Золотой век - Джон Райт

Она открыла глаза и вышла из транса. Фаэтон постоянно теребил ее, побуждал заняться каким-нибудь делом или программой. Как будто что-то, сделанное людьми, могло изменить мир, управляемый машинами. Она и правда все откладывала и откладывала решение, повторяя сама себе, что к Маскараду, к концу тысячелетия, когда весь мир будет пересматривать жизнь и решать, какое выбрать будущее, Дафна сделает то же самое для себя.

Но вот наступил этот момент. Решение принято. Если она получит золотую медаль, ее станут везде приглашать, с ней будут искать знакомства, ее будут превозносить. Артисты будут слать ей подарки, сочинять хвалы в ее честь лишь для того, чтобы их когда-нибудь увидели рядом с ней, ей не миновать и общения с рекламой, ведь должны узнать потребители, какие торговые марки она предпочитает.

Возможно, она сумеет стать настоящим творцом сновидений, а не просто пользователем.

И может быть, тогда ее муж перестанет смотреть на нее с пренебрежением, говоря о тех, кто, наслаждаясь плодами Золотой Ойкумены, никогда ничего не делает для нее.

«Вся история работала на то, чтобы создать эту утопию, — обычно говорил он, — поэтому теперь человечеству очень трудно это принимать. Мы не хотим, чтобы энтропия победила нас».

Она всегда опасалась, что, говоря это, он и ее имеет в виду. Может быть, когда она победит в конкурсе, она просто не будет об этом думать. Она надеялась, что тогда яснее увидит свое будущее.

А еще она обещала себе, что еще до празднований решит, нужны ли им с Фаэтоном дети или нет. Если она снова начнет работать, принять это решение будет проще.

Дафна поднялась, шелк ее платья зашуршал. Неудивительно, что она спрятала это воспоминание от себя! Ее нервы могли не выдержать стольких дней трепетного ожидания финала состязаний.

Красная манориальная школа располагала программами для контроля таких чувств, но сейчас, когда она вошла в Серебристо-серую, ей приходилось делать это, грубо говоря, вручную. Протокол Серебристо-серой не допускал реорганизации спонтанных ощущений, хотя редактирование памяти допускалось. Древние люди постоянно что-нибудь забывали, поэтому хранители традиций Серебристо-серой не могли придраться к столь давней традиции и отменить ее!

Сопровождаемая шуршанием шелка, она прошла в свои дневные покои.

Поскольку сейчас она была самой собой, не спала, ей пришлось заняться делами, методично, шаг за шагом. Это было бы проще и легче даже в состоянии грез Серебристо-серой. Время ушло на переодевание в маскарадный костюм (она наудачу надела костюм любимого детского писателя), на программирование прически, сверку с прогнозом погоды и изменение кожи в соответствии с ним. Эйша не забыл вызвать экипаж как раз вовремя, чтобы отвести ее во дворец Онейрокон. Дафна совсем забыла про это, а ведь нужно было сделать это в реальности, без дублирования и перезагрузки.

Экипаж остановился на подъездной дорожке перед дневными покоями. Он был открытым и легким, с хорошими рессорами, а колеса — изящными и легкими, как зонтики от солнца. Дорожка еще хранила солнечное тепло: аурелианцы ожидали немало гостей, приезжающих из этой части парка, и проложили за ночь новую дорогу. В экипаж был впряжен ее старый друг.

— Мистер Маестрик! — вскрикнула Дафна и вся подалась вперед, желая обнять коня за шею. — Как вы поживали? Я думала, вы работаете теперь на Парламент и возите каких-нибудь мистеров Немогу или Небуду.

— Его зовут Хан, мисс Дафна. Кшатриманиу Хан. Он премьер-министр, — ответил конь. — Но во время маскарада мне нечего делать. Парламент не заседает, а когда и заседает, они говорят все об одном и том же. Либо спорят о том, сколько интеллектуальной собственности переходит в государственное владение в соответствии с законом о добросовестном использовании, либо о том, какую зарплату назначить старому несчастному Аткинсу.

— А кто такой Аткинс? — Дафна потрепала коня по носу и послала Эйшу в свой контейнер за кусочком сахара.

— Ну, как вам объяснить… Он — пережиток прошлого. Он выполняет… задания, которых софотеки не могут себе позволить. Нам повезло, мы нашли для него небольшое преступление, которым он сейчас занят. Хотя это может оказаться лишь маскарадной шуткой.

— Ага! Приключение!

— Не совсем приключение, госпожа. Оказывается, что руководитель нептунцев готовит мыслительное оружие, чтобы уничтожить или свести с ума некоторых высокоразвитых софотеков. Мы пытаемся узнать, где может находиться это мыслительное оружие, если это правда, а не ложная тревога, чтобы только запугать нас.

На Дафну его слова не произвели впечатления. Ей так же трудно было представить, что фундаментальных софотеков можно убить, как вообразить, что Солнце вдруг превратится в новую звезду. Она была уверена, что машинный разум может предвидеть любую мыслимую опасность. Поэтому она ограничилась простой репликой:

— Замечательно! Наконец-то здесь хоть что-то изменится. Хотите сладенького?

Конь дернул ушами.

— Госпожа?.. Вы мне, конечно, нравитесь, но разве мы достаточно знакомы?

— Нет, конечно, дурачок! — Она рассмеялась, закинув голову. — Я предлагала тебе кусочек сахару. Вот.

— Ммм… Спасибо. Я… э-э-э… знал, конечно, что вы предлагаете. Хм… Залезайте в экипаж. Куда едем?

— Во дворец Спящих Богов! Вперед! И не жалей лошадей!

— О господи, а я-то надеялся, вы меня пощадите.

— Я участвую в соревнованиях Онейрокон!

— Да ну! Я и не подозревал, что это так серьезно! Поберегись! — Он шагнул назад, уперся копытами в землю, раздул ноздри и прижал уши. Потом крикнул: «Ага!» — и ринулся вперед.

Дафна завизжала от восторга и вцепилась в поручень раскачивающейся повозки.

Гуляющие в парке останавливались, чтобы поаплодировать Дафне, проносящейся мимо, а некоторые даже посылали комментарии на временный общественный канал, выражая восхищение точностью передачи сцены и изяществом коня.

На том же канале мистер Маестрик написал:

«Создается впечатление, что люди по-прежнему любят лошадей, мисс Дафна. Мы никогда не выйдем из моды. Вы не подумывали о том, чтобы снова заняться верховой ездой? Никто лучше вас не умеет создавать скаковых коней. Посмотрите на мое прекрасное тело!»

И он встряхнул своей великолепной гривой.

То же самое говорил и ее муж. Но коней никто не покупал. Искусство верховой езды, когда-то популярное у анахронистов и романтиков, умерло лет восемьдесят назад.

Дафна ответила ему вслух, пытаясь перекричать грохот колес:

— Ну что вы, мистер Маестрик! Вы мне, конечно, нравитесь, но разве мы достаточно знакомы…

Он то ли смутился, то ли развеселился, опустил голову и помчался еще быстрее.