Хорошая девочка. Версия 2.0 (СИ) - Шабанн Дора
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Влад, пусть я застала лишь окончание, но ты говорил Любушке, что рад, спрашивал как ребенок и обещал скоро приехать! Я еще не настолько выжила из ума, как ты пытаешься уверить.
Посмотрел он на меня после этого очень укоризненно, вздохнул тяжело, прижал к себе сильнее.
— Эта самая Любушка — подруга моей бабушки, а, по совместительству, уже тридцать лет, как бессменный секретарь комиссии Диссертационного совета Томского Государственного Университета. И звонила она согласовать детали моей защиты. Да, я сказал, что эта диссертация для меня как ребенок. И конечно, я был бы рад увидеть на своей защите всех, с кем когда-то учился. Марго, вышло так, что к тридцати годам я сподобился родить только кандидатскую. Но, если ты будешь рядом, думаю, и за докторской дело не станет. Так что будет тебе лет через пять достойный супруг-профессор для престижа.
Почувствовала, как меня покидают все разумные мысли, понятия, доводы. Будто гелий выходит из проткнутого воздушного шарика.
Прошептала:
— Ты спятил? Какой профессор? Влад, что за бред?
— Почему бред? Маргарита Анатольевна, — Владимир Львович снял через голову с шеи цепочку. Расстегнул застежку и стащил с широкой золотой ленты плотного плетения изящное колечко, свитое из череды символов бесконечности. А в тех местах, где одна бесконечность соединялась с другой, сияли загадочным светом утопленные в золото крохотные бриллианты.
Я зажмурилась, сцепила руки в замок.
И затаила дыхание.
В голове носились, бешеными комарами с воем и писком, какие-то дикие предположения и надежды.
Но все это перекрывала главная мысль, что я — идиотка.
Дура пугливая.
Чертова трусиха.
Пресвятые Просветители! Сколько слез, боли, метаний и страданий, а повод-то — такой же пшик, как и собрание кафедры.
Сама придумала — сама обиделась.
И всех вокруг обидела.
Ду-у-у-ура.
Сколько раз напоминала себе, что надо разговаривать, как бы ни было больно и страшно.
Говорить.
Словами через рот!
А то без диалога я сама себе такой душевный фарш из чувств и эмоций талантливо устраиваю, что любо-дорого поглядеть. Со стороны. Потому как внутри этого кошмара находиться невыносимо больно.
Острый бергамот просочился-таки внутрь меня и добрался до паникующего мозга. А я поняла, что зажмурившись тем не менее успела слепо уткнуться Владу в шею.
— Маргарита Анатольевна, любовь моя, открой глазки, — поглаживая мои руки, шепотом в макушку искушал Владимир Львович.
Но я же стойкая, закаленная жизнью. Я держалась изо всех сил и глаза прикрывала лишь плотнее.
Ну, сама-дура-виновата.
Все интересное пропустила.
— Вот, — через пару минут, провозгласил ужасно собой довольный Влад, растянувшись на всю длину матраса и затащив меня себе под бок, — теперь мы договоримся так: в тот же день, только ты получаешь свидетельство о разводе, мы подаем заявление. Звезда моя, ты хочешь пышную свадьбу на пятьсот гостей с лимузином, голубями и выездной регистрацией в загородной императорской резиденции? Или нечто камерное лишь с избранными приглашенными в Первом Дворце на Английской набережной?
Глаза распахнулись сами собой, несмотря на всю выдержку и приобретенный жизненный опыт.
Простите, что?
Ну, бриллианты на безымянном пальце правой руки как бы намекали — что именно.
Глава 59
Ночные откровения
'Не верь, не проси, не заискивай
Держись ради самого близкого
Не ной, не рыдай и не рвись
Держись из последних, держись…'
Asper X «Держись»
Не, зря парни не верят, что «Мама все знает», на самом деле. А если вдруг чего-то еще не знает, то точно узнает в ближайшем будущем.
И он вот сейчас, в одиночестве допивая какао, Владу совсем не завидовал.
Весь тот кошмар, что мама носила в себе целый месяц, прикрывала улыбками, бесконечными чашками кофе и сотней дел, он, ведь выльется. И ошпарит всех, кто не успеет отскочить.
А так как Влад судя по настрою и планам решил прилипнуть к матери надолго, то его забрызгает капитально.
Ну, сам себе злобный хоббит, как говаривает матушка. Надо было сначала поговорить с ней, а потом сваливать на свою защиту. Вот сто пудов, мама решила, что он к молодой бабе умчал. Ей-ей.
Неожиданный тревожный перезвон колоколов из телефона в полдвенадцатого ночи явно не к добру.
Как мама и говорила: отец объявится.
Точно.
— Что? Тебе не кажется, что у нас сегодня передоз? — а чего политесы разводить.
Надо заранее продемонстрировать, что не в настроении.
И какао еще заварить.
Раз отец звонит сам, значит, эта тягомуть надолго. Если он трезвый.
— В смысле? Какой передоз? Ты что-то употребляешь? — да, отец года, представления о собственном сыне понятны, но неприятны.
— Да, домыслы твои, Александр Михайлович, конечно, доставляют. Передоз общения. Мы сегодня говорили больше, чем за десять лет до этого.
— Ты мне зубы не заговаривай! Почему Рита трубку не берет? — о, куда тебя свернуло…
— Ну, может, телефон сел. Или выключила. А тебе, что за печаль?
— Мне надо с ней срочно поговорить, — да ладно?
Внезапно приспичило?
— Она тебе три недели названивала, и у тебя никак не было ни секундочки, а тут вдруг…
Тяжелый вздох, а следом явный бред:
— Мы с ней сегодня договорились начать сначала. Сейчас разведемся, раз уж ей так хочется, а летом поженимся и отправимся в свадебное путешествие. Ты как, с нами на море?
Чего-чего?
Да, не зря мама говорила, что отец, оказывается, способен удивить.
— Алоэ! Ты там совсем спятил? Вряд ли она за тебя замуж пойдет, вообще, хоть когда-нибудь, после всех твоих художеств.
Может, и зря я лезу, но достал ведь уже.
— Много ты понимаешь в жизни. Рита знает, что, кроме меня, она никому на деле не сдалась. Даже сопляк этот, аспирант ее, свалил в туман, как получил все, чего хотел. Так что и разведемся, и поженимся. Все нормально будет.
Еле язык успел прикусить.
Ну, да, ну, да. Расскажи Владу, как она никому не сдалась. Или Марку. Тот вообще вдохновенно собирается у ЗАГСа караулить ее со свидетельством о разводе. Умник.
— Сильно сомневаюсь. Но неважно. Мой голос в этом вопросе последний. Мама сама решать будет с кем ей жить.
— Мама твоя — Лера, что ты заладил? — как обычно, огрызается отец.
— Мама моя — Рита, это ты все никак не поймешь. Она одна мной интересовалась, заботилась, берегла, помогала, поддерживала, любила. Ни ты, ни Лера ничего подобного для меня не сделали. Так что не втирай мне, кто тут мать, а кто мимокрокодил.
Бесит.
— Глупости болтаешь…
— Знаешь что, Александр Михайлович? Иди-ка ты лесом. Матери ты не упал вообще никуда и никак, а мне тем более. Я тебя последние пару лет терпел только потому, что она говорила о твоей надежности и важности для меня. Но видел я всю эту надежность в офисе у вас. На хрен это дерьмо матери моей. Так что свали уже в туман, оставь ее в покое. Она заслужила счастье, любовь и внимание, а не вот это обидное позорище.
Молчит. Видать, переваривает.
— Что за бред?
— Ну, это как посмотреть, — выдохнуть надо, что-то меня подбешивает он как-то сильно. — Тебе же все равно, кто обеспечивает чистоту, еду и греет постель? Лера, мать или другая. Любая. А мама достойна быть единственной. Так что скройся с горизонта, по-хорошему прошу. Хоть ты и так себе человек оказался, мама все равно о тебе слишком хорошо думает. А не отстанешь, то, кроме официальных лиц типа адвоката, ее Шефа или Реваза Равильевича, найдется еще кто-нибудь, кто тебе объяснит кое-что по поводу системы координат.
— Какой системы, что ты несешь? — получите, папенька, плюшечку. Ну, не только же тебе нас удивлять.
— Простой, декартовой, папа. Покажут тебе твое место относительно мамы. Раз ты такой непонятливый с возрастом стал.