Дитя Ковчега - Лиз Дженсен

– Мы рождены, чтобы размножаться, – заявила Роз, когда они с Бланш вернулись с курсов для рожениц Медицинского Центра Лысухинга – еще одного заведения, нажившегося на кризисе: клиника купила церковь Святого Николаса и переобустроила ее в приемный покой – под занятия для беременных и одновременно – групповой терапии для тех, кто пребывает в отказе.

– Мы положим начало новому племени, – изрекла Бланш.

– Это основной инстинкт, – авторитетно пояснила Роз.

– Со времен Ноя, – добавила Бланш.

Основной инстинкт, который скоро разорит нас подчистую. Мы приближались к третьему триместру помешательства; Роз и Бланш продолжали скупать кучу ненужных вещей: тостеров, переносных магнитофонов, подогревателей бутылочек, – для которых Норман, великий заговорщик, пришел и прибил полочку.

– Я тебя предупреждал, – радостно повторял он, отирая пыль с очередного детского стульчика или древней пластмассовой игрушки. – Близнярики-кошмарики! – И уходил.

Животы девочек все росли и росли; в конце концов мне пришлось освободить императорских размеров кровать, чтобы меня не задавили насмерть во сне. Я устроился на кушетке в приемной, где запах праксина навевал тошнотворные сны – сны, в которых лопотала, хныкала и выла макака Жизель. Может, ее внезапное возвращение должно мне что-то сказать? Ведь это она и ужасная миссис Манн способствовали моему приезду в Тандер-Спит – убежищу, которое так быстро стало ловушкой. Я пытался это проанализировать. Представлял Жизель: ее вздернутую мордочку, волосатые ножки, розовое платьице – но озарение все не приходило.

– Многим м-м-м-м-мужчинам стали сниться беспокойные с-с-с-с-сны, когда мы вошли в п-п-последнюю стадию периода помешательства, – предупреждал в «Прорыве» доктор Ивз. – Я хочу попросить вас приглядеться к э-э-э-э-элементам ваших с-с-с-с-сновидений и попытаться выстроить с-с-с-с-связи. Возможно, в них к-к-к-ключ к будущему благополучию ваших о-о-отношений.

Время шло; сезон ягнения овец сменился порой кошачьего гриппа, а затем сезоном бродячих собак. Жизель снилась мне все чаще, и я пытался извлечь из этого смысл, как советовал доктор Ивз, – но по-прежнему без толку. И вдруг, когда я брился в одно прекрасное утро и потянулся за полотенцем, я вывел связь:

Жизель – обезьяны – эврика!

Обезьяны!

Вешалка для полотенец! Мартышка-джентльмен! Рукопись доктора Скрэби! Рисунок!

Деньги! И как можно было так долго тупить?

Спасибо, доктор Кит Ивз!

Мартышка-джентльмен уже настолько стал частью домашней обстановки, что я его почти не замечал: он превратился в чистую функцию. В кутерьме помешательства на беременностях я и позабыл о трактате доктора Скрэби. Эбби отдала мне его в тот день, когда разлетелась новость про миссис Джилли из Глазго. Я хотел что-нибудь придумать, а потом…

Господи. С этим сумасшествием и беременными близняшками я совсем о нем позабыл. А теперь клял себя за то, что выпустил это из головы. Я ведь решил, что обезьяна может оказаться ценной, правильно? И куда я сунул трактат? Бог его знает. Я перевернул весь дом кверху дном и наконец обнаружил, что близняшки запихали его под раковину в кухне вместе с моими книгами по анатомии животных и отбеливателем. Я перечитал книгу. Похоже, парень и впрямь верил тому, что говорил. Впрочем, как и Роз с Бланш. Никакого мошенничества: чистая делюзия. Но рисунок мартышки-джентльмена и утверждение, что они вымерли, – в перспективе это звучало заманчиво. В финансовой перспективе. Хороший повод упаковать свои синие замшевые туфли и отправиться в путь.

Назначенная дата приближалась, и я с некоторым удовлетворением отметил, что близнецы наконец-то забеспокоились о деньгах. Возможно, их скоро озарит, что премию они могут и не получить. Они даже начали снова работать над генеалогической таблицей, которую забросили, едва решили, что они в воображаемом положении. И в то утро, когда я постановил, что настало время свалить обратно в Лондон, отдохнуть от сельской жизни и разузнать про мартышку-джентльмена, сестрички представили мне свой финансовый план из четырех пунктов, накарябанный помадой на листе жиронепроницаемой бумаги.

Я обшарил весь Интернет в поисках информации, но, несмотря на бесконечные письма от восторженных любителей приматов, так и не смог найти кого-нибудь, кто знал бы такой вид. Хочешь что-то сделать – сделай это сам.

Я перечитал список задач близняшек и вздохнул.

1. Получить диплом по генеалогии и продавать таблицы с родословными американцам.

2. Потребовать очередного увеличения гранта у доктора Бугрова.

3. Распродать весь старый хлам на барахолке.

4. Родить и получить десять миллионов евро! Ура!

– Пожалуй, я съезжу в Лондон, – заявил я.

– Мы не против, – отозвалась Роз, предъявляя мне вязаный комбинезончик.

– А куда именно? – поинтересовалась Бланш, доделывая подвесную гирлянду из звенящих жестяных кроликов и распухших бабочек.

– В Музей естественной истории, – ответил я. – Выяснять происхождение нашей необычайно интересной вешалки для полотенец.

Они переглянулись и состроили рожицы.

Странно, а мы как раз обсуждали эту старую рухлядь, – хихикнула Роз. – В связи с нашим финансовым планом.

Но что такого веселого, она так и не объяснила. Я сходил наверх и собрал вещи.

Ладно, возвращайся поскорее, – прокричали они мне вслед. – Нам рожать послезавтра!

Как и двадцати миллионам других женщин, подумал я и подбросил в воздух ключи от «нюанса», как в кино, – правда, поймать их не сумел.

Я уехал, а в ушах звенел стереосмех близняшек.

Глава 25

На пороге будущего

Клыки кровавы у Природы:[115] кто не видел ее исключительные ужасы? Кто не наблюдал, как Жук мистер Челюсти разгрызает живьем бедную Многоножку, миссис Коротышку? или как Паучиха миссис Крошка пожирает собственного мужа спустя секунду после совокупления? или как Кот мистер Лапка (да, Киска, так, Котеночек!) мучает и потрошит невинного грызуна, Землеройку мисс Пи? Назовите это неудачным замыслом, если угодно, однако такова жизнь!

И сама идея вернуть природного хищника, такого, как Homo sapiens, к якобы вегетарианской пище его древних примитивных предков из соображений «гуманизма» – не больше и не меньше, чем абсурд, сентиментальный каприз. И, что хуже, противоречит здравой логике! Подумайте о ее очевидных последствиях, мадемуазель Скрэби, та petite chérie, и вы не сможете ступить на грядку с овощами, из опасения раздавить садового слизня, и вам придется задерживать дыхание, чтобы не вдохнуть невинных микробов! Если мистер Дарвин прав, то, без сомнения, чем дальше мы эволюционируем, тем чаще, требовательнее, разнообразнее и изобретательнее должны становиться наши закупки у мясника! Это и есть цивилизация!

Такие мысли одолевают мсье Кабийо, бельгийского шеф-повара, пока он помешивает бульон из морской свинки для ланча Ее Величества. Тем не менее, как ни парадоксально, он признателен всем этим нелогичным спорам и сентиментальным капризам, из-за которых мисс Фиалка Скрэби лишилась рассудка и выгнала его с Мадагаскар-стрит. Ибо какой другой поворот событий привел бы к более счастливому исходу?

Должность главного повара Букингемского дворца – это вам не кот начихал. Мсье Кабийо тоже не чихает. Он вдыхает сладостный аромат тушеной морской свинки и свободы. Свободы для и свободы от! Что может быть возвышеннее, чем за пару коротких месяцев подняться по служебной лестнице слуг Ее Величества и теперь распоряжаться лучшей кухней страны, тем более, когда en pleine préparation[116] – одно из величайших пиршеств Королевы Виктории. Торжество приближается, и кухня, словно радушная хозяйка, окунулась в водоворот благоухающих действ: здесь филетируют, жарят, рубят, поливают, месят и взбивают, готовясь к важному событию, – а именно, мой дорогой читатель, к празднованию Эволюционного Банкета!

Да здравствует Чарлз Дарвин, почетный гость, из-за которого вся эта суматоха!

Кабийо тайком улыбается. Вспомнит ли его теперь ученый? Узнает ли великий зоолог, в честь которого устраивается Банкет, в округлом самоуверенном шеф-поваре Королевы страдавшего от морской болезни, но тщеславного молодого кока, который некогда путешествовал с ним на «Бигле»? Навряд ли, но дразняще возможно. Все-таки Дарвин – знаток теории эволюции. А что есть история жизни Кабийо, как не яркий пример личностных метаморфоз во времени? И что есть он сам, смеет предположить Кабийо, как не блестящий образец стремления Природы к совершенству – и его достижения?

– Вот. За'мись. – Тыча деревянной лопаточкой юнца, sous-sous-sous-chef,[117] Жак-Ив Кабийо указывает ему на дымящийся бульон и принимается мерить шагами кухню, в энный раз обдумывая планы на Банкет. Нужно приготовить замок из меренги – для него потребуется пятьдесят дюжин яиц. Будет тысяча угрей в желе. Кадка паштета из мангуста. Пять тысяч устриц. Отварная африканская ласка. Целое поле клубники – в глазури, разложенной порциями в формочки. Жареный на рашпере дельфин. Самый огромный фруктовый салат, когда-либо виденный в цивилизованном мире. Мусс из шакала à la triomphe.[118] Кошка-кебаб. Пятнадцать сотен порций amuse-gueules из фарша зебры и coulis de tomates.[119]