Черные звезды - Владимир Савченко

Луч ядерных частиц по-прежнему упирался в черное пятно на мраморе. Но в самом центре пятна нейтриума, под лучом, сверкала какая-то точка.

Дрожащими руками, не попадая винтами в гнезда, профессор привинтил к перископу увеличивающую приставку, навел резкость, и точка превратилась в маленькую, дрожащую в сиреневом свете брызгу. “Что это?!” Толчки сердца отдавались в ушах. Голова наполнилась сумятицей неопределенных лихорадочных догадок, мыслей, предположений — они мелькали как рекламные щиты вдоль шоссе мимо автомобиля, мчащегося в стокилометровой гонке.

“Нейтриум ожил — мезоны вызвали взаимодействие. Нет, не это важно… Что это? Какое-то вещество… Металл? Жидкость? Расплавленный нейтриум? Нет, не то… Какая-то ядерная реакция: нейтриум — минус-мезоны — гамма-лучи — электроны — позитроны… Неужели нейтриум снова восстанавливается в обычное вещество, в атомы обычного металла?”

Вселенная отсутствовала — был только он, профессор Энрико Гарди, и ничтожная капелька Неведомого, дрожащая под ядерным лучом.

“Что же это? Неужели нейтриум — действительно первичное вещество, из которого можно делать любые атомы?!” Гарди едва не задохнулся от этой догадки.

В голове расширялась и звучала все сильнее великолепная музыка: вот оно, то великое и прекрасное, ради чего он живет и работает! Вот оно, то, ради чего он приехал в эту чужую страну! Вот оно! Там, в космической пустоте камеры беватрона, по его воле рождаются миры, возникают атомы! Есть ли большее могущество в мире, чем могущество знания? Есть ли большее счастье, чем победа над природой?

Гордая светлая мелодия гремела, и Гарди неслышно подпевал ей. Если бы он был в более спокойном состоянии, то понял бы, что эта мелодия не принадлежит ни одному композитору мира — она родилась сейчас…

“Откуда же эти искорки?”

Через час, когда на нейтриуме накопилась достаточная для анализа капелька и Гарди выключил беватрон. Он заметил, что капля продолжала светиться сама. Увеличенная линзами, она казалась величиной с горошину, и эта сплюснутая блестящая горошина в темноте камеры ежесекундно вспыхивала множеством ослепительно голубых искорок.

“Сцинтилляции? Нет, это слишком ярко для них…” Гарди много раз наблюдал сцинтилляции — зеленоватые вспышки на светящемся от ударов радиоактивных частиц экране; они были очень слабы — глаз долго привыкал к темноте, чтобы различить их. “Нет, это не сцинтилляции…”

Он посмотрел на приборы на пульте. Странно… Ведь он выключил все вакуум-насосы — почему же стрелки вакуумметров медленно движутся к показателям все большей и большей разреженности в камере? Неисправные приборы? Все сразу — не может быть… Гарди снова посмотрел в перископ — капелька сияла тысячами голубых искорок.

“Воздух!..” Чудовищная догадка сверкнула в голове профессора, и, прежде чем она оформилась в четкие мысли, он осторожно чуть-чуть повернул рукой стеклянный кран, впускающий воздух в камеру. И капля на матово-черном пятне нейтриума сразу вспыхнула мириадами голубых искр так ослепительно ярко, что Гарди даже отшатнулся от перископа.

Так вот оно что… Потрясенный увиденным и понятым, профессор медленно спустился вниз, к столу, на котором лежал лист бумаги.

Из пленки нейтриума под действием мезонов и позитронов образовались атомы антивещества — самого необычного, самого могучего вещества в нашем мире.

Так вот оно что! Вот как произошла катастрофа! В мезотронах Нью-Хэнфорда образовывалось и накапливалось антивещество. Антиртуть. Накапливалось медленно, годами. Потом один из мезотронов открыли для ремонта или проверки — и завода не стало… Теперь не нужно даже производить подробные анализы, чтобы установить истину: все ясно и так.

Радиоактивность, урановая бомба, термоядерная бомба — и антивещество. Последнее звено в цепи великих и страшных открытий. Он сделал это открытие — он, профессор Энрико Гарди, итальянский эмигрант, когда-то бежавший в Америку от преследований Муссолини да так и оставшийся здесь… Завтра тысячи газет, радио— и телевизионных станций протрубят его великую славу на весь мир. Его имя не будет вызывать зависть — слишком огромно открытие для такого мелкого человеческого чувства; оно будет вызывать восторг и ужас. Многие миллионы людей будут чтить его, причислять к бессмертным именам в науке, говорить о нем… И проклинать его.

Атомная энергия… Человечество случайно напало на эту золотую россыпь природы — и теперь оно похоже на того сказочного богача, который набрал столько золотых слитков, что не смог их поднять, и золото обратилось в пепел. Разница лишь в том, что теперь в пепел может обратиться само человечество…

Профессор Гарди сидел за столом сгорбившись — будто груз ответственности, полчаса назад навалившийся на его плечи, придавил его к столу. Там, в пустоте камеры, на пленке нейтриума лежало вещество, перед которым казались пустяковыми все ядерные взрывчатки — уран, плутоний, тяжелый водород. Вещество, которое при соединении с обычными веществами — воздухом, водой, металлом, камнем — полностью превращается в энергию.

Гарди задумчиво написал на листке: Е = МС2 . Подумав, поставил перед МС2 двойку: Е = 2МС2 . Конечно, двойная полная энергия: ведь соединившееся с антивеществом обычное вещество тоже превратится в энергию.

… Это вещество легко хранить — нужны только герметические контейнеры из нейтриума и вакуум. Его легко применить — слабый доступ обычного воздуха даст вспышку, капля воды — взрыв, равный взрыву водородной бомбы. Его легко получать — в первом же опыте он получил его столько, сколько было получено плутония в Хэнфорде за первые несколько недель работы реакторов. “Сколько?” Гарди поднялся на мостик, взглянул в перископ: капелька сверкала редкими искрами — это взрывались оставшиеся в камере немногие молекулы воздуха. “Миллиграмм 10 — 15”, — на глаз определил он.

… Он не просил у природы этой ее тайны — великой тайны того, как делаются звезды. Он не добивался, не хотел этого открытия. Правда, он думал о таком веществе. Он предполагал, что его когда-нибудь получат. “Когда-нибудь…” Но вот оно — величайшее из всех открытий, которые были сделаны людьми. Открытие безграничной энергии. Для созидания — и для уничтожения…

Он, профессор Энрико Гарди, знает, что такое атомное уничтожение. Он видел взрывы в пустыне Аламогадро, в атоллах Бикини и Эниветок, он на себе испытал, что такое лучевая болезнь… Он знает, какие страшные следы остаются в атмосфере и земле после каждого испытания водородной бомбы. Он представляет, какая угроза нависнет над всеми, когда начнут испытывать это оружие…