Реши это - Мэри Калмз

кому интересно, знают, что я би, – сказал он мне. – Это ни для кого не секрет, но для них... – он запнулся. – Один из них - директор школы, а другой баллотируется в депутаты.

– Ты следил за ними.

– Следил. На случай, если что-то случится, и я не смогу платить Эвансу, я хотел иметь возможность связаться с ними и предупредить их.

– Они тебе многим обязаны.

Он покачал головой.

– Это я виноват. Я поставил их в компрометирующее положение.

– Нет, – поправил я его. – Это сделал Эванс, когда снял тебя на видео с ними. У тебя было предположение о неприкосновенности частной жизни, и оно было нарушено.

От меня не ускользнуло, что теперь и я нарушил его личное пространство.

– Это очень верно.

– Не говоря уже о том, что ты был несовершеннолетним.

– Да.

Я вздохнул.

– Эванс... он показал видеозапись твоему отцу, верно?

Он кивнул.

– Да. Он хотел денег в обмен на молчание, но мой отец сказал ему, чтобы он шел на хуй. Ему было все равно, кто увидит, как я трахаюсь.

Мне кое-что пришло в голову.

– На видео, где тебя избивают, ты уже истекал кровью, прежде чем они начали тебя избивать, – удалось мне вымолвить.

– Отец отвесил мне несколько пощечин, как только Эванс показал ему запись.

Конечно, он так и сделал.

– Почему тебя волновало то, что видео, на котором тебя ранят те парни, вышло наружу?

– Нет, не волновало, только то, что я занимаюсь сексом. Эванс думал, что мне не все равно, делал вид, что я слабак, называл меня ссыкуном, а я его не поправлял, потому что какой в этом смысл? Он думал, что мне важно, что я плачу и умоляю их остановиться, но мне нечего было стесняться. Их было трое, все взрослые мужчины, а я был всего лишь ребенком.

Да, так оно и было. Всего лишь маленький, щуплый шестнадцатилетний мальчишка, которого сбивали с ног трое мужчин, которые были выше его ростом, мускулами и подлостью.

Ника волновали только мальчики, с которыми он занимался сексом. Он хотел, чтобы это видео защищало их, так же как видео, на котором его отец обижал лошадей, защищало животных. То, как он выглядел, когда ему сломали руку, не имело для него никакого значения.

– Эванс никогда не понимал, что видео, на котором из меня выбивают все дерьмо, будет отлично смотреться в прессе, – съязвил он. – Всем было бы чертовски жаль меня. Представь, сколько сочувствия было бы к бедному Нику Мэдисону. Неудивительно, что я мучаюсь, верно? Моему отцу было все равно, убьют меня те парни или нет. Я мог бы выжимать из этого дерьма деньги годами.

Но я уже знал, что он этого не сделает. Если бы это видео попало к нему в руки, он бы уничтожил его в мгновение ока. Бравада, которую он демонстрировал мне в тот момент, была легко различима.

– Ты видел, как они меня избивали?

– Только до того момента, когда твой отец ушел, и еще раз, ненадолго, когда они схватили тебя за руку, прежде чем сломать ее. Я не мог слушать крики.

Его глаза наполнились слезами, и он отвел взгляд.

Мы замолчали, а моя мать поднялась со своего места, взяла гитару и отнесла ее в открытый футляр на кухонном столе. Вернувшись, она села рядом с Ником, прихватив с собой коробку с салфетками.

– Знаешь, – мягко сказала мама, – ты один из самых храбрых людей, которых я когда-либо встречала.

Он повернулся, чтобы посмотреть на нее.

– Я понимаю, что ты пытаешься оттолкнуть свою боль, как физическую, так и эмоциональную, как несущественную, но, дорогой, это совсем не так.

Он изо всех сил старался не сорваться. Я видел, как он напрягся.

– Ты был таким сильным, – сказала она, ее голос надломился. – Твоя мать гордилась бы тобой.

– Нет, – возразил он. – Я потерял себя и...

– Ты жил, – непримиримо поправила она его, – и ты победил. У тебя хватило стойкости, чтобы выбраться, а потом победить свои пороки.

Его взгляд оставался прикованным к ней.

– Как ты славен.

Ее слова, сила в них, уверенность окрылили его, и через несколько минут он смахнул слезы и вновь сосредоточился на мне.

– Ты видел видео с лошадьми?

Я покачал головой.

– А что, если мой отец проболтается и расскажет людям о том, как я трахался с теми парнями?

– Не станет. На него будет наложен запрет, но помимо этого, я подозреваю, его адвокаты посоветуют ему признать себя виновным в суде, надеясь, что им удастся смягчить обвинения против него. Он будет сотрудничать и вести себя как можно лучше, чтобы добиться такого результата, а это значит, что ему придется заткнуть рот и играть в игру.

– Это только мое слово против его.

– Нет, милый, – сказал я, и мой голос сорвался, перейдя в шепот. – Есть видео. Власти могут увидеть, что он позволил с тобой сделать. Он говорит, почему он не только позволил, но и приказал это сделать. Он говорит о том, что видел запись твоего секса и хотел преподать тебе урок.

– Верно, – согласился он с глубоким вздохом. – Это было так давно, и я так старался забыть об этом, что иногда понимаю, что частички этого уже исчезли из моей памяти.

– К твоему сведению, – заявил я, потянувшись к нему, но остановился прежде, чем моя рука задела его, – двое из тех, кто тебя избивал, мертвы, а третий сидит в тюрьме пожизненно за убийство другого человека, которое произошло до того, как это случилось с тобой.

– Мертвы?

– Да.

– Двое из них?

– Да.

– А последний сидит в тюрьме?

– Его тоже обвинят в нападении на тебя, и на него будет наложен запрет.

Он встал, обойдя меня, и подошел к кухонному столу, где лежала гитара в чехле. Он нежно провел по грифу, глядя на него так, словно в нем заключались все секреты Вселенной, а затем вернулся обратно, опираясь на кресло напротив того, где сидел несколько минут назад.

– Они заберут у моего отца всех лошадей?

– Твоего отца посадят в тюрьму, – сказал я ему. – Это факт. Я думаю, что землю и все, что на ней находится, продадут,