — чтобы не потерять ни секунды сплетен и клеветы после торжественного открытия ворот.