Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Прежде чем прогладить, вещи следовало выстирать. Как нетрудно догадаться, стиральные машины стали появляться уже после массового расселения коммуналок, все приходилось делать вручную и, как правило, тоже на кухне. Главный стиральный девайс – так называемая выварка, огромная кастрюля для кипячения белья. Иногда вместо кастрюли использовалось нечто наподобие ведра. В любом случае выварка была большая и страшная, местами блестящая, местами белесая, со следами накипи и с мятыми краями. Она вмещала не меньше десятка литров, ее заполняли бельем, ставили на плиту или на то, что использовалось вместо плиты, после чего коммунальная кухня на несколько часов заполнялась вонючим (к запахам собственно грязной одежды присоединялись ароматы мыльной стружки и питьевой соды) паром и превращалась в сущий ад. Разумеется, процедура кипячения была одним из поводов для доброй коммунальной ссоры. Ситуация усугублялась тем, что редкая домохозяйка была в состоянии таскать эту выварку самостоятельно – требовалась помощь тех самых соседей, которые в этот момент отнюдь не испытывали добрых чувств в адрес хозяйки, затеявшей постирушку.
Кипятилось белье минут сорок – считалось, что за это время все дезинфицируется. После чего одежду специальными гигантскими деревянными щипцами вытаскивали из выварки, отжимали над раковиной и приступали к полосканию сначала в теплой, а затем и в холодной воде. Некоторые эстеты добавляли в воду так называемую синьку – с ней почему-то белье получалось не синее, а, напротив, белоснежное.
Впрочем, вещи помельче стирали не столь обстоятельно – просто терли в корыте на ребристой стиральной доске. Корыта продавались в магазинах, но особенным шиком считалось иметь самодельное. Первое время, когда мои габариты еще позволяли, меня мыли именно в самодельном стиральном корыте. И, вероятно, не только меня.
Прекрасно помню эту вещь. Какой-то серый, в светлое пятнышко алюминиевый сплав, форма скорее грушевидная в сечении, кверху расширяется, а сбоку ручки. Корыто служило нам на протяжении нескольких десятилетий и было кому-то подарено во время очередного переезда.
* * *
Одним из самых почитаемых предметов коммунальной кухни была мясорубка. При этом обитатели коммунальной квартиры постоянно норовили воспользоваться соседской. Те, в свою очередь, азартно выслеживали нарушителей, однако же и сами были при случае не прочь на время увести чужой девайс. Смысл в этом был какой-то космически непостижимый. Вряд ли мотивация состояла лишь в том, что пользование чужим агрегатом позволяло дольше не затачивать ножи у собственного. Здесь, видимо, присутствовало нечто более фундаментальное.
Отчасти это объяснялось тем, что мясорубки были в дефиците, притом в каком-то катастрофическом дефиците.
Московский нумизмат и музейщик Алексей Орешников писал 3 ноября 1924 года в дневнике: «Заходил с Л. В. к “Мюру”, хотел купить мясорубку, но все были распроданы». И только 18 ноября (к счастью, того же года) появилась надпись: «Я поехал к Страстному монастырю, где купил мясорубку (6 р. 50 к.)».
Может быть, домохозяйки боялись, что, когда их мясорубка сломается, им придется снаряжать за новой своих мужей – таких же робких и непробивных интеллигентов – и совершенно неизвестно, сколько времени продлится эта экспедиция.
Кстати, отечественная мясорубка – почти сверстница отечественной коммуналки. Ее производство было начато в 1929 году в городе Касли на знаменитом литейном заводе. Что, в общем, логично – практически все детали мясорубки были отлиты из высококачественного чугуна и покрыты так называемым пищевым оловом – практически полностью очищенным от мышьяка, увы, присущего этому материалу. Для этого были призваны шведские специалисты – инженер Лаурен и его помощник по имени Альф Альфович, которые и наладили производство.
Несмотря на внешнюю простоту и даже примитивность означенного девайса, для изготовления каждого экземпляра требовалось около 130 операций. Примерно столько человек и было задействовано на конвейере. В год выпускалось около ста тысяч штук. Впоследствии объемы производства колебались между 200 тысячами и 1,2 миллиона штук в год. Примерно десятая часть отправлялась на экспорт.
Со временем мясорубочное производство освоили 63 завода по всей территории СССР.
Каслинская мясорубка стоила в магазине три с половиной рубля. Импортные – они тоже были в продаже – шли по пять с половиной и семь с половиной рублей. Разумеется, советский обыватель предпочитал отечественный образец. Ведь качество было практически равноценно, там просто нечему было сильно различаться и, соответственно, не за что было переплачивать.
Конечно же, пытались что-нибудь упростить и рационализировать. В связи с этим как-то раз произошел курьез. Одну из модификаций выполнили без «лишней», как подумалось инженерам, детали – крепежного винта ручки. Тогда же директора и главного конструктора завода вызвали «наверх» – на совещание к министру. Министр долго расхваливал каслинцев прочим присутствующим, а в конце своей речи взял привезенный ими образец мясорубки и со словами «учитесь, как надо делать» схватил мясорубку за ручку и потряс ею над головой. В этот момент мясорубка соскочила с ручки и с грохотом упала на пол. Министр не покалечился лишь чудом.
Крепежный винт, естественно, вернули. Но потом все же опять убрали – уже навсегда. Ручка у нашей мясорубки уже просто надевалась на червячный нож, ничем к нему не прикрепляясь.
А в скором времени советская мясорубка была признана лучшей в мире. Неудивительно – ведь основной специализацией каслинского завода было изготовление художественных изделий. Поначалу это были, разумеется, ограды, надгробия, решетки, половые плиты, лестничные ступени и перила. Но в скором времени завод освоил новую нишу – чугунные украшения. Всевозможные подсвечники, тарелки, скульптурные фигурки, пресс-папье, настольные часы, чернильные приборы, каминные щипцы – всего не перечислить.
Каслинские изделия получали золотые и серебряные медали на столичных выставках 1860 и 1861 годов соответственно, а также награды на популярных в прошлом Всемирных выставках в Париже, Вене, Филадельфии, Копенгагене и Стокгольме. Выставки в Москве, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге, Милане, Мальме. И везде – триумф. Неудивительно, что в редком российском доме не найдется какая-нибудь симпатичная каслинская безделушка.
Павел Бажов посвятил каслинскому литью зарисовку «Чугунная бабушка»:
«Против наших каслинских мастеров по фигурному литью никто выстоять не мог. Сколько заводов кругом, а ни один вровень не поставишь… Тоже ведь фигурка, сколь хорошо ее ни слепит художник, сама в чугун не заскочит. Умелыми да ловкими руками ее переводить доводится.
Формовщик хоть и по готовому ведет, а его рука много значит. Чуть оплошал – уродец родится.
Дальше чеканка пойдет. Тоже не всякому глазу да
