Ангел - Катерина Даймонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имоджен не совсем понимала, к чему он клонит, но было настолько необычно, что Дин рассказывает о себе, что она не решалась перебивать, а лишь ограничивалась формальной реакцией и общими словами.
– Понимаю.
– Я знаю, какие демоны водятся в твоей душе. Такие преследуют каждого из нас. Но мои чудовища были вполне реальными.
– Продолжай.
– В приемных семьях я насмотрелся и наелся всякого дерьма. Приходится терпеть, пока не встаешь перед выбором: ты либо с ними, либо против них. Они запросто могли превратить твою жизнь в ад. Никому извне не было дела до этого.
Надеюсь, сейчас ситуация изменилась к лучшему, но двадцать пять лет назад не существовало нынешних способов обмена информацией, а журналисты не питали к подобным темам никакого интереса. Некоторые приемные семьи жили исключительно по собственным законам. Маленький замкнутый мирок, где не разбирали, что допустимо, а что нет, не ведали о гуманности. Дети то и дело бесследно исчезали. Если кого-то избивали, он мог обратиться к инспектору по делам об усыновлении, но вот только такие встречи порой откладывались месяцами, а когда ребенок наконец попадал на прием, не было уверенности, что инспектор действительно на его стороне. Иногда люди, опекавшие нас, подкупали служащих, чтобы они закрывали глаза на происходящее с воспитанниками. Приходилось учиться доверять только самому себе. – Дин высвободил руку. – Был дом, куда нас заставляли ходить. Нас туда отводили приемные родители.
– Что за дом?
Имоджен неуютно поежилась. Он говорил бесстрастным, отстраненным тоном. Ей не нравилось направление, в котором развивался рассказ, но она знала: сейчас нужно оставаться сильной. Воспоминания причиняли Дину боль, и помочь можно только одним способом – терпеливо выслушав.
– Дом, где мы развлекали гостей.
– Как развлекали?
– Иногда они заставляли нас драться друг с другом, как бойцовых псов. Бывало, в ход шло оружие. На нас делали ставки… Случалось и другое… Ты все понимаешь без слов… Не вынуждай рассказывать.
– Боже милостивый! Поэтому тебе пришлось убить того человека? Он… прикасался к тебе?
– Все было сложнее.
– Положим, но какое отношение это имеет к нашему видео?
Имоджен сменила тему, попытавшись вернуть Дина из прошлого, сосредоточиться на причине, по которой ужасные картины снова всплыли в его памяти.
– В доме, куда нас приводили, был кафельный холл, нечто вроде прихожей. Не думаю, что там кто-то жил постоянно. Это скорее напоминало интимный клуб для ограниченного круга постоянных клиентов. Плитка была выложена в кельтском стиле, а в центре располагался трикветр.
– Ты предполагаешь, что юнцы на видео имели что-то общее с местом, куда тебя приводили ребенком?
– Не знаю. Хотя думаю, что это вполне возможно. Поэтому я изучил материалы на убитую престарелую пару. Как ни взгляни, они были порядочными людьми.
– Нам это известно. Мы тоже проверили их очень тщательно.
– Не обижайся, но я могу докопаться до того, что вам недоступно.
Дин машинально тронул подвеску – крошечную ракушку внутри шарика из оргстекла. Имоджен посмотрела на нее.
– Там ты и получил свой талисман? – спросила она. – От кого-то, с кем находился под опекой дурных людей?
– Да, от девочки, попавшей вместе со мной к одним приемным родителям. Мы прожили вместе пару лет. Я присматривал за ней. Она стала для меня сестренкой, которой у меня никогда не было. У нас с ней была почти настоящая семья.
– И как сложилась ее судьба?
Дин откинулся на спинку дивана и притянул Имоджен к себе, обвив ее руками. Она наслаждалась возродившейся между ними близостью.
– Мужчина, которого я убил, не хотел оставить ее в покое. Это был очень плохой человек. Она боялась, а я, как ни старался, не всегда мог защитить ее. Это случилось вскоре после моего знакомства с Элайасом, с человеком, который отнесся ко мне по-доброму. Он стал первым, кто не имел на меня никаких тайных планов. Хотел забрать меня из приемной семьи, но я сам не решался уйти из-за той девочки. Я не мог бросить ее… на растерзание мерзавцу. Я говорил о нем своей инспекторше, но она ничего не захотела делать. К тому же она мало чем могла помочь, а потом и вовсе ушла из службы социального надзора, чтобы воспитывать своих детей. После убийства я решился рассказать Элайасу обо всем, что творилось в том доме. Он нанял для меня хорошего адвоката, которому удалось предотвратить мой перевод в тюрьму для взрослых, когда я отбыл срок на зоне для несовершеннолетних. В обмен на мое клятвенное обещание ничего публично не рассказывать о моей последней приемной семье судья распорядился выпустить меня на свободу в восемнадцать лет.
Дин поглаживал волосы Имоджен и говорил со спокойной ясностью, теперь его сердце билось ровно.
– Значит, ты думаешь, что подростки с видео тоже побывали в том доме? Куда прежде насильно приводили тебя?
– Скорее всего, по крайней мере один из них воспитывался в приемной семье. Я просмотрел запись раз сто. Парень в маске трагедии выглядит главарем. Вероятно, он старше остальных. Голову даю на отсечение – он бывал там. Я старался не вспоминать о доме, но изображение вернуло меня в прошлое, заставило поверить, что он по-прежнему существует. Я невольно задумался, а сколько детей прошло через него? И как давно это продолжается?
– Ты помнишь, где этот дом?
– Нет.
– Можешь найти его?
– А чем, по-твоему, я занимался? – Дин поднял обмотанную полотенцем руку, а пальцами другой вцепился в подвеску. Имоджен посмотрела, как он крепко сжал шарик, и спросила:
– Как ее звали? Девочку, с которой ты жил в приемной семье?
– Джесс. Она покончила с собой, потому что я не мог больше охранять и поддерживать ее.
– Ты был совсем еще ребенком, Дин, и оберегал ее всеми своими малыми силами.
– Самоубийства в таких семьях – не редкость. Усыновленные подонками дети входят в основную группу риска. Если бы у меня не появился Элайас, я бы чувствовал себя отрезанным от внешнего мира. Вполне могу представить, что не нашел бы причин продолжать жить.
– Не смей даже говорить так!
При упоминании об Элайасе Имоджен поневоле охватывали теплые чувства. Он не стал хорошим отцом для нее, но забота о Дине заставляла взглянуть на него по-новому, хотя бы
